Фердинанд Опль - Фридрих Барбаросса
К концу своего правления Штауфен в обширных частях своего германского королевства обрел городскую политику, совершенно сглаживавшую региональные различия. С самого начала своего господства он уделял внимание бытованию городов. Замирение германской области Империи, достигнутое уже вскоре после его воцарения, дало возможность также и епископские города снова в полной мере сделать целью императорских мероприятий. Одновременно Барбаросса энергично и успешно продолжил развивать контакты с городами-пфальцами и городами имперских земель, начатые его предшественниками, и выступил в качестве основателя новых городов в области собственного господства Штауфенов, но также и в областях, конституировавшихся как имперские округа. Затем падение Генриха Льва дало императору возможность на основе мира с папством и верхнеитальянскими коммунами решительным образом расширить и интенсифицировать свою активность в сфере городской политики, что в конечном счете позволило превратить городскую среду в одну из опор его господства.
Южнее Альп, в королевстве Италия[627], отношения имперских властей с городским миром имели намного более длительную традицию, в соответствии с неизмеримо большим значением этого элемента во властной структуре этой области. Первая половина XII столетия была эпохой, в которую новой конституционной модели городских коммун, заметной с XI века, суждено было утвердиться в обширных районах страны. Господство города над его округой, контадо, и очень далеко заходящие автономные права относительно сюзеренитета Империи были существенными характерными чертами влияния этих сил. Последним, кто вступил на итальянскую землю до начала правления Барбароссы, был Лотарь III. Отсутствие Империи в те годы, когда у власти находился Конрад III, только благоприятствовало дальнейшему подъему коммун[628]. Связи первого государя-Штауфена с итальянскими городами ограничивались выдачей отдельных, впрочем, незначительных, грамот, среди которых должны быть названы прежде всего предоставляющие право чеканить монету Генуе, Пьяченце и Асти. Об активном влиянии короля не могло быть и речи ввиду внутригерманской смуты, столкновений с вельфской оппозицией.
Фридрих I вошел в непосредственный контакт с существовавшими в Италии отношениями уже в первый год своего правления, в связи с началом переговоров с папством. Прекращение конфликта с Вельфами, широкое признание его власти воздействовали также и на южную часть Империи, политические силы которой — и среди них не в последнюю очередь города — отныне снова вынуждены были всемерно считаться с имперскими властями. В марте 1153 года при королевском дворе в Констанце появились два бюргера города Лоди, которые под впечатлением, произведенным на них юным королем, решились подать жалобу на миланцев, издавна притеснявших их родной город, не имея на эту акцию полномочий от отцов города[629]. В результате Штауфен получил свидетельство гегемонистских устремлений «ломбардской метрополии», о чем он, вероятно, был также информирован к этому времени и епископом Комо. Таким образом соотношение политических сил в Ломбардии попало в поле зрения штауфеновской политики. Они были очень близки к тому положению, какое застал еще Лотарь III во время своего первого итальянского похода. К миланской группе городов, состоявшей из самого Милана, Брешиа, Пьяченцы, Тортоны и Кремы, находились в оппозиции Павия и Кремона, Лоди и Комо были подчинены миланцами уже в начале XII столетия (соответственно, в 1111 и 1127 годах).
Эти предзнаменования определили и обстановку коронационного похода Барбароссы, предпринятого осенью 1154 года. На рейхстаге в Ронкалье в начале декабря этого года прозвучали жалобы на экспансионистскую политику Милана и союзных с ним городов. С такими жалобами выступил ряд городских, но также и представлявших знать противников миланцев. Одновременно там появились посланники двух приморских городов — Генуи и Пизы. О военной кампании непосредственно против могущественной «ломбардской метрополии» думать не приходилось ввиду небольшой численности имперских войск. Ограничились тем, что разорили окрестности Милана и захватили некоторые воздвигнутые там опорные пункты. В начале следующего года король по призыву маркграфа Монферратского и епископа Асти развернул наступление на Кьери и Асти и после многонедельной осады овладел союзным миланцам городом Тортона. Тем самым была уже последовательно зафиксирована будущая политическая ориентация Барбароссы — противодействие Милану. Победное торжество после взятия Тортоны, прошедшее в Павии, где он был коронован в апреле 1155 года в церкви старого лангобардского дворца, посвященной святому Михаилу, подчеркнуло его связь с городом на реке Тичино как с традиционным противником миланцев.
По мере дальнейшего продвижения к Риму расширялось непосредственное знание Штауфена о политических обстоятельствах Италии. На Виа Эмилия он установил тогда контакты с правовой школой Болоньи, тесно связанной с Империей со времен Салиев. Именно тогда он выдал «Authentica habita», свою знаменитую привилегию для школяров — студентов и профессоров университета Болоньи. Но свое влияние он мог укреплять также и с помощью своих посланцев в те города этой зоны, которые не посещал лично, например, возведя Ансельма фон Хафельберга на кафедру архиепископства Равеннского. Города Средней Италии, которые он миновал один за другим на своем пути в Рим и во время своего возвращении после императорской коронации, нередко с нескрываемым недоверием взирали на вновь усилившуюся власть Империи, а отчасти оказывали открытое сопротивление и должны были — как, например, Сполето — подвергнуться захвату. Когда император в конце лета 1155 года вновь возвратился в Верхнюю Италию, в настроении миланцев ничего не изменилось. Чтобы потеснить их господствующие позиции, что с помощью военных средств удалось сделать лишь отчасти, в недостаточной мере, они были объявлены находящимися в имперской опале, и после наделения Кремоны правом чеканить монету один из их традиционных противников перешел на сторону Штауфена. События в Веронском ущелье[630], когда император попал в исключительно опасное положение, должны были еще в последние дни его первого итальянского похода сделать для него совершенно очевидным ту опасность, которая проистекала для Империи со стороны городских сил Италии.
В последующие годы к королевскому двору в Германии продолжали постоянно являться для обращения с жалобами делегации ломбардских городов, непосредственно затронутых гегемонистскими устремлениями миланцев, и среди них в первую очередь Павии, Комо и Лоди. Вследствие этого Штауфен был как нельзя лучше информирован о тех широких инициативах, на которые сделали тогда ставку опальные миланцы ради укрепления своих территориально-политических позиций. После того как первоначально предполагавшийся поход против Южной Италии совершенно утратил свой смысл из-за заключенного в Беневенте договора между папой Адрианом IV и сицилийской норманнской державой, обязательство князей принять участие в имперском ополчении весной 1157 года было заменено на участие в военном выступлении против Милана. После этого широко развернулись необходимые приготовления. Не только богемского князя Владислава, увенчанного 18 января 1158 года в Регенсбурге королевской короной, но и королевство Венгрию, и польского князя Болеслава удалось обязать участвовать в этом походе[631]. В начале 1158 года, на начало лета которого было намечено выступление войск, Барбаросса послал своего канцлера Райнальда и Отто фон Виттельсбаха, имевшего с ним тесные личные связи, на юг в качестве своих легатов. Проявив большое мастерство, они сумели расположить местные политические круги в пользу Империи. Им удалось действенно использовать сюзеренитет императора на территории вплоть до Адриатического побережья, в Равенне и Анконе. Благодаря соглашению с Пьяченцей еще в июне один из важнейших союзников Милана выбыл из рядов противника.
Ввиду успешного соединения многочисленных врагов Милана в борьбе за дело Империи — в сражениях лета 1158 года участвовали не только большинство имперских князей Германии, но и значительное число городов имперской Италии, вплоть до Средней Италии — сопротивление ломбардской метрополии оказалось сломлено в течение немногих недель. Ее традиционные союзники или еще до этого перешли на сторону императора, или же были поставлены на колени в результате осады их самих (Брешиа). Город Лоди, которому еще весной 1158 года довелось пережить свое второе — после 1111 года — разорение миланцами, окончательно поменял позицию. По соглашению с императором и с его одобрения город в начале августа был перенесен с реки Ламбро на реку Адда, где заново основанный Новый Лоди (Lodi Nuovo) составил впоследствии прочную опору для имперских властей. В начале сентября миланцы вынуждены были капитулировать, их существовавшее с начала XII века засилье было ликвидировано. Комо, Лоди и графство Сеприо были лишены права свободно распоряжаться своими делами. При этом император все же поступал обдуманно: горожанам не пришлось испытать ни разрушения городских укреплений, ни полного роспуска их союзов (Крема, Изола Комачина).
