Патрик Шампань - Делать мнение: новая политическая игра
Опросы на тему "образа сельских тружеников" или их "электорального поведения" настолько многочисленны, что одному исследователю Национального фонда политических наук их хватило для того, чтобы написать несколько обобщающих статей на эту тему (Изабель Буссар "Социо-политический образ сельских тружеников во французском общественном мнении на протяжении с 1945 года. - Isabel Boussard, "L'image socio-politique des agriculteurs dans l'opinion publique franchise depuis 1945", Economie rurale, 145, septembre-octobre 1981. pp. 25-31), и того же автора "Электоральное поведение французских сельских тружеников с 1973 по 1981 годы."("Lе comportement electoral des agriculteurs francais de 1973 a 1981". Economie rurale, 149, mai-juin 1982. pp. 2-12). В недавнем сообщении на симпозиуме, посвященном "сельским труженикам и политике" и организованном Фондом, который раннее уже проводил два подобных симпозиума ("Крестьяне и политика в современной Франции" в 1958 году и "Мир политики крестьян современной/16/ Франции" в 1972 году), тот же самый автор на основе анализа недавних опросов констатирует, что "у сельских тружеников добропорядочный и достойный образ1 в глазах народа, который одобряет помощь сельским труженикам, осознает, что их жизнь трудна, то они правы показывать свой протест, что НФПСП играет позитивную роль в политической, экономической и социальной жизни и что, если дети редко выбирают профессии сельских тружеников, то педагоги, наоборот, предпочитают вывешивать на стенах классных комнат фотографии крестьянина в поле, а не фотографии рабочего на заводе. [2]
Та важная роль, которую играла "пресс-служба" НФПСП, объявляя и комментируя манифестацию перед всеми парижскими редакциями, позволяла выявить главную точку зрения, разделяемую сегодня средствами массовой информации (СМИ) и журналистами; которые дают отчет о "событии" и широко способствуют тому, чтобы оно политически существовало, иначе говоря, чтобы оно просто существовало. Впрочем, нетрудно было заметить присутствие за кулисами профсоюза "советников по политической коммуникации", которые помогали в организации постановке, как на сцене, этого движения протеста, с тем, чтобы оно имело максимальное "воздействие" на "общественное мнение". И наконец, само собой подразумевалось, что эта манифестация даст толчок некоторому числу опросов, чтобы определить степень ее влияния на общественное мнение, и что (конфиденциально) и пресса (с целью публикации), правительство посредством институтов опросов общественного мнения, зададут вопрос "выборке индивидов, репрезентативной для французского населения в избирательном возрасте", согласны они или нет с требованиями "сельских тружеников", выраженными таким образом? Не оставалось сомнений, что эти опросы, прокомментированные политологами, будут, в то же время, снабжать данными о "состоянии общественного мнения во Франции" как ученых, так и читаемые ими курсы лекций о "политической коммуникации" в институтах политических исследований.
Политическое использование опросов
Анализ этой манифестации выходил за рамки случая с крестьянами. Он показал, что политическая игра реорганизовалась и переструктурировалась вокруг "общественного/17/ мнения" в его современной форме и что политическая борьба все более и более стремилась свести себя к битве за завоевание общественного мнения - такого, которое измеряли, на первый взгляд, научным и неопровержимым образом, институты опросов. Эта возрастающая важность опросов общественного мнения в политике, а также политологов, которые их придумывают и их комментируют, несла в себе, однако, нечто парадоксальное. Действительно, с начала 70-х годов, тогда, когда практика проведения опросов общественного мнения, затем публикуемых в прессе, начала распространяться, в "Тан модерн" появилась статья Пьера Бурдье, очень читаемая, а также широко комментируемая и цитируемая, в частности политологами, которая намеренно провокационно называлась "Общественное мнение не существует"; хотя как уточнял автор в заключении, "в том значении, которое скрыто принято теми, кто осуществляет опросы общественного мнения или теми, кто использует их результаты" [3]. Он показал, что изучение мнения путем простой постановки одного и того же вопроса очень социально разнородным выборочным группам индивидов, так, как их должны ставить вследствие политической необходимости институты зондажей (проводящие опросы), и суммирование ответов подобного происхождения, дает возможность постулировать (что вовсе не проверяется эмпирически), что все индивиды имеют мнение и что все они задают себе тот вопрос, который им ставят в анкете (или хотя бы способны себе его задать), и, наконец, что все мнения, с социальной точки зрения, равноценны. В то время, когда начинала распространяться всеобщая практика опросов общественного мнения, эта статья ставила себе цель, главным образом, повлиять на зарождающуюся веру прессы и политических кругов в научность практики опросов общественного мнения. Она показывала, что институты на самом деле не измеряют "общественное мнение", а производят артефакты и занимаются чем-то вроде "нелегальных экспериментов" в науке. Она напоминала, что парадоксально, но институты общественного мнения забывали принимать во внимание одно более реальное "общественное мнение", чем то, что они изобретали на бумаге в виде компьютерных ранжиров; имеется в виду общественное мнение эффективно действующих групп интересов, которые политическая наука традиционно именует выражением "группы давления" или "лобби". Взяв в качестве примера реформу системы образования, Пьер Бурдье противопоставлял группы давления, напрямую заинтересованные в функционировании школьной системы, которые претендовали,/18/ определенным успехом, на выражение "общественного мнения", и репрезентативную выборку всего французского населения, которая охватывает анкетированных, мало заинтересованных в организации системы образования и которые в своем большинстве не знают как конкретных проблем, так и политических игр, к которым подспудно отсылают разрабатываемые политологами вопросы. Он показал, что эффективное "общественное мнение", то есть силы, которые продуктивно воздействовали на руководящие политические инстанции, это и есть общественное мнение групп давления, которые как можно было видеть, спонтанно мобилизовались для ответа, например, на анкету, распространенную через газету: и если структура отвечавших на этот тип анкеты была мало репрезентативной для населения Франции, то она, наоборот, была исключительно репрезентативной для населения, мобилизованного для защиты и реформирования школьной системы.
Пьер Бурдье не останавливался на этом в своей критике, он предлагал настоящую социологическую теорию производства мнений. В двух других статьях, появившихся в 1976 и 1977 годы [4], он показал на основе вторичного анализа различных анкет общественного мнения, проведенных институтами опросов, что вероятность иметь так называемое "личное" мнение варьируется в зависимости от социальной группы (в частности, в зависимости от культурного капитала индивидов, определяемого по уровню их дипломов) и, главное, что компетенция при ответе на политический вопрос неразрывна в своем техническом и социальном качестве; как это хорошо видно в политике в колебаниях доли "не ответивших" на вопрос; само согласие ответить на вопрос означает то. что человек признает за собой право иметь мнение в данной области, или, что практически то же, что он чувствует себя способным иметь на этот счет хотя бы одно из мнений. Этот интерес находится в основе приобретения специфических знаний и минимальной информации, то есть чего-то такого, как квалификация или компетенция в техническом смысле этих слов.
В одной телевизионной передаче ("Лицом к Франции" на 5 канале) зрители, которых в количестве двадцати человек отобрал Институт опросов общественного мнения так, что они должны были репрезентативно представлять французское население, задавали вопросы политику или гостю передачи. Очень интересно отметить изменение поведения этих людей (тех же/19/ самых на протяжении всего года) по мере того, как они ощущали себя облеченными некой миссией (они "представляли Францию") и по мере того, как к ним приходила известность, они направляли усилия на то, чтобы с ними обращались как со "звездами": поначалу скромные и относительно некомпетентные они очень быстро приобрели уверенность в себе: они принялись готовить к передаче свои вопросы заранее, а некоторые даже получать информацию о личности того, к кому им предстоит обращаться с вопросами. Короче, они пытались обрести компетенцию на уровне той роли, которую они себе присвоили и которую им придали.
Получается так, что способность производить мнение имеет неравное распределение и варьирует, в частности, в зависимости от культурного капитала, которым владеет индивид. Вот почему, когда от индивидов требуют немедленно произвести мнение, они вынуждены обращаться к очень разным способам производства политических мнений, которые организаторы опросов смешивают, применяя гомогенизирующую технику приготовления вопросника к кодированию: они присоединяют друг к другу ответы, которые, хотя формально и идентичны, на самом деле различны, потому что произведены в соответствии с очень разной логикой. То есть, Пьер Бурдье напомнил все то, что отделяет логику чисто научного исследования от логики политической, поскольку настоящее исследование мнения предполагает работу по конструированию, которая не сводится просто и только к проведению ряда референдумов и их политическому комментированию*. Параллельно он обрисовал картину социологии производителей опросов и более обобщенно - политологов, вес которых в практической игре имел тенденцию к росту со времени установления V Республики [4]. В сотрудничестве с Люком Болтански он, в частности, анализирует вклад, который "политическая наука" внесла в "производство господствующей политической идеологии" и показывает, что основа политического доминирования заключается в механизмах по преимуществу символического порядка, когда самое важное политическое действие скрыто и оно состоит, главным образом, в том, чтобы навязывать системы классификаций социального мира, которые имеют специфическое свойство быть/20/
