Виктор Острецов - Масонство, культура и русская история. Историко-критические очерки
Братья описывали то состояние, которое они переживали после совершенного ими обряда умирания. Когда вставали из гроба, они чувствовали себя совершение беззащитными, пустыми и просветленными. В этот момент они становились очень внушаемыми. То, что в них появлялось, те мысли и образы, которые возникали вслед за таким опустошением, воспринималось ими, как пришедшими «оттуда», как божественное откровение. И это было на всю жизнь. Чувство своей избранности культивировалось в ложах начальниками в их речах и посланиях. Это чувство отъединяло масона от привычных семейных и дружеских связей и способствовало созданию в нем комплекса сверхценности и себя, и масонских идей. В сущности, масонство и «избранность» еврейского народа согласно Торе есть опричнина всемирного масштаба. И говорит она языком идеологии и философии, как и политики.
...Абсолютно верно заметил современный автор по поводу происхождения всей новой европейской философии: «Культура языка и изложения у новых философов лишь в малой мере может затушевал» то обстоятельство, что сами исходные пункты у них никак не унаследованы от традиционной формы образованности, что в данном отношении традиция прервана, что их философия отправляется не от широты и изобилия идей, оставленных прежней мудростью, а от чего-то очень скудного. простого и обыденного, лишенного пока что интеллектуальной насыщенности, и тем более пестрого эмпирического многообразия, чувственной расцвеченности». (В. В. Лазарев; собственно, в данной работе и рассказывается о влиянии идей каббалистов, особенно Бема, на формирование философии Нового времени. — В.О.)[18]
Не может быть случайным и факт того, что все ведущие и неведущие мыслители, философы и публицисты XVIII века и начала следующего были членами масонских лож, представляющих собой центры обучения каббалистическим наукам как через усвоение отвлеченных понятий, так и через образы, символы (идеи), и легенды, и исполнение обрядов.
Иногда, под напором фактов, свидетельствующих о широком распространении масонства, пытаются «отвязаться» от неприятных выводов, углядывая в рядах Ордена любимых писателей, ученых, философов, полагая, что, во-первых, «кто тогда не был масоном», а во-вторых, «это ничего не значит». Между тем. Орден воздействовал так глубоко на все структуры личности адепта, что это влияние сказывалось в нем в тысячах мелочей; по мере пребывания в масонской ложе происходило формирование определенных мировоззренческих установок. Масонская идеология активизирует в человеке архетипы коллективного бессознательного через мифологизацию мышления, внедрение в бессознательное символов и эмблем, которым придается псевдорациональное, организующее значение в создании объяснительного образа мира и общества, и своего места в нем. Все явления природы, общественной жизни, истории человеческого общества выступают как аллегорические фигуры Великого Изъяснения. В образ мира и человека заключен определенный изъяснительный код, иррациональный, но имеющий псевдонаучную оболочку для придания масонской идеологии силы самоочевидности и самоочевидной доказательности. Лингвистические особенности масонства, как и любой другой идеологии, созданы таким образом, чтобы подчинить себе личность путем формирования в ней того бессознательного ядра, которое вне контроля сознания человека сформирует в нем типологию восприятия и поведения, соответствующую масонской идеологии, и даст такой словесный материал для мышления, который будет не соответствовать реальному миру. В результате формирования в адепте искусственного языка он попадает в абсолютную зависимость от учения Ордена; язык перестает быть инструментом познания, в нем нет более слов, которыми можно было бы описать реальные отношения.
К этому следует добавить, что вступающий в Орден совершал акт отступничества от церкви Христовой и это порождало в человеке чувство вины и опустошенности. Все усилия теперь он тратил на то, чтобы доказать, что настоящая церковь — это орден, а Церковь Православная — есть только убежище отсталых, невежественных людишек. Однако не всякая совесть могла примириться с этим недобрым и уж слишком тенденциозным софизмом. Он пытался доказать себе. что никакого противоречия в его поведении нет и что храм Соломона не враждебен «истинному» христианству. Здесь мы видим употребление масонской лексики: «истинный», «настоящий». Эти слова как бы сразу создают определенный ореол и даже как бы непосредственное свечение «истины», делающее более ненужным какой-либо логический анализ или доказательство своей правоты, ибо эти слова исключают подобное, они не нуждаются в доказательствах: «истинное» масонство в отличие от «неистинного», в которое сводится все, что может не устраивать в масонстве или его истории адепта (объяснение: извращение «истинного» учения Ордена лживыми людьми, «ненастояшими» масонами), «истинная» религия, «истинная» добродетель (соответствие правила поведения интересам Ордена), «истинный» патриот, то есть республиканец, революционер, враг Православной Церкви или католической.
В соответствии с последним определением «истинному патриоту» противостоит глубоко верующий христианин, который заочно определяется то как «фанатик», если следует учению церкви последовательно во всех пунктах, то как шовинист, если выступает против оскорбления своей веры лицами другой национальности, то как черносотенец, если употребил силу для зашиты интересов своей нации или готов ее употребить, как это было в 1905 г.
Дискредитация противников использовалась в масонстве очень широко, но главным было внедрение своей, подобно указанной выше, лексики, а также различные синтаксические приемы, тропы, эвфемизмы и пр.
В качестве примера глубокого воздействия на человека масонской идеологии, изменяющей человека незаметно для него самого, обратимся к примеру. Гекерторн пишет по этому поводу, имея в виду предшественников масонов, манихеев-альбигойцев: «...Вступивший в секту увлекался за пределы и постепенно отчуждался от папской церкви. Таинства (секты. — В.О.) имели в виду две главные цели — руководить неофитом, сначала нечувствительно изменяя его прежние мнения и наклонности, а потом постепенно научая его условному языку, который, будучи сложен и разнообразен, требовал большого изучения и много времени». И далее автор замечает, что даже те, кто оказался непригоден для посвящения в высшие степени и выбывал из секты, зачастую даже и не зная. что он там был, начинали видеть недостатки в устройстве церкви, начинали гореть ревностью по ее очищению от пороков и всяких неустройств и зачастую шли на костер, полагая себя искренними христианами и не догадываясь о причинах своей странно направленной ревности, не задаваясь вопросом, почему в них вместо любви и смирения горит огонь недовольства и раздражения. Качества явно не христианские. Он вдохновлен великой ревностью из любви ко всему человеческому роду, не меньше, желанием все сделать лучше, лучше в своем понимании. Работа манихеев не пропадала даром,
Каббала написана так же сухо. как и все наши схоластические экзерциции по части отвлеченных истин, от усвоения которых еще никто не становился ни умнее, ни прозорливее. Скорее наоборот. Поразительна близорукость многих интеллектуалов прошлого. Знатоки многих языков, свободно оперирующие самыми отвлеченными философскими понятиями, гордость каких-нибудь наук, они даже накануне грозных событий как слепые котята звали сами же бурю, пели о «буревестнике» и потом, когда их сначала «уплотняли», а потом ставили к «стенке», искренне удивлялись, как могло «такое» случиться. Самое поразительное, что и потом, если оставались живы, обнаруживали тот же «высокий» ум в философии и никакого ума в понимании событий. Они полагали свое понимание либо в поисках каких-нибудь случайностей, каких-то дядь с плохим характером, которые прятали свое гнусное нутро, а потом вот, поди ж ты... либо еще что-то в этом роде. Но видеть свою собственную порчу философам такого типа было не дано, ибо нельзя поймать то, чем ловишь, нельзя левой рукой взять левую руку, познать то, чем познаешь. Но стоит только посмотреть, о чем писали русские правые газеты, и обнаружишь удивительное явление. Какой-нибудь неграмотный дьячок уже за сто лет говорил слово в слово, что именно произойдет, если «философы», как называли интеллигентов в XVIII веке, будут и далее так же философствовать в духе безбожия, зловерия и ниспровержения трона и алтарей. И точно предугадывал будущее. Увы, все предсказания черносотенцев сбылись.
Достигнув самоопустошения в масонских работах, адепт получал «новое» рождение. В нем рождалось Слово, сам Бог. Аллегорически и только аллегорически, понимая текст Евангелия, этот момент рождения соотносился с рождением «Христа» в человеке, в «ищущем». Воссоединение человека с Богом произошло. Отрицательная работа скептиков-философов, усвоение символов лож масонских, изучение специального масонского катехизиса, сборника поучений для каждой степени, поучительные слова риторов лож, разъясняющих те или иные правила Ордена и темные места рекомендуемой литературы, — все сошлось в моменте «возрождения», переживаемого зачастую в состоянии экстаза. В нем, адепте, на последней ступени лестницы, ведущей от земли в сад Эдемский, воплотилось Слово. «Христос жизнь созидает в обновленном сердце возрожденного, храм Духу Святому». Внутри человека возникла- «церковь», в которой человек находится с Богом в постоянном общении. Только в таком «внутреннем» христианстве — весь смысл самого христианства, по мнению вольных каменщиков. Церковь же православная есть только наружная, формальная. Община истинно верующих, где подается истинное учение, ведущее к такому благодатному состоянию, есть «святой наш Орден, коего нам век не переменить» (письма И. А. Поздеева, ОР ГБЛ, Ф. 14 №320), тот Орден, в котором «каждый знак или Иероглиф, каждое слово, каждая вещь в Ордене есть для меня теперь священна, ибо ведет меня к цели моей, к свершению креста». (Там же, см. также Папюс. «Каббала»). Крест есть знак возрождения духовного начала на языке масонов, он же и кватернер, число 4-е, символ ИХВХ, Иеговы, тетраграмматон, табуированное имя Всевышнего. Крест в Розе есть пленение духа материей и ее начавшееся преображение. «Это дух, — писал С. С. Ланской, — который множится к священному, таинственному и для естественного человека неизглаголанному единению с высочайшим нашим Мастером». Даже ритор в ложе и тот выполняет важную роль, он «первый, начинающий содействие к таинственному духовному возрождению». Почему и пишет И.А. Поздеев своим подопечным: «Будьте верны, мой люб. друг, Ордену и обетам, кои суть таковы, что и вечность нам их не переменить, а разве паки подтвердить, а именно поклоняться Вечному, Всемогущему, вечно Милосердому Иегове в духе и истине».
