Джулия Кэмерон - Долгие прогулки. Практический подход к творчеству
Служение
В прошлом творчеством занимались во славу Бога. Если смотреть на карьеру в искусстве в таком свете, она представляется служением, а не самовлюбленностью. Об этом всем следует помнить.
Посвящение нашей работы более высоким целям, чем удовлетворение собственных амбиций, освобождает ее от налета манерности. Она начинает отражать не то, насколько мы хороши, а то, насколько хорошими мы можем быть, если беззаветно служим чему-то большему, чем собственное «эго». Иногда можно посвятить книгу человеку, до уровня которого мы хотели бы дотянуться. Рильке, например, писал письма одному молодому поэту, черпая вдохновение из собственного внутреннего источника мудрости и щедрости.
Мы, художники, лишь носители даров, духовного наследия, которое достается нам бесплатно и которое остается лишь использовать. Если это дар писать музыку, нам остается лишь наделить ее голосом. Если это дар видеть мир глазами фотографа, мы должны лишь навести объектив на нужный объект. Мы дали обязательства использовать наши дары, проявляя ответственность.
Но если вам совершенно нечего создавать, возможно, вы создаете себя.
Карл ЮнгНекоторые лучшие пьесы, включая написанные Шекспиром, были созданы, чтобы дать возможность друзьям драматурга полностью раскрыть свои таланты. Всякий раз, выбирая служение, мы распахиваем двери высшему вдохновению. Мы можем посвящать работу кому-то достойному; такое сознательное смирение позволяет избавиться от постоянной скованности, если вся работа концентрируется лишь на нас и собственной блестящей карьере. Результаты действительно могут быть блестящими, причем без искусственного напряжения сил. Прося о возможности служения, о вдохновении, позволяющем служить посредством работы, мы тем самым повышаем ее качество, поскольку оказываемся более прилежными учениками.
Работа, выполняемая лишь ради славы или признания, неизбежно несет отпечаток концентрации на личности автора, ограничивающий его возможности. Если же мы умеем работать без оглядки на себя, самовыражение будет более свободным и более полным. Наше эго отступает в сторону и перестает ограничивать творческие потоки и сбивать наш фокус. Мы меньше думаем о себе и больше о работе.
Помню, как я сидела в музыкальном парке под деревьями, шелестящими листвой, и слушала игру блестящего пианиста – завораживающую, мощную и драматичную, как приближающаяся гроза. Рядом двое пожилых мужчин, словно малые дети, ловили каскады звуков: их лица светились рождественским восторгом. Казалось, волшебство было растворено в воздухе. Позже я узнала, что весь тот вечер восхитивший нас музыкант-волшебник отчаянно боролся с внутренним критиком, все время корившим его то за неудачный аккорд, то за неправильный оттенок. И тем не менее он играл с религиозным рвением монаха: такие вечера действительно становятся для художников Гефсиманским садом, и пережить их можно, лишь опираясь на веру.
«Приходилось напоминать себе, что есть нечто большее, чем я и мои навыки; нечто более важное, чем мое восприятие себя», – позже делился со мной пианист. Это «нечто» – само творчество, творческая энергия, которая течет через нас, исцеляя и преображая всех попадающих в этот поток.
«Это как наблюдать за игрой Мэджика Джонсона», – прошептал один из моих соседей. Точное замечание. Тут тоже есть и волшебство, и высочайшая квалификация. Мэджик уже немолод, но по-прежнему даст фору многим. Его броски так же легки и точны. То же самое верно и для художников. Наши «лучшие» с точки зрения остальных вечера могут показаться худшими в жизни. Нельзя позволить своему восприятию опрокинуть лодку профессионализма. Писатели, за плечами которых долгая литературная карьера, с грустью видят, что лучшие рецензии собирают книги, которые им самим нравятся меньше всего, а любимые вещи получают прохладный прием. В каком-то смысле восприятие наших работ и нами, и другими – не наше дело. Наше дело их создавать. Мы трудимся, чтобы эти работы появились на свет.
В наших талантах нет никакой нашей заслуги. Важно лишь то, как мы их используем.
Мадлен ЛенгльХудожники с грустью говорят об ужасных вечерах, хотя тем не менее им оказали восторженный прием; и о сдержанном отношении публики в другие дни, когда они сами чувствовали контакт с высшими силами. В каком-то смысле певец – лишь канал для песни, а песня – канал для самой музыки. И неважно, насколько талантливыми и признанными мы можем быть, в центре всегда эта анонимность: мы служим чему-то, что гораздо больше нас.
В нашей культуре сложилось очень странное отношение к творчеству. Мы превратили его в культ индивидуальности, вместо того чтобы признать его тем, чем оно всегда было: стремлением людей к общению и общности. Через творчество мы общаемся – как с теми силами, которые нас вдохновляют во время работы, так и с людьми, которые по ее результатам знакомятся с нами и помогавшими нам силами. Чтобы это общение было возможным, нужно подходить к нему с открытой душой, что совершенно невозможно, если думаешь только о себе.
В Манхэттене огромное количество музыкантов и музыкальных школ. В узких каньонах этого крошечного и переполненного людьми острова собрались лучшие. Один из самых блестящих преподавателей музыки использует в обучении массу инновационных методов в духе служения, о котором мы говорим.
«Учебники игры на фортепиано для начинающих просто ужасны, – говорит он. – Лучшие студенты их ненавидят. Им не близка музыка, включенная в эти учебники, и поэтому они начинают скучать». Скука, конечно же, главный враг обучения; по этой причине наш преподаватель разработал серию уроков для начинающих на основе сказок и музыки собственного сочинения. Кто откажется выучить вальс, звучавший, когда принц разбудил поцелуем Спящую красавицу? Кто откажется сыграть песню, которую играл могучий орган, влюбившийся в талантливую молодую ученицу? Так шаг за шагом, урок за уроком, стремясь лишь служить своим одаренным и недоверчивым ученикам, талантливый учитель выстроил живой, инновационный и любимый ими учебный курс.
Любовь – это дух, побуждающий художника отправиться в путь… это мощный мотиватор в его жизни.
Эрик Мэйзел«Слушай, можно, я кое-что тебе нарисую?» – спрашивает он и проводит несколько линий, превращая лист в рукописную страницу нотной тетради. «Разве не интересно их выучить?» И крупные черные ноты, кривоватые и интригующие, отправляются маршировать по бумаге.
Отбросив эго и снобизм, презрев стереотипы о том, как «следует» учить музыке, этот великий преподаватель учит ей, опираясь на идеи любви и служения. Неудивительно, что его ученики начинают любить музыку и она служит им верой и правдой.
Нам, художникам, предопределено быть каналом для вдохновения. С нами и посредством нас говорят высшие силы, мощные идеи, чистые намерения – если мы им позволяем. Когда в нашем отношении к творчеству центральное место занимают эго и связанные с ним страхи, мы водружаем на своем пути огромный валун, не позволяя карьере развиваться естественным образом, поскольку теперь ей приходится делиться на два потока и с немыслимо мощной силой и скоростью огибать препятствие в центре потока. И на обычных, и на творческих реках такие скорости опасны. Больше всего мы получаем, когда сами служим другим.
Обдумывая очередное произведение, лучше задаваться вопросами «Для кого эта работа?» и «Кому она послужит?», нежели «Как она послужит мне?». И если ответить на них удастся, если произведение выполнит задачу служения – пускай всего лишь обеспечив ролью кого-то из друзей, – работа над ним легко двинется вперед. Оно больше не для нас. Мы перестали быть озабоченным собой творцом и встали в один ряд с другими: рабочий среди рабочих, друг среди друзей. После этого страх уже не окажет такого воздействия на работу. Если же мы его почувствуем, просто снова спросим себя: «Как моя работа может служить людям еще больше?»
Вера в свои мысли – в то, что если что-то истинно для твоей души, то это же истинно и для всех людей, – и есть гениальность.
Ральф ЭмерсонРежиссер Стивен Спилберг как-то сказал в одном из интервью, что надеется у небесных врат услышать от Бога: «Стивен, спасибо за то, что слушал». Эта готовность слушать, чтобы уловить вдохновение; готовность согласовать свою творческую волю с ощущением руководства свыше не противоречит развитию карьеры, а становится лучшим и более устойчивым для него основанием. Ведь если карьера опирается на единственную цель – продвижение себя, этого очень мало. При всем кажущемся мастерстве те художники, которые не приходят к более высоким целям и идеям, рано или поздно мельчают и начинают повторяться.
