Вадим Сафонов - Земля в цвету
А существует только одна.
Свою магистерскую диссертацию Докучаев защитил в 1878 году. Он договаривал то, что начал студентом. Диссертация называлась: «Способы образования речных долин Европейской России». Он уже не был юнцом, развивавшим странные и смутные идеи. По университету разнеслось, что этот консерватор геологического кабинета, возвращавшийся из долгих поездок с ящиками коллекций, строит в самом деле новую науку. Аудитория, где выступал диссертант, была полна. Защита превратилась в триумф. Молодые научные работники слушали с горящими глазами.
Для самого же Докучаева и магистерская диссертация была все еще «присказкой».
Года два назад он присутствовал на докладе об «агрономическом путешествии по некоторым губерниям Центральной черноземной полосы России». Путешествие совершил Александр Васильевич Советов, пятидесятилетний человек, спокойный, широколицый, в темно-русой, уже посеребренной бороде лопатой, — первый русский доктор земледелия. В свое время наделал шуму тот докторский диспут, где он, защищая диссертацию «О системах земледелия», вступил в спор с оппонентом Менделеевым, с самим Менделеевым…
Докучаев тогда был с головой погружен в составление почвенной карты Европейской России. И работа чад этой первой в мире по тому научному методу, которым она составлялась, картой приносила все новые опровержения учения о «беспорядке почв».
Но Советова он слушал с особенным вниманием.
Черноземы — гордость России, самые изумительные среди почв: то рассыпчатые, то мягкие, как масло, с их цветом, настолько необыкновенным, настолько отличающим их ото всего на земле, что он кажется цветом самой насыщающей их силы плодородия, — что они такое, русские черноземы?
Докучаев понял, что отныне жизнь его на долгие годы определена. Разгадать, понять, изучить черноземы, великое богатство нашей родины. На них, через них выяснить и показать общие законы, управляющие почвенным покровом земного шара.
Книги мало чем могли помочь Докучаеву. Впрочем, на недостаток их нельзя было пожаловаться. Необычайная «черная земля» издавна влекла внимание и воображение ученых. Скорее всего, именно воображение.
Паллас первым решил в XVIII веке, что чернозем — это ил отступившего древнего моря. И некогда он был соленым. «Ледникового моря», уточнил лет через 60–70 англичанин Мурчисон. Он предлагал взглянуть на карту дилювиального периода: разве не ясно, что язык ледника на Средней Волге впадал в морской залив? «Соленый ил, который стал пресным! В этом нет разумного смысла, — горячился Вангенгейм фон-Квален. — Просто ледник принес из северных болот торф и раскидал по нынешним степям».
«Отлично! Хорошо! — подхватывал Эйхвальд. — Торф. Именно торф! Но зачем искать древние болота только на севере? Конечно, у кромки ледника, где теперь степи, тогда вовсе не росли ковыли и эти колокольчики, чарующие сердце поэтов. Тут как раз и тянулись черные трясины». «Похожие на те, среди которых у древних греков зияли врата Аида? — язвительно опрашивал желчный профессор Штукенберг. — В трясинах позволю себе усомниться. Но, во всяком случае, заметьте: интересующий нас горизонт сложен пресноводными отложениями. При чем тут соль и море?»
Немец Орт, вояжировавший по России, коротко определил чернозем, как «мергелистый гумусовый суглинок». Шмидт из Дерпта полагал, что раз чернозем горная порода, то никакой тайны в нем заключаться не может. Что такое эти прославленные почвы Украины? «Продукты размельчания и выветривания верхнего слоя днепровской гранитной возвышенности»!
Была не слишком значительная группа ученых, которая брала под сомнение все эти экстравагантные родословные чернозема. Гюльденштедт, Гюо, Эверсман и особенно Рупрехт считали, что черный «гумус» — это в самом деле перегной: накопившиеся остатки отмирающей органической жизни. Взгляды этих ученых внимательно изучал Докучаев.
Он убеждался, однако, что у них больше догадок, чем прямых доказательств, несомненных фактов им недостает, и в результате рядом с их взглядами могли совершенно спокойно существовать воззрения прямо противоположные. Тем более, что, бродя ощупью, как во тьме, сторонники органического происхождения чернозема забредали иногда в весьма странные теоретические закоулки.
Рупрехт различал чернозем, образовавшийся на месте и «просочившийся» (неведомо, как и откуда!), и рассуждал о каких-то древних черноземных «материках».
Докучаев не знал, что первым подошел к разгадке чернозема ясный и трезвый ум Ломоносова. «Итак, нет сомнения, что чернозем не первообразная и не первосозданная материя, но произошел от согнития животных и растущих тел со временем…» Это цитата из «Первых оснований металлургии», написанных в 1742–1743 годах, почти за полвека до Гюльденштедта.
Один вывод, с очевидностью вытекал для Докучаева из его усердных занятий в библиотеках: мало фактов.
И он составляет «программу исследования чернозема».
Конечно, и А. В. Советов принимает участие в составлении этой программы и еще двое: А. И. Ходнев и М. Н. Богданов. Участие второго, зоолога и путешественника, кажется неожиданным. Но Богданов принадлежал к той плеяде старых замечательных русских натуралистов, которые были не только отличными исследователями в какой-либо своей узкой области, но и философами естествознания, и страстными общественными деятелями, и поэтами своего дела. Книги Модеста Николаевича «Из жизни русской природы» и «Мирские захребетники» живут уже скоро три четверти века. Несколько поколений детей и юношей читало их. Немного существует более поэтических рассказов о наших полях и лесах, о простой природе средней русской полосы, о птицах и садах простого русского города. Это город на Волге, родина Богданова, Симбирск — примерно того времени, когда там родился Владимир Ильич Ленин.
То, что сделал Докучаев в ближайшие годы, было открытие наново громадной полосы земли, земли, на которой жили и не одно тысячелетие трудились миллионы людей; это было открытие чернозема. Докучаев не просто теоретизировал на основании двух-трех десятков или сотни фактов. Нет, прежде всего это было исследование и описание «где, как, что» — так описывает географ новую страну. Районы и провинции черноземной «страны», ее «острова», прослеженные впервые «изогумусные» линии, подобные «изотермам», которые проводят метеорологи, соединяя местности с одинаковой температурой, или «изобарам» — линиям равных показаний барометра…
Докучаев изучает старательно границы чернозема, эти ломаные линии, за которыми лежат «серые лесные земли» на севере, а на юге, примыкая к «шоколадным» почвам степей Причерноморья, земли «каштановые с бурыми».
Он изучает чернозем «горовой», предельно черный, косые пласты черноземов склонов, мощный коричневатый чернозем долин, местами саженной толщины. Белгородские песчанистые черноземы, солонцеватые — на Харьковщине и Полтавщине, скелетные и грубые — с южного Урала, золовый, ветром навеянный чернозем рыхлых холмиков и почвенных «дюн» из-под Бердянска…
В степях стоят курганы — скифские, батыевы. Черный, еще тонкий слой земли уже нарос на них. Какова же быстрота этого роста? Докучаев карабкается на сложенные из валунов седые стены Староладожской крепости, чтобы измерить толщину праха, покрывшего их. Пять дюймов. И травы, даже кусты гнездятся тут. Крепость выстроена в 1116 году. Пять дюймов наросли за 770 лет.
Геолог, исследователь почв, он пристально присматривается к этим древним следам человеческих рук, к старым людским поселениям на земле.
Он отыскивает, описывает стоянки каменного века. Собирает коллекции первобытных орудий. Впоследствии, в 1889 году, на VIII съезде русских естествоиспытателей и врачей, Докучаев сделает сообщение о доисторическом человеке окских дюн.
Потомки очень высоко оценят заслуги Докучаева-археолога. Но для современников великие главные открытия Докучаева заслоняли его археологические находки.
И вот он закончил, наконец, свою энциклопедию. В ней география, химия, история развития чернозема. Да, эволюция, генезис его! Ибо что такое почва?
Почва — это особое природное тело, вернее, целая самостоятельная категория тел. От горных пород они отличаются резко. Есть свои определенные законы развития их, и по этим законам их и надо познавать; есть своя закономерность и в распространении почв.
А факторы, которые своим совместным действием образуют почву, — это органическая жизнь (прежде всего растительность и низшие организмы), климат, рельеф и высота местности; Докучаев добавляет еще, что надо знать, конечно, исходную «материнскую породу» и «возраст» (почвенный и геологический) страны.
А чернозем?
Он образован накоплением перегноя травянистой степной растительности. «Материнскими породами» тут были лес, мел, глины, выветренные граниты… То, что многим казалось парадоксом, — это важнейший, основной факт: лес с его гигантскими массами отмирающей растительности не только не создавал чернозема, но останавливал его образование всюду, где вторгался в степи.
