Анри Лефевр - Производство пространства
VI. 16
Любая пространственная стратегия преследует несколько целей; столькими же «свойствами» обладает абстрактное, манипулируемое и манипулирующее пространство. Стратегическое пространство позволяет одновременно: вытеснить на периферию беспокойные социальные группы, в том числе трудящихся; создать вокруг центров дефицит доступных объемов, чтобы повысить их цену; обустроить центр как место принятия решений, средоточие богатства, мощи, информации; найти союзников для класса-гегемона в средних слоях и в «элите»; распланировать производство и товарные потоки в пространстве и т. д.
Пространство подобной социальной практики становится пространством порядка – классификации на службе одного класса. С помощью классифицирующей стратегии различные социальные слои и классы, помимо класса-гегемона, располагаются «на местности» по отдельности; контакты между ними пресекаются и подменяются знаками (изображениями) контактов. Отсюда – два критических соображения. Во-первых, такая стратегия утверждается определенным типом знания, превращающего ее в предмет науки. Структурализм занимается ранжированием и классификациями по причинам высокоинтеллектуального порядка; он выявляет в них интеллигибельность, высшую связь между (мыслящим) субъектом и (выстроенным) объектом. В этом – но и не только в этом – данная идеология, выдавая себя за знание, служит власти. Во-вторых, «рабочее» понятие классификации, ранжирования подчиняет себе пространство в целом – от личного до публичного, от мебели до пространственного планирования. Оно очевидным образом служит глобальной гомогенизации, а следовательно, власти. Кто ранжирует? Кто классифицирует? Государство, «публичная», то есть политическая, власть. На самом деле с помощью этого рабочего понятия «публичное» пространство подстраивается под пространство «частное», пространство класса-гегемона или части этого класса, который имеет в частной собственности землю и остальные средства производства и поддерживает эту частную собственность на самом высоком уровне. Только кажется, что «частное» организуется при главенстве «публичного». В действительности получается наоборот (мир навыворот, тот самый, который нужно перевернуть). Пространство целиком выстраивается по образцу частного предприятия, частной собственности, семьи, то есть воспроизводства производственных отношений, аналогичного биологическому воспроизводству, размножению.
VI. 17
Определенную роль и функцию в господстве над пространством выполняет мимесис: имитация и ее корреляты, аналогия и более или менее мотивированные впечатления аналогии, сходства и несходства, метафоры и метонимии (замена одного члена другим, отсылка части к целому). Роль мимесиса противоречива: подражание дает еще не оформившемуся желанию образец, занимающий некое пространство, и тем самым обрекает это желание на насилие, вернее, на противодействие насилию со стороны этого занявшего пространство образца. Мимесис, его составляющие и вариации, способствуют утверждению абстрактной «спациальности», полуфиктивной, полуреальной связности. Подражание природе сводится к ее внешнему воспроизведению: производству знаков природы и природного, например дерева или куста, или изображения дерева, или фотографии дерева. Происходит не производство «вторичной природы» или природы присвоенной, но подмена природы мощной разрушительной абстракцией; процесс останавливается на полпути. «Вторичная природа», не совпадающая с природой изначальной, но конкретная на своем уровне, выходила бы за рамки искусственного, хоть и не имела бы в себе ничего «естественного». Мимесис же утверждается в искусственном: в имитации первичной природы, непосредственности, телесности средствами визуальности, абсолютного преобладания оптики.
Как мы уже знаем, социальная (пространственная) практика вначале интуитивно (в изначальном intuitus, непосредственном и близком к природной непосредственности) уловила часть уже расщепленной природы, а значит, некоторую часть телесности с присущими ей оппозициями: либо отверстие, пропасть – либо возвышенность, освещенный холм; либо «мир» – либо «космос». Либо кривая, окружность, круг – либо восходящая-нисходящая прямая. Эта искусная операция (выше мы попытались ее воспроизвести) позволяет в эпоху античного полиса интегрировать женское начало – и в то же время отвергнуть его, возобладать над ним, отведя ему малую часть пространства, и свести его к «женственности», подчиненной мужскому, маскулинному, мужественному принципу. Практика производила разнородные пространства, руководствуясь intuitus; затем на смену интуиции пришел «габитус», habitus, а за ним «интеллект», intellectus. Все эти метаморфозы порождены практикой, исходя из непосредственного, чувственного, но при этом уже ментального впечатления (intuitus); оно уже отделилось от «чистого», «естественного» ощущения, уже разрослось, разбухло, развилось, то есть претерпело изменения. Так из земли на поверхность вышло социальное пространство; в его основе лежала упорная «интеллектуализация», которая в итоге привела к построению абстрактного (геометрического, визуального, фаллического) пространства, выходящего за рамки спациальности и перерастающего в производство гомогенной и патогенной, нелепой и стандартизированной, принудительной и рационализированной политической «среды»: «среды» государства, власти, стратегии. Что происходит с этой абсолютно политической «средой», пространством абсолютной политики? От метафоризаций и метонимизаций она движется к тотальной тавтологии: производится только воспроизводимое, то есть производство сводится только к воспроизводству, имитации прежнего производства. Перед нами высшее противоречие: производительная способность пространства, производящего только воспроизведенное, порождает исключительно повторение и повторяемость. Производство пространства превращается в собственную противоположность: воспроизводство вещей в пространстве. Мимесис (подражание, имитация) превращается в воспроизводимость, находящую опору в знании, технике, власти, ибо именно воспроизводимость обеспечивает продление (воспроизводство) социальных отношений.
VI. 18
Проясняются составляющие «политического вопроса», как его обычно называют; как и само пространство, он включает в себя несколько вопросов, идей и проблем: проблему политического в целом, его статуса в социальной практике; проблему политики и ее роли в капиталистическом способе производства; проблему политиков, государственных деятелей или деятелей данного государства, их подготовки и селекции (если можно так выразиться).
Любые вопросы, относящиеся к государству, политическому и политике, равно как и ответы на них, остаются абстрактными, то есть локализованными в ментальном пространстве, до тех пор пока они не сосредоточены на связи между государством и пространством.
Связь эта существовала всегда и становится все теснее; пространственная роль государства в прошлом и в настоящем не подлежит сомнению. Государственный административно-политический аппарат уже не ограничивается (да и ограничивался ли когда-нибудь?) абстрактным вмешательством в капиталовложения (в экономику). Поскольку на данной территории имеются отдельные единицы хозяйственного производства и социальной деятельности, только государству под силу свести их вместе в пространственное единство – нацию. На излете Средневековья в Западной Европе абсолютное (религиозное) пространство предшествующих эпох уступило место пространству светскому; произошло это благодаря городам и городской системе. На новом политическом пространстве, уже унитарном по сути, но пока еще состоящем из разрозненных единиц, утвердилось пространство королевской власти, пространство формирующегося национального государства. Исторические отношения между государством и пространством уже были нами проанализированы.
Сегодня государство и его бюрократический и политический аппарат постоянно воздействуют на пространство, используя инструментальное пространство для вмешательства на всех уровнях и во все инстанции экономики. (Глобальная) социальная практика и практика политическая смыкаются в пространственной практике, достигая тем самым если не логической когерентности, то большей связности. Во Франции точечные действия властей (префектов) сопрягаются с действиями глобальными, проистекающими из заказа на так называемое индикативное планирование и благоустройство территории; ничто не происходит в данной нации помимо государства и его «служб». Они покрывают все пространство.
Только людям, мыслящим и действующим на государственном уровне, известны региональные и местные механизмы, потоки и сети (например, те, что связывают «залежи рабочей силы» с местами, где производительно потребляется сила труда!).
