Анатолий Томилин - Занимательно о космологии
Мать Исаака, овдовев вторично, решает взять сына из школы и приспособить для ведения дел на ферме. Что ж, собрав немудреный багаж и раздарив свои рисунки, Исаак прощается с маленькой воспитанницей аптекаря, к которой вроде бы питал признаки нежных чувств, и возвращается в Вулсторп. Однако на ферме помощи от него было мало. Этот парень предпочитал книгу лопате, а решение математических задач далеко уводило молодого фермера от подсчета доходов хозяйства.
Примерно в то же время, после смерти Кромвеля, начинается наступление реакции. Республику отменили. Двухпалатный парламент, состоящий из палаты лордов и палаты общин, истосковавшись без королевской власти, срочно посылает за Карлом II, сыном казненного короля. Впрочем, Англии на королей никогда не везло. Карл II заигрывал с пуританами, тайно покровительствуя католикам. А залу заседаний совета предпочитал лабораторию, где развлекался наукой. «Каков поп, таков и приход», — говорит русская поговорка. Но она отлично подходит и для английского короля. Так, лорд, хранитель печати Гилфорд, увлекается изготовлением барометров. Первый министр короля Бэкингем, махнув рукой на политику, интриги и возлюбленных, запирается в своем кабинете, чтобы развлечься химическими опытами. Аристократы шлифуют линзы… Наука стала модой!
Существует мнение, что учителю Генри Стоксу удалось уговорить мамашу Исаака отпустить сына обратно в школу для подготовки к поступлению в университет. Немалую роль сыграл и дядюшка Исаака — преподобный Эйскоу, член одного из колледжей. Так или иначе в 1661 году, славном для английской науки, Исаак Ньютон поступает в Тринити-колледж в Кембридже. Этот же год ознаменовался созданием знаменитого Лондонского королевского общества, в которое объединилась группа любителей натуральной философии.
Уже в первые годы обучения Исаак Ньютон из прилежного и аккуратного субсайзера — так называли неимущих студентов, обучавшихся бесплатно, — быстро превращается в человека с исключительной самостоятельностью мышления. Он много занимается математикой, изучает оптику, наблюдает небесные светила. Привыкнув к скромному достатку, Исаак лишь изредка позволяет себе участие в студенческой пирушке и партию в карты… Некоторые биографы упрекают его даже в скупости, недоумевая по поводу полного равнодушия к девицам… Впрочем, молодой человек рано решает посвятить себя университетской карьере. А по сохранившимся средневековым традициям, члены колледжей должны оставаться холостыми. Таким образом, Ньютон на всю жизнь избавляется как от романтических грез, так и от матримониальных устремлений, выиграв тем самым массу свободного времени и нерастраченных сил для будущих споров.
В 1664 году в Лондоне вспыхивает эпидемия чумы. Все, кто только мог, бежали из города, спасаясь от заразы. Уезжает в тихий Вулсторп и Ньютон. Чума 1664 года была великим бедствием для Англии, но как представить, что было бы, не случись у Ньютона этого вынужденного двухгодичного «творческого отпуска»?.. Именно там, в деревенской глуши, молодой философ обдумал и разработал все те идеи, которые приходили ему в голову в Тринити-колледже. В Вулсторпе создал он свой знаменитый анализ бесконечно малых, названный им методом флюксий. Сегодня мы, пользуясь терминологией Лейбница, называем этот математический аппарат дифференциальным исчислением. Позже, когда Ньютон станет уже признанным ученым, возникнет между ним и Лейбницем долгая тяжба, полная колкостей, упреков и взаимных оскорблений по поводу приоритета в создании этого метода. Но это потом, в Лондоне. Пока же Ньютон полон мыслей. А когда у человека много идей, он не всегда заботится о приоритете. Он экспериментирует с оптическими приборами, шлифует линзы и зеркала. Закладываются основы его взглядов на природу света. Здесь же возникают у Ньютона и первые мысли о проблеме всемирного тяготения — идеи, нашедшие свое завершение позже в замечательном труде, названном им «Математические начала натуральной философии». Академик С. Вавилов писал в биографии Исаака Ньютона: «в вулсторпские чумные годы Ньютон создал программу всей дальнейшей своей основной научной работы и в значительной мере ее осуществил».
Как полезно, когда не бывает великих открытий
Между изданием Галилеева «Диалога» и Ньютоновых «Начал» прошло немногим более полувека. За это время в астрономии не было сделано ни одного особенно значительного открытия. И тем не менее именно в этот период старое, отжившее аристотелевское представление о мире, замкнутом скорлупой сфер, взорванное Коперником, Бруно, Галилеем, умерло окончательно, тихо и безвозвратно.
Любознательный читатель вправе спросить: почему финал длительной битвы идей падает на столь скучное время? Но не зря писал философ Гегель, что самое счастливое время то, о котором не пишут в учебниках истории. Попробуем разобраться. Прежде всего усилиями Кеплера и Галилея, Декарта, Бэкона и многих других система Коперника к этому периоду перестала быть сенсацией. Утихли страсти. Рассеялась скандальная атмосфера. Даже сама святая католическая церковь стала втихомолку пользоваться богопротивной теорией, дабы уточнить сроки наступления церковных праздников и подремонтировать календарь. Система Коперника стала рабочей гипотезой науки, проникнув во все страны.
В 1657 году ученый, иеромонах, филолог и проповедник Епифаний Славинецкий, «в философии и богословии изящный дидаскал, искуснейший в елиногреческом и славянском диалектах», был вызван из Киева в Москву для «риторического учения» и перевода греческих книг. Сохранились сведения, что в числе божественных сочинений перевел иеромонах на русский язык и шеститомное сочинение голландского математика и астронома Иоганна Блеу, содержащее изложение Коперниковой системы. Это первое, правда, не очень достоверное свидетельство о проникновении к нам в Россию нового мировоззрения. Переводчик назвал свой труд «Позорище всея вселенной». Слово «позорище» применено здесь в смысле «обозрение». Рукопись света не увидела. То ли сам благочинный перепугался изложенных в ней идей, то ли подсказали ему вовремя доброхоты из духовной братии. И все-таки это был первый проблеск наступавшей зари для просыпающейся после многолетнего татаро-монгольского ига России.
Не менее важным является и то, что, утомившись от общих рассуждений, люди стали интересоваться тем, что может дать наука практически. Такой перемене во взглядах весьма способствовала предприимчивая и развивающаяся буржуазия.
В астрономии совершенствуются методы наблюдений, улучшаются инструменты, уточняются таблицы движения планет. Данцигский бургомистр, астроном-любитель Ян Гевелий издает прекрасно иллюстрированную «Селенографию» — описание Луны. Люди с удивлением знакомятся с лунными Апеннинами и Альпами, с Морем Ясности и Морем Спокойствия. Из идеального аристотелевского тела Луна окончательно превратилась в планету подобную Земле.
Астроном Джованни Доменико Кассини, работавший в Париже, открыл вращение Марса и Юпитера. Но если планеты землеподобны, то почему отказать во вращении и Земле? Не есть ли это подтверждение опять-таки богопротивной, но мудрой Коперниковой теории?
Французские астрономы произвели важные работы по определению расстояний от Луны, Солнца и ближайших планет. Диаметр солнечной системы, ограниченный орбитой Сатурна — «высочайшей планеты», достиг почти трех миллиардов километров. Цифра просто невероятная… А тут еще датчанин Олаф Ремер, наблюдая затмения спутников Юпитера, вычислил величину скорости света, равную почти тремстам тысячам километров в секунду.
В общем, конечно, открытия были, но открытия явно прикладного характера. Была и еще одна задача, попытки решения которой сыграли большую роль в развитии астрономии.
В XVII веке все еще нет метода точного определения такой важной координаты на поверхности Земли, как долгота. Между тем колониальные устремления развитых стран требовали надежности морских перевозок. И впервые в истории для решения научной задачи сами государства вынуждены создавать научные учреждения. И не только создавать, но и финансировать и поощрять… В 1667 году для уточнения земных координат при помощи наблюдения небесных светил создается королевская обсерватория в Париже, восемь лет спустя — в Гринвиче, затем в Петербурге, в 1725 году.
Первым директором Гринвичской обсерватории был назначен Джон Флемстид, трудолюбивый и добросовестный наблюдатель, обладавший, по мнению современников, невероятно нудным характером. Король Карл II от щедрот своих подарил новому директору пышный титул «Королевский Астроном», скомпенсировав расточительность королевской души за счет более чем скромного жалования… Англичане большие любители традиций. Желая сохранить пышный старинный титул за директором Гринвичской обсерватории по сей день, они со временем увеличили его денежный эквивалент. Должность стала не только почетной, но и выгодной. Традиция родилась…
