Вильфредо Парето - Трансформация демократии (сборник)
Экономика и социология в речи дона Стурдзо[114]
Эта речь состоит из двух частей[115]. В первой описывается и оценивается социально-экономическое явление, во второй предложены лекарства от сегодняшних болезней. Я обращусь лишь к первой части, потому что, на мой взгляд, она более удачна, и легче поддается анализу, чем вторая, которая уже по своему характеру должна быть обобщением.
Кто хотя бы немного знаком с социально-экономическими науками, не может без улыбки читать рассуждения наших авторитетных государственных мужей, даже тех, кто имеет титул профессора этих наук, настолько их рассуждения далеки от опыта и здравого смысла, настолько часто они бывают близки к вздорной болтовне. Я умолчу, например, о пресловутом торговом балансе, о чудотворных государственных ценах, о мечтах о капитале, о сбережениях и т. д., но в последнее время по поводу курса было сказано столько глупостей, что трудно вообразить нечто подобное. Эти рассуждения могут иметь оправдание в том, что они служат средством для направления масс к желаемым целям, но от них нельзя ожидать какой-либо научной ценности.
В таком расположении духа (каюсь, но признание облегчает вину) я приступил к чтению речи дона Стурдзо[116], но с первых строк был поражен научной основательностью и верностью ее положений и в дальнейшем убедился, что она содержит много превосходных и правильных соображений, очень мало неприемлемых или неосуществимых.
Рассмотрим их. Я буду использовать термины самого дона Стурдзо, потому что и сам не нашел бы лучшие.
«Было бы неправдой утверждать, что в трудах большой послевоенной комиссии в составе 700 человек, учрежденной депутатом Орландо, мы нашли четкий призыв, обращенный ко всем политическим и экономическим силам Италии. Этот пристрастный, неполный, односторонний анализ проблемы в том виде, в каком она пребывала один-два года назад, погрузился в пучину забвения в тот же день, когда он увидел свет, и устарел уже в момент его составления. Мы можем лишь констатировать гипертрофированное завершение демократически-риторического периода комиссий: ради общественного блага следует пожелать, чтобы они не вернулись на политическую сцену».
Все это верно, только пожелание не исполнится. В эти дни, если я не ошибаюсь, была созвана комиссия по изучению проблемы финансовых курсов. Когда эта проблема будет решена, комиссия сможет приложить свои силы к другой, а именно к поиску способа умножения хлебов и рыб.
Допускаемая вольно или невольно ошибка подобных мер заключается в непонимании того, что основные и важнейшие черты социально-экономического порядка определяются фундаментальными общественными условиями, которые не могут быть изменены с помощью примитивных уловок. Дон Стурдзо совершенно правильно утверждает: «Недостает общей задачи, очевидной всеразрешающей цели, которая объединила бы массы и призвала их к согласованному и плодотворному действию». Почему это так, я объяснил в главе об идеальных целях «Социологии» и не буду теперь к этому возвращаться.
«Война между тем оставила около девяноста миллиардов долга, и к тому же ожидался огромный и недопустимый ежегодный дефицит в размере от десяти до двадцати миллиардов в год». Кроме того, близилась коренная смена настроений, которые было непростительно и преступно не замечать; но об этом дон Стурдзо говорит далее. «Тогда же прекратились внешние поступления в виде военных заимствований и увеличились до абсурдных значений скачки обменных курсов, в том числе по вине государственных учреждений, которые могли быть упразднены». Какое там упразднены! Правительство мечтает о новых и более действенных методах контроля над курсами, хотя на Брюссельском конгрессе, где с прекрасным докладом выступил проф. Панталеони, была отмечена бесполезность подобных мер. Но они нравятся невеждам, которые носят звания профессоров политической экономии, финансовых наук и тому подобных дисциплин, и служат для одурачивания простаков и умножения доходов демагогической плутократии. Мало кто в Италии способен высказать столь же ясное и здравое суждение об этом предмете, как дон Стурдзо.
«Знаменитый рефрен Франческо Саверио Нитти «потреблять меньше и производить больше» не произвел такого эффекта, как призыв к сопротивлению, брошенный С. Е. Орландо после Капоретто[117], ибо не было ощущения надвигающейся катастрофы и за ним не последовало практического действия, которое могло бы служить примером / Этот рефрен остался риторическим восклицанием».
Дело также в том, что слова говорили одно, а факты другое. Для производства необходимы труд и капитал. Восьмичасовой рабочий день, леность, недисциплинированность, мания забастовок сократили трудовой вклад; расточительность правительства за счет ограбления налогоплательщиков, лишившихся своего имущества, препятствия на пути свободного обращения капиталов, уровень налогов, подавляющий экономическую активность и множество других напастей изымали капитал из производства. При этом имеют наглость утверждать, что производство должно возрастать!
Сократить потребление! Одновременно, благодаря льготным ценам, безмерно росло потребление хлеба, которым кормили даже животных, а также, благодаря высокой заработной плате и праздности, потребление вина, мяса и других продуктов питания. Манна, проистекавшая из займов, грабительских налогов, печатания денег, проливалась на потребителей, которые рыскали в поисках потребительских товаров; при этом возрастал спрос, а предложение уменьшалось. Новые богачи потребляли больше прежних; в итоге рост потребления осуществлялся в ущерб капиталу и за счет заимствований, которые не могли быть возвращены. При этом не обошлось без комизма, выразившегося в запретах на сыр со спаржей, на сладости, на перья для дамских шляпок и т. п.
Позволь напомнить тебе, читатель, две притчи, которые подходят к этой ситуации, как ты поймешь сам. Первая рассказывает о претенденте на пост депутата, который обещал избирателям уменьшить налоговое бремя и увеличить сбор налогов; вторая – об испанском гранде, который под угрозой разорения решил сократить расходы и после долгих и мучительных раздумий обнаружил, что может не тратиться только на содержание лампы в коридоре.
«Так проходили долгие и тревожные месяцы в бездействии и молчании парламента, который утратил свое подлинное назначение, пока в узком бюрократическом кругу в ожидании чаемых послевоенных политико-экономических реформ фабриковались законопроекты, неподконтрольные общественному мнению… В этом плачевном состоянии развитие аграрной и индустриальной сфер неожиданно застопорилось и стало давать сбои; так называемое бремя войны, усугубленное последующими попытками создания монополий, концернов, фиктивных и раздутых учреждений, затруднило коммерческую активность, и в великих муках начала зарождаться и искать выход частная инициатива, стесненная административно-бюрократическими оковами и угнетаемая неуверенностью в завтрашнем дне.
Первые протесты общего характера в экономической сфере в июле 1919 г. были вызваны ростом дороговизны; это стихийное выступление было спровоцировано анархиствующими элементами и политическими иллюзиями относительно того, что после войны цены должны снизиться, вызревавшими на протяжении полугода». В этом утверждении содержится одна из немногих ошибок речи. Спекуляция в подобных случаях воздействует, главным образом, не на цены, а на соотношение производства и сбыта.
Допустим, что завтра полностью исчезнет спекуляция каким-то из продуктов питания. Приведет ли это к стабильному снижению розничной цены? Если приведет, потребление неизбежно должно вырасти, потому что при снижении цены, например, на мясо, семьи, которые не могли покупать его по прежней цене, теперь смогут это делать. Но как может расти потребление, если не увеличивается количество продукции? Откуда возьмется избыток? Тогда потребление должно будет сократиться? Но каким образом это произойдет? За счет повышения цены, которая вернется на прежний уровень. Единственная разница будет заключаться в том, что от этого выиграют только некоторые составляющие производства и распределения и проиграют другие.
Иллюзия возникает из-за того, что спекуляция действительно может произвести временный эффект, и в речи это хорошо показано применительно к другому случаю, совершенно аналогичному названному. «Грабеж лавок и магазинов, вопли в испанском духе о снижении на 50 процентов, народные комиссии для контроля фиксированных цен производили впечатление неожиданной остановки, хотя продолжался невиданный подъем…»
Все это подтверждает сказанное далее по поводу твердых цен на жилье. Была установлена арендная цена ниже рыночной, но при этом не изменялись другие экономические условия. Отсюда вытекают два неизбежных следствия. Во-первых, при фиксированной цене спрос превышает предложение, в том числе за счет огромного роста зарплат и окладов, так что многие остаются без крыши над головой. Во-вторых, пропадает стимул к строительству жилья, порождаемый высокими ценами, но цены на него все равно поднимаются искусственно, с помощью разных ухищрений. Примечателен при этом контраст между намерениями и реальностью. Правительство установило строгий контроль за ценами на дешевое жилье и рассчитывало оказать этим услугу бедным слоям населения, которые им пользуются, при этом оно невольно оказалось в плену предрассудков. Как бы то ни было, выгоду получили собственники домов с высокой арендной платой, а в накладе остались те, кто сдавали квартиры дешево; поэтому производители стали ориентироваться на первых и пренебрегать вторыми. Ущерб, таким образом, был причинен тем, кому хотели помочь.
