Сьюзен Бауэр - История Средневекового мира. От Константина до первых Крестовых походов
Тулу населяли ремесленники и купцы, занимавшиеся торговлей обсидианом. Ее площадь составляла более пяти квадратных миль, в пределах ее стен жило тридцать пять тысяч человек. Город был так красив, так надежно защищен и богат, что получил почетное прозвание: народы центральной Месоамерики называли его «Толлан», используя имя мифического края, где все материальные потребности удовлетворяются, а боги спускаются на землю, чтобы учить людей ремеслу и искусству Стены храмов здесь покрывали резные изображения ягуаров и орлов с человеческими сердцами в когтях и зубах; то был рай, где в честь божеств регулярно проливалась человеческая кровь – священная жидкость, которая склеивает швы мироздания.16
Топильцин правил в Туле более десяти лет, но под внешним благополучием подспудно зрела смута. В городе у него были враги. В одной ранней истории рассказывается, что Топильцин хотел установить в Туле мир и с этой целью настаивал на том, чтобы вместо пленников-людей в жертву приносили крылатых существ и рептилий – перепелов и бабочек, саранчу и змей. Ему противостоял демон в человеческом облике Тецкатлипока, который отказывался прекратить человеческие жертвоприношения. Борьба за то, проливать или не проливать человеческую кровь, становилась все более ожесточенной, и наконец Топильцин решил навсегда оставить город. Он отправился в добровольное изгнание и странствовал до тех пор, пока не достиг океана.17
Там, на берегах Мексиканского залива, что-то произошло. Согласно одним версиям, Топильцин умер, сраженный горем и тяготами изгнания, а тело его предали огню его спутники. Но во многих других говорится, что он построил плот и уплыл в сторону, откуда светит солнце. Оттуда, из отдаленной земли света, он однажды вернется и избавит Тулу от врагов.
Сквозь путаницу этих историй мы можем разглядеть острый конфликт между исконными жителями Тулы и пришельцами; сопротивление Тецкатлипоки выглядит как поступок знатного человека, возмущенного тем, что его родичи были смещены со всех высших должностей, отданных чужеземцам. Но мы также улавливаем и кое-что другое: попытку согласовать реальные события с мифическим раем. Образ Тулы-Толлана в мезоамериканских хрониках носит двойственный характер. Это реальный город со стенами и жителями, но одновременно мистическое место, где боги спускаются на землю. Его обитатели называли себя не «туланцами», а «тольтеками», т. е. народом благословенного Толлана, находящимся под покровительством богов. Они сами считали великой удачей, что живут в земном раю, принявшем вид обычного города из камня, однако каким-то образом сохранившем красоту божественного.
Однако процветание реальной Тулы длилось менее чем сто лет. Около 1050 года значительная часть города сгорела; пирамиды были разбиты человеческими руками, колонны церемониальных зданий опрокинуты. Тольтеки, хотя и назывались так по-прежнему, больше не жили в священном городе; покинув развалины, они расселились по разным местам – одни присоединились к населению близлежащих городов, другие ушли далеко на юг и смешались с миштеками.
По меньшей мере один отряд честолюбивых тольтеков отправился на север и достиг полуострова Юкатан. В свое время Топильцин и его люди пришли в Тулу как чужаки; теперь беженцы из павшей Тулы ворвались в самый большой город Юкатана, процветающую метрополию Чичен-Ица, и захватили ее престол. Это было жестокое потрясение. Завоевание изображено на многих рельефах и росписях, найденных в разрушенном городе. На них мы видим горящие дома, осадные башни тольтеков под стенами, тольтекских воинов, бесчинствующих на улицах, пленников из местных жителей, приносимых в жертву богам.18
Чичен-Ица издавна был священным городом. Со всех сторон Месоамерики стекались паломники, чтобы посетить его священный колодец – огромный провал почти двухсот футов в поперечнике и более сотни футов глубиной. В воду бросали подношения – резные камни, драгоценности, подарки – в надежде на благосклонность богов. После того, как тольтеки подчинили город, в священный колодец стали бросать и людей. Неподалеку от него возвели новый храм, посвященный богу Кецалькоатлю, и его стены украсили теми же образами пожирающих сердца орлов и ягуаров, которыми отличались культовые постройки в Туле. Завоеватели построили также цомпантли платформу, украшенную резными изображениями черепов, на которой устанавливали раму с настоящими черепами жертв.19
Уход Топильцина способствовал укреплению древних обычаев в Туле. Однако потоки человеческой крови, пролитой в храмах города, не спасли от гибели земной рай; воины и знать, заставившие миротворца удалиться, сами были вынуждены уйти в изгнание. Но и на новом месте они снова принялись проливать кровь, надеясь, что уж на этот раз священные ритуалы помогут избежать катастрофы.
СРАВНИТЕЛЬНАЯ ХРОНОЛОГИЯ К ГЛАВЕ 75
Глава семьдесят шестая
Схизма
Между 1002 и 1059 годами императоры настаивают на своем праве вмешиваться в церковные дела, норманны вторгаются в Италию, христианская церковь окончательно раскалывается на западную и восточную
Оттон III, король Германии и император Священной Римской империи, неожиданно столкнулся с трудностями при осуществлении своих имперских планов. На печати Оттона появились слова «Renovatio imperii Romanorum» («Восстановление империи Римлян»), а также портрет Карла Великого и имя самого Оттона: молодой император намеревался восстановить Римскую империю, следуя примеру своего легендарного предшественника, как империю христианскую.
Однако Рим сам по себе был лишь самой отдаленной из целей возрождения, задуманного Оттоном. Несмотря на упоминание Romanorum на печати, империя, о которой он мечтал, предполагалась христианской по существу, а не слепком с империи Цезарей. Ее центром должна была стать Германия, а не Италия; папе отводилась роль капеллана при императоре, покорно исполняющего его приказы.1
Именно поэтому он назначил папой уроженца Германии и своего кровного родственника. Избрание Григория V (так назвался его кузен Бруно, сделавшись папой) было воспринято германским духовенством как мудрый шаг: «Известие о том, что отпрыск императорского дома, человек святой жизни и благочестивый, взошел на престол святого Петра, дороже, чем золото и драгоценные камни», – писал франкский монах Аббо из Флёри. Но римляне негодовали – не только потому, что император поставил во главе их города чужеземца (хотя и это было достаточно скверно), но и из-за явно пренебрежительного отношения Оттона к Риму Он возвратился в Германию в июне 996 года, спустя всего несколько месяцев после коронации, повернувшись спиной к Вечному городу и оставив его в руках своего ставленника.2
Ему было всего шестнадцать лет, и его грандиозные планы сочетались с полным отсутствием воображения. Он издал свои декреты, назначил своего папу, завершил свое дело – и не видел, почему бы вдруг римляне могли рассердиться. Но как только он удалился на безопасное расстояние, за Альпы, римский сенатор Кресценций собрал толпу возмущенных сограждан, и они выместили свою обиду на своеволие Оттона, изгнав Григория V за пределы города.
Григорий укрылся в Сполето и отправил гонца в Германию, прося императора о помощи. Оттон III не поторопился поддержать своего кузена – у него были дела поважнее. Он отправился на юг только в середине декабря 997 года, но даже тогда останавливался, чтобы устраивать приемы и аудиенции, отпраздновать Рождество. К тому моменту, когда Оттон III прибыл в Рим в середине февраля 998 года, Григорий V пробыл в изгнании четырнадцать месяцев, а Кресценций и римское духовенство успели избрать нового папу по своему вкусу.3
Как бы ни были сердиты римляне, взгляда с городской стены хватило, чтобы понять, что у них мало шансов разбить германское войско. Зачинщик беспорядков Кресценций заперся в крепости, которая давным-давно была выстроена императором Адрианом на берегу Тибра; новый папа, Джованни Филагато, бежал из города, а жители Рима открыли ворота.
Оттон III вступил в город и оставался там два месяца, что позволило Григорию V вернуться и вновь обосноваться в Риме. Оттон взял крепость Кресценция измором, а его воины сумели захватить Джованни Филагато, пребывающего в бегах. Кресценция и двенадцать его приспешников обезглавили, их тела подвесили вверх ногами на самом высоком из римских холмов. Джованни Филагато оставили в живых, но с ним обошлись еще более жестоко: ему выдавили глаза, отрезали нос и уши и провезли по улицам Рима на осле, задом наперед.4
Эта дикая расправа была скорее в германском, чем в христианском вкусе, но, по мнению Оттона, подобные наказания имели смысл: Кресценция наказали как предателя, Филагато – как еретика. Отрицать право императора руководить церковными делами значило бунтовать против самих основ его правления, великой миссии – стать единственным христианским монархом Запада.