Збигнев Казимеж Бжезинский - Стратегический взгляд: Америка и глобальный кризис
В данной диаграмме представлены, начиная с древнеримской, основные империи, определяемые как институционализированные системы власти над многоязыковым и многонациональным сообществом, осуществляемой исполнителями, способными понимать и выполнять письменные распоряжения из центра. Диаграмма не включает недолговечное владычество над завоеванными территориями, удерживаемое лишь при жизни завоевателя. Отсчет жизни империи ведется от первого установления власти над чужеземным населением, гибелью считается утрата большей части иноземных доминионов. Диаграмма подготовлена Томом Уильямсом и Бреттом Эдкинсом.
Частота этих переделов власти свидетельствует об ускоряющемся характере перераспределения глобального баланса сил. До XX века ведущая держава могла удерживать мировое господство около столетия. Однако по мере распространения сознательной политической активности как социального явления господство теряло устойчивость и мировое лидерство становилось сложнее удерживать. Несмотря на сохраняющуюся на протяжении всего XX века гегемонию Запада, не следует забывать о внутренних конфликтах, расшатавших устои его господства.
Даже сегодня сомнения в прочности нынешнего международного лидерства Америки; утрата Европой ведущего положения на мировой арене и политическая слабость Евросоюза; тоска России по первым ролям, которые она сейчас не способна играть; прогнозируемый скорый подъем Китая на вершину мирового Олимпа; Индия, при всех ее внутренних и внешних слабостях рвущаяся оказаться в числе мировых лидеров; упорное нежелание Японии превратить свой экономический вес в политический – все это в совокупности отражает больший охват и вместе с тем большую рассредоточенность мировой власти.
3. Влияние глобального политического пробуждения
Происходящему рассредоточению мировых сил способствует такой неуловимый феномен, как политическое пробуждение народов, до недавнего времени отличавшихся политической пассивностью или подавленностью. Это пробуждение, начавшееся сперва в Центральной и Восточной Европе, затем в арабских странах, вызвано ростом взаимодействия и взаимозависимости в мире, связанном средствами мгновенной визуальной коммуникации, а также демографическим преобладанием молодежи в менее развитых обществах, состоящих из легкомобилизуемых и политически активных студентов вузов и социально ущемленных безработных. Представители обеих групп отличаются нетерпимостью по отношению к более богатым слоям и привилегированному положению коррумпированных властей. Эта враждебность к властям и привилегированности подогревает народную активность, обладающую невиданным потенциалом перерастания в масштабные беспорядки. С исторической точки зрения это явление беспрецедентно по своему универсальному охвату и динамическому влиянию. До недавнего времени народы существовали не только в изоляции друг от друга, но и в политическом вакууме. Основная масса населения большинства стран не отличалась ни политической сознательностью, ни политической активностью. Повседневные заботы сводились к тому, чтобы выжить в условиях физических и материальных лишений. Некоторым утешением служила религия, а традиции обеспечивали определенную степень культурной стабильности и периодическую общую передышку от тягот жизни. Правители были недосягаемы, зачастую провозглашались проводниками Господней воли, законность их власти закреплялась наследственной преемственностью. Борьба за власть велась среди узкого круга участников, а общественные конфликты с соседями носили в основном территориальный или имущественный характер и подогревались этнической либо религиозной враждой. Политические переговоры, убеждения и амбиции были уделом привилегированного социального класса, то есть ближайшего окружения самого правителя.
По мере усложнения структуры общества на его вершине появился определенный класс людей, вовлеченных в политический дискурс и в борьбу за политическую власть. И при римском дворе, и при дворе китайского императора находились активные «серые кардиналы», больше, правда, интересующиеся дворцовыми интригами, чем широкими политическими вопросами. Однако общество развивалось, повышался уровень грамотности, и в политический диалог включалось все больше участников: земельная аристократия в сельской местности, богатые торговцы и ремесленники в растущих городах, а также узкая прослойка интеллектуалов. Народные массы тем не менее по-прежнему оставались далеки от политики, если не считать бурных, но анархичных вспышек протеста – крестьянских восстаний например.
Первым охватившим все слои общества, но географически ограниченным проявлением политического пробуждения стала Французская революция. В ней сочетались атавистический бунт низов и невиданное доселе руководство массами сверху. Она произошла в обществе, где традиционная монархия поддерживалась политически грамотной, однако внутренне расколотой аристократией и материально привилегированной церковью. Против этой структуры власти выступила также политически грамотная, но недовольная буржуазия, поднимающая народ на борьбу в ключевых муниципальных центрах, и даже крестьянство, все более убеждающееся в своей ущемленности относительно других слоев. Беспрецедентная по тем временам пропаганда посредством политических памфлетов, распространению которых способствовал печатный станок, быстро трансформировала общественное недовольство в революционные политические цели, выразившиеся в чеканном лозунге: «Свобода, равенство, братство!»
Суровая политическая встряска послужила неожиданному сплочению общественного и национального самосознания. Именно ему в той же степени, что и своему полководческому гению, обязан своими военными триумфами Наполеон. Эта волна стремительно покатилась дальше по всей Европе, сперва способствуя победам Наполеона, а затем (пробудив патриотические чувства у пруссов, австрийцев и русских) – его поражению. К 1848 году («Весне народов») большая часть Европы – прежде всего Германия, но также Италия, Польша, а затем и Венгрия – вступила в эпоху горячего патриотизма и робкого политического пробуждения. К тому времени наиболее политически грамотные европейцы уже начали проникаться демократическими идеалами не столь революционного, но политически более вдохновляющего гуманизма далекой и открытой Американской республики.
Однако менее века спустя по Европе прокатились войны, вызванные конфликтом ее собственных популистских амбиций. Две мировые войны в сочетании с неприкрытым антиимпериализмом большевистской революции способствовали глобализации массового политического пробуждения. Призывники из колоний британской и французской империй возвращались домой с новым политическим, расовым и религиозным самосознанием, но одновременно ощущением своей экономической ущемленности. Открывающийся доступ к западному высшему образованию, а значит, и к западным идеям заставлял высшие слои коренного населения европейских колоний задумываться о национализме и социализме.
Неру в Индии, Джинна в Пакистане, Сукарно в Индонезии, Нкрума в Гане и Сенгор в Сенегале прошли путь от личного политического пробуждения до харизматичного руководства пробуждающимися народными массами, а затем и до командования национальным освобождением соответствующих стран. Внезапный прорыв Японии на политическую сцену рубежа XIX–XX веков спровоцировал параллельное политическое пробуждение и в Китае, впоследствии, впрочем, увядшее под уничижительным давлением европейских держав. Сунь Ятсен начал борьбу за возрождение Китая в начале XX века, получив возможность своими глазами наблюдать добровольную модернизацию Японии по западному образцу; другой молодой китаец, Дэн Сяопин, в это же время изучал основы марксизма в далеком Париже.
Один из самых памятных моментов моей государственной карьеры относится к 1978 году, когда я прибыл в Пекин с секретной миссией по нормализации китайско-американских отношений и по формированию взаимовыгодной коалиции против расширяющего тогда свое влияние Советского Союза. После напряженных переговоров с Дэн Сяопином в узком кругу я неожиданно получил от него приглашение на обед. Мы сидели в беседке с видом на небольшое озеро на территории Запретного города, и, когда я поинтересовался у Дэн Сяопина историей развития его политических взглядов, он начал вспоминать молодость. Совсем юным студентом он пропутешествовал из Центрального Китая (сперва на речном судне до побережья, а оттуда пароходом) на другой край света – в Париж 20-х. Эта поездка стала в буквальном смысле экскурсом в прекрасное далёко. Он рассказывал, как у него открылись глаза на социальную отсталость Китая по сравнению с Францией и как осознание униженности своего народа заставило его искать руководство к действию в учении Маркса о социальной революции как кратчайшем пути к национальному возрождению. Именно тогда в нем соединились обида за народ, политическое пробуждение и идеологическое становление, приведя к последующему участию в двух революциях – сперва под предводительством Мао, чтобы порвать с прошлым, а затем возглавленной уже им самим и направленной на строительство нового будущего страны.
