Гуго Фридрих - Структура современной лирики. От Бодлера до середины двадцатого столетия

Таинственно пропадая

В неприступной вершине,

Он слушается линии

Соразмерной взгляду.

Ясны и приветливы

Стены таинственного,

Невидимые

В границах воздуха.

Его свет – божество:

Тайна без тени.

Тень разбрасывает

Презренные маски.

Совершенная тайна,

Совершенство круга.

Окружность круга —

Это секрет небес.

Таинственно

Сверкает это, сокрыто это,

Что именно? Бог? Поэма?

Таинственно…

A una proda ove sera era perenne

Di anziane selve assorte, scese,

E s’inoltrò

E lo richiamò rumore di penne

Ch’erasi sciolto dallo stridulo

Batticuore dell’acqua torrida,

E una larva (languiva

E rifioriva) vide;

Ritornato a salire vide

Ch’era una ninfa e dormiva

Ritta abbracciata a un olmo.

In sé da simulacro a fiamma vera

Errando, giunse a un prato ove

L’ombra negli occhi s’addensava

Delle vergini come

Sera appiè degli ulivi;

Distillavano i rami

Una pioggia pigra di dardi,

Qua pecore s’erano appisolate

Sotto il liscio tepore,

Altre brucavano

La coltre luminosa;

Le mani del pastore erano un vetro

Levigato di fioca febbre.

К берегу, где вечер вечен,

Спустился он из древних чувственных лесов

И устремился дальше, и привлек его

Шум крыльев,

Освобожденный из биения сердца

Бешеной воды;

Призрак (пропал и снова расцвел)

Увидел он;

И уже в повороте увидел:

Это была нимфа, она спала

Вытянутая, обнимая вяз.

И колеблясь в душе своей от обмана

К пламени истинному, пришел на луг,

Где тени собирались

В глазах девушек, словно

Вечер к подножию олив;

Дистилляция. Ветви сочились

Медленным дождем стрел,

Здесь дремали овцы

Под нежной кротостью,

Другие грызли

Светлое покрытие;

Руки пастуха были стеклом,

Разглаженным вялой лихорадкой.

Rivedo la tua bocca lenta

(Il mare le va incontro delle notti)

E la cavalla delle reni

In agonia caderti

Nelle mie braccia che cantavano,

E riportarti un sonno

Al colorito e a nuove morti.

E la crudele solitudine

Che in sé ciascuno scopre, se ama,

Ora tomba infinita,

Da te mi divide per sempre.

Cara, lontana come in uno specchio…

Вижу снова медленные губы твои

(Ночью к ним подступает море)

И вижу: кобыла твоих бедер

Никнет бессильно

В моих когда-то поющих руках,

И вижу, сон дарит тебе

Новый расцвет и новую смерть.

И злое одиночество,

Что каждый, кто любит, находит в себе,

Словно бесконечная могила

Вечно разделяет меня от тебя.

Любимая, далекая словно в зеркале…

Jemand schüttet Licht

Aus dem Fenster.

Die Rosen der Luft

Blühen auf,

Und in der Straße

Heben die Kinder beim Spiel.

Die Augen.

Tauben naschen

Von seiner Süße.

Die Mädchen werden schön

Und die Männer sanft

Von diesem Licht.

Aber ehe es ihnen die anderen sagen,

Ist das Fenster von jemandem

Wieder geschlossen worden.

Некто вытряхнул свет

Из окна.

Розы воздуха

Расцвели.

И на улице

Встряхнулись дети. Игра.

Глаза.

Голуби пили

От его сладости.

Девушки стали красивей

И мужчины спокойней

От этого света.

Но прежде чем им сказали,

Окно было закрыто

Кем-то.

Genazzano am Abend

Winterlich

Gläsernes Klappern

Der Eselhufe

Steilauf die Bergstadt.

Hier stand ich am Brunnen

Hier wusch ich mein Brauthemd

Hier wusch ich mein Totenhemd

Mein Gesicht lag weiß

Unterm schwarzen Wasser

Im wehenden Laub der Platanen.

Meine Hände waren zwei Klumpen Eis

Fünf Zapfen an jeder

Die klirrten.

Генаццано к вечеру

Зима

Стеклянное клацанье

Ослиных копыт

Подъем в горное селенье.

Здесь стояла у ручья

Стирала брачную рубашку

Здесь стирала свой саван

Мое лицо белело

Под черной водой

В дрожащей листве платанов.

Мои руки были два куска льда

Пять сосулек на каждой

Звенели.

Am Rande des Märchens strickt die Nacht sich Rosen.

Der Knäuel der Störche Früchte Pharaonen Harfen löst sich.

Der Tod trägt seinen klappernden Strauß unter die

Wurzel des Leeren.

Die Störche klappern auf den Schornsteinen.

Die Nächt ist ein ausgestopftes Märchen.

Die Rosen schreiten auf Straßen aus Porzellan und

stricken sich aus dem Knäuel ihrer Jahre

einen Stern um den anderen.

Zwischen Sternen schläft eine Frucht.

Die leeren Länder ausgestopften Jahre lachenden

Koffer tanzen.

Die Störche fressen Pharaonen.

Aus den Schornsteinen wachsen Rosen.

Der Tod frißt ein Jahr um das andere.

Die Pharaonen fressen Störche.

Zwischen Früchten schläft ein Stern. Manchmal lacht er

leise im Schlaf wie eine porzellanene Harfe.

Die klappernden Märchen strickenden Straßen packenden

Störche tanzen.

Die wachsenden Schornsteine fressenden Harfen

porzellanenen Sträuße tanzen.

Die Wurzeln der Pharaonen sind aus Rosen.

Die Srörche packen ihre Schornsteine in ihre Koffer und

ziehen in das Land der Pharaonen.

На краю сказки ночь занимается вязанием роз.

Распускается узел: аисты, плоды, фараоны, арфы.

Смерть несет свой громыхающий букет над

корнями пустоты.

Аисты громыхают на дымовых трубах.

Ночь – препарированная сказка.

Розы шагают по фарфоровым улицам

и распускают из узла своих лет

одну звезду за другой.

Среди звезд спит плод.

Танцуют пустынные страны, препарированные

годы, смеющиеся чемоданы.

Аисты пожирают фараонов.

Из дымовых труб растут розы.

Смерть пожирает год, потом другой.

Фараоны пожирают аистов.

Среди плодов спит звезда. Иногда она тихо смеется

в темноте как фарфоровая арфа.

Танцуют громыхающие сказки, вязальные улицы,

запакованные аисты.

Танцуют растущие дымовые трубы, пожирающие

арфы, фарфоровые букеты.

Корни фараона – розы.

Аисты запаковывают свои дымовые трубы в свои

чемоданы и тянутся в страну фараонов.

Schlaf und Tod, die düstern Adler

umrauschen nachtlang dieses Haupt:

des Menschen goldnes Bildnis

verschlänge die eisige Woge

der Ewigkeit.

An schaurigen Riffen

zerschellt der purpurne Leib.

Und es klagt die dunkle Stimme

über dem Meer.

Schwester stürmischer Schwermut

Sieh, ein ängstlicher Kahn versinkt

unter Sternen,

dem schweigenden Antlitz der Nacht.

Сон и смерть, зловещие орлы

всю ночь над этой головой:

золотой абрис человека

пожирают ледяные волны Вечности.

О хищные утесы

разбивается пурпурное тело.

И рыдает темный голос

над морем.

Сестра грозового страданья

Видит: погружается испуганный челн

в звезды

молчаливого лика ночи.

Du in die letzten Reiche,

du in das letzte Licht,

ist es kein Licht ins bleiche

starrende Angesicht,

da sind die Tränen deine,

da bist du dir entblößt,

da ist der Gott, der eine,

der alle Qualen löst.

Aus unnennbaren Zeiten

eine hat dich zerstört,

Rufe, Lieder begleiten

dich, am Wasser gehört,

Trümmer tropischer Bäume,

Wälder vom Grunde des Meer,

grauendurchrauschte Räume

treiben sie her.

Uralt war dein Verlangen,

uralt Sonne und Nacht,

alles: Träume und Bangen

in die Irre gedacht,

immer endender, reiner

du in Fernen gestuft,

immer schweigender, keiner

wartet und keiner ruft.

Ты и светлые дали,

ты и последний райх,

и света нет ни капли

в судорожных чертах.

Там слезы в пустыне,

там разлука с тобой,

там есть Бог, единый,

утоляющий боль.

Немыслимые эоны,

гибель везде и нигде,

зовы, песни и стоны

тебе на темной воде.

Тропики в клочьях пены,

деревья на дне морском,

исступленной бездны

изначальный закон.

Древни твои притязанья,

как солнце, ночь и мир.

Все: мечты и познанья

породил кошмарный делир.

Основанный в светлой дали,

ты сам выбираешь путь.

Всегда молчаливый, едва ли

ждущий чего-нибудь.

Verlorenes Ich, zersprengt von Stratosphären,

Opfer des Ion —: Gamma-Strahlen-Lamm —

Teilchen und Feld —: Unendlichkeitsschimären

auf deinem grauen Stein von Notre-Dame.

Die Tage gehn dir ohne Nacht und Morgen,

 die Jahre halten ohne Schnee und Frucht

bedrohend das Unendliche verborgen —

die Welt als Flucht.

Wo endest du, wo lagerst du, wo breiten

sich deine Sphären an – Verlust, Gewinn —:

ein Spiel von Bestien: Ewigkeiten,

an ihren Gittern fliehst du hin.

Der Bestienblick: die Sterne als Kaldaunen,

der Dschungeltod als Seins– und Schöpfungsgrund,

Mensch,Völkerschlachten, Katalaunen

hinab den Bestienschlund.

Потерянное «я» – добыча стратосферы,

ягненок, жертва излучений гамма,

Частицы… поле… бесконечности химеры

на серых парапетах Нотр-Дама.

Проходят дни без ночи и рассвета,

проходит год – ни снега, ни цветов,

и бесконечность наблюдает с парапета,

и ты бежать готов.

Куда. Где обозначены границы

твоих амбиций, выгод и потерь.

Забава бестий бесконечно длится,

чернеет вечности решетчатая дверь.

Взгляд бестий: звезды, как распоротое чрево,

смерть в джунглях – истина и творческая

страсть,

народы, битвы, мировое древо —

все рушится в распахнутую пасть.

Die Welt zerdacht. Und Raum und Zeiten

und was die Menschheit wob und wog,

Funktion nur von Unendlichkeiten —

die Mythe log.

Woher, wohin – nicht Nacht, nicht Morgen,

kein Evoë, kein Requiem,

du möchtest dir ein Stichwort borgen —