Инна Соболева - Принцессы немецкие – судьбы русские
А вот свидание с наследником российского престола взволновало. Он ведь не был совсем чужим. Когда-то его дядю, императора Александра I, избавителя Европы от Наполеона, с невиданной торжественностью принимали в Лондоне ее родители. Император стал ее крестным отцом. Ее даже назвали в честь русского самодержца (мало кто знает, что первое имя прославленной английской королевы – Александра, и уже после заметного охлаждения отношений между империями ее стали называть исключительно вторым именем – Виктория). Кроме того, они – родственники. Их бабушки, Мария Федоровна и Виктория, – родные сестры, Саксен-Кобургские принцессы.
Программа визита русского наследника была тщательно продумана и подготовлена: ужин в Букингемском дворце, оперное представление, проживание в очаровательном Виндзорском замке, банкет в Лондонской Таверне, военный парад в парке Сент-Джеймс, визит в Тауэр, посещение доков и ипподромов в Эпсоме и Эскоте, вручение диплома доктора права Оксфордского университета. Встречающая сторона, кажется, предусмотрела все. Но не могла предвидеть главного…
«Великий князь безумно нравится мне. Он естествен и весел. С ним легко… Я восхищена», – такая запись появляется в дневнике английской королевы в первый день знакомства. Через два дня, после бала в Букингемском дворце адъютант цесаревича, полковник Семен Юрьевич, который тоже ведет дневник, запишет: «Утром после бала царевич говорил только о королеве. О ее обаянии, чувстве юмора, молодости. На балу они были неизменными партнерами. Ей явно приятно его общество. Они – идеальная пара».
Может быть, и вправду – идеальная, но, если помнить о государственных интересах обеих держав, – совершенно невозможная. В самом деле, не бросит же королева престол, чтобы уехать в Россию и жить при дворе в качестве жены наследника, а потом стать не самостоятельной монархиней, а всего лишь женой императора. А он? Разве для того его столько лет готовили к самодержавному правлению, чтобы стал в чужой стране не королем даже, а всего лишь принцем-консортом – мужем королевы. Это, конечно, почетно, но вполне бесправно. Пройдет время, и немецкий принц Альберт покинет Германию, чтобы стать мужем королевы Виктории. Или любил сильнее, или терял меньше, чем мог потерять наследник российского престола…
А пока юная королева записывает: «Я совершенно влюбилась в Великого Князя, он прелестный, очаровательный молодой человек. Когда начались танцы в красном зале, первую кадриль я танцевала с ним. Потом был вальс, я его пропустила, потом опять кадриль с господином Толстым (речь идет о графе Алексее Константиновиче Толстом, поэте, друге детства наследника. – И. С.), и снова вальс, который я просидела рядом с Великим Князем. В начале первого ночи все пошли к ужину. После ужина снова танцы. Русские танцевали мазурку, и я впервые в жизни танцевала мазурку с Великим Князем. С ним приятно и весело танцевать. Он такой невероятно сильный, так смело кружит, что я едва поспевала. Мы мчались вихрем. Маленький бал окончился около двух ночи. Никогда прежде я не была так счастлива. Всем было хорошо. Легла в четверть четвертого, до пяти не могла уснуть».
На следующий день будущая великая королева, давшая имя целой эпохе, пишет: «Великий Князь сказал мне, что чрезвычайно взволнован такой великолепной встречей и никогда ее не забудет. Добавил по-французски: „Поверьте, это не просто слова, я в самом деле так чувствую“. И повторил, что навсегда запомнит эти дни. И я их тоже никогда не забуду, я в самом деле люблю этого приветливого, славного молодого человека».
А тем временем в Петербург шли депеши, сообщавшие, что царевич не скрывает своей влюбленности в королеву; что королева призналась своей гувернантке: он первый мужчина, которого она полюбила; если он сделает предложение королеве Виктории, она без колебаний примет его; они все время проводят вместе, иногда это противоречит всем нормам этикета.
При том, что невозможность этого брака была очевидна, оба двора были не на шутку обеспокоены: мало ли что могут натворить молодые влюбленные! Николай Павлович потребовал, чтобы сын как можно скорее покинул Лондон. Александр умолял разрешить задержаться, хотя бы на несколько дней. Безуспешно…
И наконец, – канун разлуки. Виктория пишет: «Наш последний вечер вместе. Когда отзвучал последний вальс, было двадцать минут третьего. Я с грустью простилась со всеми господами из свиты Великого Князя с чувством откровенной печали. Все они мне очень понравились… Потом я удалилась в синюю комнатку, куда лорд Пальмерстон ввел Великого Князя, чтобы он попрощался со мной. Мы остались одни. Великий Князь взял мою руку и крепко сжал в своей руке. Был бледен, и голос дрожал, когда он говорил по-французски: „У меня нет слов, чтобы выразить все свои чувства“. Добавил, как глубоко признателен за прием и надеется еще побывать в Англии. Он верит, что наша встреча будет залогом дружеских отношений между Англией и Россией. И тут он прижался к моей щеке, поцеловал меня так сердечно, и мы опять пожали друг другу руки. Я ощущала, что прощаюсь с близким родным человеком, а не с иностранцем, мне было очень грустно расставаться с ним, я даже немножко, шутя, была влюблена в него, а может быть, и действительно привязалась всем сердцем. Он такой искренний, такой по-настоящему жизнерадостный, милый, чарующий, с обаятельной улыбкой и мужественной элегантной внешностью».
В свою очередь, полковник Юрьевич записывает: «Прошлой ночью мы попрощались с английским двором. Когда цесаревич остался наедине со мной, он бросился в мои объятья, и мы оба плакали. Он сказал мне, что никогда не забудет Викторию. Прощаясь, он поцеловал королеву. „Это был самый счастливый и самый грустный момент в моей жизни“, – сказал он мне».
Эта печальная история доказывает, как непросто быть монархом. Это только кажется, что ему все доступно, что его жизнь – бесконечное торжество. На самом деле – над всеми чувствами, желаниями, мечтами превалирует (или должен превалировать) долг. Как только монарх позволяет себе отдать предпочтение чувству перед долгом, случается катастрофа. В определенном смысле это подтверждает судьба самого Александра II, который в последние годы предпочел чувство (если поверить одной из версий его гибели, о которой я расскажу чуть дальше). И уж наверняка самое яркое тому подтверждение – брак последнего российского самодержца, заключенный по любви и во многом способствовавший крушению империи.
А еще эта запретная любовь дает повод задуматься о том, как много значит в истории личность. И не только ее масштаб (что очевидно), но и самые, казалось бы, интимные события в жизни человека, по своему положению вынужденного творить историю. Я не случайно уже не раз писала: если бы это случилось (или не случилось), наша история была бы другой. Вот и снова повод повторить эти слова: представим, что Виктория и Александр предпочли бы любовь государственным интересам. В России был бы другой император, и не случилось бы того, что случилось… И отношения с Англией наверняка были бы другими, значит, другой была бы вся мировая политика. Другой и, может быть, вполне счастливой была бы и судьба Гессен-Дармштадтской принцессы Марии. Стоило только двадцатилетним влюбленным забыть о том, что называется долгом…
Но не забыли. Александр Николаевич уехал. После его отъезда королеве Виктории остался на память альбом с портретами великого князя и подаренная им овчарка Казбек. До самой своей смерти пес оставался любимцем и баловнем королевы. Чувства российского императора оказались не такими прочными: во время восточного кризиса второй половины 1870-х годов он так отзывался о предмете своей юношеской любви: «Ах, опять эта старая английская дура!», «Ах, эта упрямая старая карга!». Политические реалии явно возобладали над памятью о давнем чувстве. Но это не помешало браку старшей дочери императора Марии Александровны, и одного из сыновей королевы Виктории, герцога Альфреда Эдинбургского. Правда, и Александр поначалу не хотел отдавать любимую дочь «в британскую даль», и Виктория не желала «родниться с семьей человека такой низкой нравственности, открыто позволившего себе фаворитку на 30 лет моложе себя». Но протесты родителей действия не возымели: молодые любили друг друга. Спустя совсем недолгое время после свадьбы Мария Александровна стала любимой невесткой королевы.
Пройдет 56 лет после этой встречи, он давно уже будет покоиться в усыпальнице Петропавловского собора, она же будет продолжать править Британской империей. И вот внучка королевы Виктории – вопреки воле бабушки, считавшей безумием выходить замуж в Россию, – станет российской императрицей. Последней. А еще через 23 года, в 1918-м, король Георг V, родной брат ее матери (кстати, внешне почти неотличимо похожий на ее мужа, русского императора Николая II), ничего не сделает, чтобы попытаться спасти своих родственников. Такое вот печальное окончание отношений между потомками очаровательных молодых людей, во имя долга отказавшихся от любви.
