Марсель Гране - Китайская цивилизация
Став совершеннолетним, юноша обязан осуществлять бесчисленные обязанности благочестия, которые соединят его с отцом. Однако, если среди знати, несомненно, в силу военных обязанностей брак не должен был заключаться ранее тридцати лет, в то время как совершеннолетие даровалось в двадцать лет, лишь женившись, сын мог вести себя благочестивым образом. Для управления государством требовались вождь и супруга. Почести двора вассалов и двора вассалок поддерживали их престиж. Вместе с тем в семействе существует двойное судейство – хозяина и хозяйки домашнего очага, четы, наделенной господской властью и требующей совместного служения от подчиненных им семейных пар. Глава семьи должен быть женат, потому что на его плечах – Храм предков, где собраны таблицы супруг и супругов; вот почему, если до семидесяти лет он потеряет всех своих жен, его обязанность – снова пожениться или же, после семидесяти лет, уйти на покой, передав другому обязанности главы культа. Для выполнения обязанностей вождя следует быть женатым; это нужно и для того, чтобы проявлять сыновнюю почтительность: позволяя приблизиться к главам семейства, она в конце концов открывает возможность обрести их добродетель. Старший сын, будучи первым вассалом отца, и его жена, являющаяся первой вассалкой матери, руководят подобно министерской чете этим двором вассалов и вассалок, представляемых их сыновьями с их женами. Их обязанности те же, что и у верноподданных при дворе, – почитание, совет и служба. В семье, как и при дворе государя, утреннее и вечернее приветствия составляют обновляемый каждый день обряд почитания. Из обязанности почитания вытекают правила костюма и приличия: сыновья и невестки умываются и украшают себя, чтобы выразить почтение родителям. При пении петуха сыновья и их супруги моют руки, ополаскивают рот, причесывают волосы, накручивая их на клочок материи, причем мужчины тщательно расчесывают свои шевелюры, оставляя их на висках свободными, и тщательно укрепляют на головах свои шапочки со свисающими шнурками. Затем они поправляют одежду и прикрепляют к поясу мелкие предметы, которые понадобятся им в повседневной работе: куски материи, чтобы протирать предметы и руки, нож, точильный камень, пробойники и т. д. Женщины не забывают к этому прибавить пакетик с благовониями. Все старательно повязывают шнурки на своей обуви. Если они прекрасно выглядят, то уже само по себе это выражение почитания. Если они почтительно себя держат, то это будет расценено как дань уважения. В присутствии родителей обязательна серьезность, а поэтому следует избегать рыгать, чихать, кашлять, зевать, сморкаться и плевать. Любое отхаркивание заключало угрозу осквернения отеческой святости. Было бы выпадом, если бы был показан нижний край белья. Чтобы доказать отцу, что к нему относятся как к главе, в его присутствии нужно всегда стоять, смотреть прямо, прочно держась на своих ногах, никогда не осмеливаясь обо что-то опереться, не наклоняясь и не вставая только на одну ногу. Утром и вечером приходят выразить свое почтение подходящим верноподданному сдержанным и мягким голосом. Затем ожидают приказаний. От их исполнения нельзя отказаться, но можно высказать свое мнение. Подобно вассалу, сын обязан с полной искренностью высказать свой совет и без колебаний выражать свои упреки; но что бы ни случилось, он должен говорить мягким голосом, сохраняя любезное выражение лица и скромный вид. Если родители упорствуют в своем решении, дети должны удвоить свою мягкость, с тем чтобы вернуть их милость, ибо тогда они смогут возобновить свои предупреждения. Даже если их ударят так, что потечет кровь, им не следует выражать негодование или обиду, и они подчиняются, даже если, к примеру, затрагивается их собственная семья, без колебаний оказывая покровительство той из жен, которая нравится отцу, а не той, кого они сами находят приятной. Как в малых, так и в больших делах требуется покорность, и сама услужливость сына состоит прежде всего в мелочной заботливости: именно в мелких заботах проявляется его уважение. Сыновья просят разрешения заштопать родительскую одежду, едва замечают крошечную дыру. Они спрашивают разрешения вымыть в воде с разведенной золой головной убор, пояс, рубаху, нижнее белье, если видят там пятна. Каждые пять дней они приказывают разогреть воду, чтобы их родители могли принять ванну, и каждые три дня – чтобы те могли умыть лицо, а если в промежутке между этими двумя омовениями обнаруживается, что у родителей испачканы лица, они быстренько отправляются принести для этого дополнительного омовения воду, служившую для промывки риса. Они моют родителям ноги и быстро вытирают сопли или слюну хозяев дома, лишь бы никто ничего не заметил. Но если глава культа должен быть чист, будущий предок должен быть хорошо накормлен. Первая обязанность сыновней почтительности – следить за едой, от которой зависит внутреннее состояние родителей. Хороший сын, говорит Цзэнцзы, «смотрит за тем, чтобы в спальне родителей (старея, становишься зябким и не можешь спать один) было все нужное, и с искренней любовью обеспечивает их питанием и питьем». Он готовит им блюда, которые, будучи должным образом приправлены, подходят разным временам года и разным возрастам. Чем старше родители, тем изысканнее должны быть продукты, которыми их угощают: в семьдесят лет испытывают постоянную потребность в изысканных продуктах, а в восемьдесят – в лакомствах. Каждый сын обязан знать, как следует готовить восемь избранных продуктов, и в особенности насыщенный соус и ароматизированное вино, поддерживающие крепость стариков и дающие им жизненные соки. Впрочем, хорошей готовки недостаточно, надо еще в должном порядке подать блюда и проследить за этим. Никогда не бывает семейного застолья, но устраиваются обеды как при дворе, служащие поводом для иерархизированного общения. Старший сын и его жена (старшая среди невесток) утром и вечером присутствуют при приеме пищи родителями, но только для того, чтобы побудить их есть получше и побольше. В то же время объедки остаются им (как при дворе объедки получают вассалы), за исключением сладких и сочных лакомств, которые им дозволяется сохранить для собственных детей. Последние тоже нуждаются в изысканной пище; к тому же, как мы уже видели, существует особая близость между дедами и внуками. Наконец, более дальние вассалы, младшие сыновья и невестки подъедают за своими старшими. Так в повседневной жизни устанавливается сущностная иерархия, находящаяся в основе домашнего порядка.
Сыновние обязанности оказываются особенно тяжелы, когда отец проходит испытание смертью. К этому испытанию ему следует готовиться, начиная с семидесяти лет. Семьдесят лет – время ухода на покой, и (столь прочны узы гражданской организации и узы феодальной организации) знатное лицо, как только покидает государев двор, одновременно должно оставить свои обязанности по руководству семейной группой. Освобожденный от изнурительных трудов, от изматывающих повинностей по соблюдению траура и выполнению супружеских обязанностей, лучше питаясь и выпивая, отец с помощью сына сразу же начинает следовать режиму, который позволит ему стать почитаемым предком. Для его славы, как и для славы его близких, важно, чтобы умер он возможно позднее и, если он этого достоин, в сто лет. Тридцать лет стажа – это оптимальный срок подготовки к карьере предка. Однако же, стремясь участвовать любыми способами в отцовской жизни, радуясь, если только отец чувствует себя хорошо, приходя в уныние, когда ему плохо, питаясь, когда у отца есть аппетит, и постясь, если он нездоров, и вместе с ним принимая лекарства, сын не жалеет средств, чтобы в случае отцовской смерти у того было бы все, и прежде всего чтобы был у него прекрасный гроб; ибо, «хотя и лучше начать разлагаться сразу же после смерти, чем разбрасывать деньги» на роскошнейший гроб для себя, никакой ящик не покажется достаточно великолепным, когда речь идет об отце. Ведь внимательно смотреть, чтобы отца встретила прекрасная смерть, – это сыновний долг. Действительно, было бы губительно, если бы отец умер неожиданно и вне дома: смерть должна забрать его только в соответствии с обрядами и в оставленной хозяину дома комнате. Было бы неприлично, если бы циновка, на которой он проведет свои последние минуты, не соответствовала полностью степени его знатности. Было бы истинным несчастьем, если бы все произошло неожиданно и недостало времени снять умирающего с его постели и уложить непосредственно на землю, где он и должен испустить дух, подобно тому как новорожденный впервые кричит, будучи положенным на землю. Нужно, чтобы была готова вата; она послужит, чтобы уловить последнее дыхание. Но прежде всего необходимо, чтобы собрались все сородичи и были готовы для плача, который приветствует покидающую тело душу. Глава семейного хора, старший сын, берет на себя ответственность за обряды, которые, убедившись, что смерть действительно наступила, ее делают окончательной. Нужно призвать душу-дыхание («хунь»), что делают, размахивая одеждой покойного на вершине крыши и выкликая его личное имя. Если эту душу не удается пленить личными одеждами покойного, если, когда эти одежды брошены на его тело, жизнь в нем не обнаруживается, сын наполняет рот покойного рисом вместе с каури или с нефритом, причем рот удерживается открытым с помощью рогового совочка. Делом отвечающего за траур главы было добиться, чтобы умирающий закрыл глаза: иной раз тот соглашается пойти на это только после того, как добивается согласия выполнить его последнюю волю. Наконец вымытый труп укладывают на погребальное ложе и заваливают одеждами, но, похоже, лишь после того, как кусочками нефрита закрывают все отверстия тела. Отныне ничья душа не сможет проникнуть в это тщательно закрытое тело, чтобы превратить его в вампира, а, с другой стороны, нефрит благодаря присущим ему добродетелям, вместе с наваленной одеждой, предотвратит слишком быстрое разложение. Ибо очень важно, чтобы разложение происходило не слишком быстро и не слишком медленно: надлежит добиваться, чтобы оно протекало в соответствии с нормами протокола. Лишь слегка засыпанное тело должно многие месяцы сохраняться в доме. Если речь идет о заурядной знатной особе, то три месяца, и более долго, если покойный вместе с более высоким рангом в иерархии обладал и более хорошо вскормленной субстанцией. Задерживать похороны слишком надолго или задерживать разными способами разложение тела значило грешить заносчивостью, но было бы худшим преступлением, если бы прибывшие, чтобы отдать покойному последнюю дань соболезнования гости, увидели выползающих из плохо ухоженного тела червей или пройти через дверь, похитив с домашнего пола часть принадлежавшей покойному субстанции. До тех пор, пока кости покойного остаются оскверненными и их невозможно отправить на кладбище, чтобы присоединить к костям предков, родственники, помогавшие умершему перешагнуть страшный порог, сами очищаются от охватившей их скверны. Они избавляются от нее с помощью восклицаний и топания, но не подобно дикарям – посредством беспорядочных воплей и телодвижений – и не под воздействием скорби – как «дети, оплакивающие потерянный предмет». Они восклицают и топочут ногами не в беспорядке, а по приказу, когда наступает обрядовое время помянуть усопшего, и по указке главы хора. Все «приводят свои члены в движение», все голосят, чтобы «утишить скорбь и ослабить боль». Они прыгают и восклицают определенное количество раз и в ритме, обозначающем степень их близости к усопшему. Мужчины одни открывают правую руку и прыгают высоко, женщины не раскрываются и притаптывают на цыпочках, не отрывая от земли кончики пальцев ног, бия себя в грудь. Сын издает крики, подражая голосу новорожденного, и так, что голос его ни на мгновение не затихает, в то время как более отдаленным сородичам дозволяется издавать только жалобные стоны, которые после трех модуляций затихают и замирают. Эти прыжки и вопли не только позволяют выразить степень горя и выявить иерархию родства, но, давая выход семейной скорби, еще и полезны покойному и должны быть тем многочисленнее, чем благороднее его субстанция. Количество прыжков совпадает с числом месяцев временного погребения усопшего в доме. Дело в том, что дергающиеся и вопящие сородичи способны произвести шум, напоминающий грохот подземного грома: производя этот прерывистый нарастающий гул, они отпугивают, заставляя их бежать, зловредных чудовищ, намеревающихся под землей пожрать погребенный труп. Так родные помогают покойному достойно выйти из испытания, налагаемого на него ради очищения. К тому же им все еще предстоит самыми разными способами участвовать в судьбе умершего. Благодаря такому участию, позволяющему умершему отцу войти в круг предков и быть окруженным почитанием, сам сын завоевывает положение главы культа и главы семьи. Пока же мертвец не может присоединиться к предкам, пока продолжается активный период траура (называемый временем беспрерывных слез), покойный продолжает быть главой дома, где и остается его труп. Во время этого междуцарствия сородичи собираются вместе, но всегда вне дома; каждый сын остается в отдельной хижине, сооружаемой в уединенном и закрытом месте. Для главного сына строится нечто вроде навеса, примыкающего к окружающему отцовский дом забору. Поскольку в первые дни траура умерший помещен в гроб, но еще не закопан, сооруженный из ветвей шалаш не должен оштукатуриваться: щели будут замазываться глиной только после окончательного погребения, когда прах будет закопан глубоко в землю. В этом шалаше сын обязан спать сначала на соломе (похоже, что в глубокой древности умерших заворачивали перед погребением в солому), положив голову на горсть земли и тем «доставляя себе страдание за находящегося в земле отца». Подобно тому как смерть исключает покойника из сообщества живущих, траур исключает из него благочестивого сына. Он живет в уединении, и его право говорить тем меньше, чем значительнее получаемое им наследие (свое право на царский трон доказывают, не открывая рта все три года траура по отцу). Ест сын словно с сожалением, первые дни питаясь лишь горстью риса. Да еще требуется вмешательство чужих семей, чтобы заставить его принять пищу, подносимую к тому же в дар. Благочестивый сын должен поститься и худеть, сохраняя лишь достаточно сил на совершение церемоний. А если ему предстоит получить в наследство многочисленных вассалов (которые теперь могут ему помочь), от него требуют ослабить себя до такой степени, чтобы, подобно трупу, быть не в состоянии пошевельнуться без дружеской помощи. Следует стать достойным положения главы культа, чтобы возглавить семейную группу. Для этого в качестве главы траура – вытерпеть все тяжелейшие повинности, избавляющие от погребального осквернения, позволяющие покойному выйти из своего критического состояния и освобождающие сородичей от изоляции. Поэтому сын, который не возглавлял траурные церемонии, не может претендовать на наследование после отца.
