Вадим Сафонов - Земля в цвету
Все это — охотничья добыча в Зеленой стране. Это то, что собирают добытчик и разведчик.
А растений полей, огородов, садов, оранжерей не больше пяти тысяч видов. Но и тут очень многие только перенесены к себе человеком. Возле человеческого жилья они остались, как были. Сотнями и даже тысячами растений мы просто любуемся. Для того их и разводим. Это декоративные растения. Еще сотни привередливо признают только какой-нибудь один уголок Земли, а в других местах не растет; это редкости с небольшим значением для людей.
И если откинуть все это и говорить только про те растения, какие человек пересоздал, какие кормят его, дают ему одежду и сырье для промышленности, то такие будут исчисляться едва сотнями видов.
Один известный ботаник прошлого века (Декандоль) считал, что «набор» основных сельскохозяйственных растений — всего 44 вида — установился семь-восемь тысяч лет назад. А в следующие пять или шесть тысяч лет этот набор мало изменялся. Лишь за последние две тысячи лет человечество принялось расширять и умножать его.
Считают, что сейчас на земле 327 самых главных возделываемых (и пересозданных человеком) видов растений. У 269 из них — родина Старый Свет; у 58 — Новый Свет.[3]
Вот из этого «ядра» извлек человек необозримый, бесконечно многообразный мир — мир своих зеленых слуг. Было несколько тощих, мелкоколосных диких пшениц, а сейчас на полях земного шара созревает полторы тысячи пшеничных сортов!
Что же касается «прирученных» человеком видов растений, то в одной нашей стране возделывается их не менее двухсот. Ни в какой другой стране не возделывают больше.
СЛУГИ
Нам стоит ближе познакомиться с преданными зелеными слугами человека. Они заслуживают этого.
Первым, без всякого спора, надо назвать семейство злаков. Самый важный член этой семьи — пшеница. Некогда человек посеял ее возле своего жилья — раньше почти всех других растений; и сейчас больше всего в мире человек собирает тоже пшеничного зерна: до 150–160 миллионов тонн ежегодно.
Чуть отстает рис. Предки наши называли рис сарацинским пшеном; так он назван и в «Детстве» Льва Толстого. Главные сборы риса — в Азии. Там во многих странах для сотен миллионов людей он играет ту же роль, что хлебные злаки у нас.
И почти наравне с рисом идет кукуруза — древнейшая культура Американского материка. В Мексике и Соединенных Штатах и теперь кукурузу сеют больше, чем другие зерновые.
После этих трех злаков надо упомянуть овес. Но ему уже далеко до них. Его сборы в два-три раза меньше. Да и начал он служить человеку гораздо позднее. Римляне и греки считали его сорняком. Ученик Аристотеля Теофраст, которого называют «отцом ботаники», не находил в овсе ровно ничего доброго. Римлянин Плиний, написавший в первом веке нашей эры, почти через четыреста лет после Теофраста, 37 книг «Естественной истории», воображал, что овес и не злак вовсе, а ячменная болезнь: заболевший ячмень вырождается в овес. Для овса подбирали странные, пренебрежительные имена, напоминающие о козлах, овцах и даже козлиной вони. Наше «овес» тоже сходно с римским «овис», что значит «овца». Именами этими хотели сказать, что овес только и годен на козлиную и овечью пищу.
А мы считаем его сейчас на четвертом месте среди всех возделываемых злаков! Плиний и Теофраст не угадали будущего…
Предок нашей ржи тоже долгое время был сорняком, непрошенным гостем на пшеничных и ячменных полях. Древнее земледелие не знало ржи. Появилась она как культурное растение в горных областях востока, на Кавказе и в Средней Азии.
Полагают, что сейчас рожь сеют почти наравне с ячменем, культурой настолько старой, что зерна его находят в самых древних египетских пирамидах.
И просо с самых древних, доисторических времен, тех времен, которые изучают археологи, служит человеку. И безотказно служит. Кто не едал пшенной каши! По-латыни название проса, которое и поныне принято в ботанике, — «паникум» — произведено от слова «хлеб» — «навис». Значит, в древности понятие о хлебе вообще часто связывалось именно с просяными зернышками.
Полмиллиарда тонн — вот ежегодный средний мировой урожай хлебных злаков.
Сеют люди и другие злаки: сорго, которому не страшна засуха, — его называют даже «верблюдом растительного царства», сахарный тростник — «мед без пчел» древних; сеют луговые травы: мятлик, костер, райграс. Человек выращивает рощи злака-великана — бамбука.
Многие ученые убеждены, что обширная когорта бобовых (или, как иначе их называют, мотыльковых) уступает только злакам в значении для человечества. В самом деле, стόит лишь назвать горох и фасоль, сою, хорошо известную и у нас, а в Китае кормящую десятки миллионов, чечевицу, из которой похлебка казалась такой вкусной одному из библейских героев, что он продал за нее право первородства, — все это зернобобовые. Всем знаком и земляной орех — арахис; у нас на юге его называют «фисташками». Из бобовых добывают лекарства: из лакричника, из перуанского дерева (знаменитый бальзам). Лучшие луговые травы — тоже бобовые: лютик, люцерна, клевер, донник, вика, вигна, эспарцет.
Замечательны эти травы: они обновляют землю, они обогащают ее.
Если в пище нет азота, не растет, не развивается никакой организм — ни животное, ни растение, потому что без азота не может быть построено живое тело. Без азота нет белковых веществ, основы жизни.
Известно, как дорого ценятся азотистые удобрения, которые приходится вносить в почву, бедную азотом.
Но как же так? Как может растению не хватать азота? Пусть его даже мало в почве, но ведь над полем — необъятный воздушный океан, в котором почти 4/5 азота. Листья и стебли купаются в нем!
Но в том-то и дело, что взять его из воздуха растение не может! Недотрогой влетает азот через устьица в листья, скользит мимо голодных тканей, забирается даже внутрь их и выскальзывает опять наружу. Как не было его. Только тогда смогут взять его растения, когда он перестанет быть газом, когда он образует азотистые соли, и вода растворит их, а корни всосут… Но не так легко поймать и «связать» (как образно, но точно выражаются химики) летучий азот!
И вот давно были замечены в растительном мире немногие, но очень решительные исключения из только что сказанного. И самое главное среди этих исключений — бобовые. После того как они выросли, созрели и убраны с поля, в почве оказывается не меньше, а больше азотистых соединений. Тех самых азотистых соединений, которые так нужны растениям!
В восьмидесятых годах прошлого века секрет бобовых был раскрыт. Разгадка оказалась поражающей. Это была сказка о дружбе боба с невидимкой.
На корешках бобовых вздуваются маленькие шишечки-клубеньки. Иногда их так много и так они унизывают корешки, что те делаются похожи на четки.
В клубеньках этих живут бактерии. Растение кормит их, они размножаются массами. И тут выясняется, что в долгу они не остались. Невидимые друзья растений умеют ловить и связывать атмосферный азот. И столько налавливают его, что и бобу-хозяину вдосталь, и еще в почве остается.
Вот что такое бобовые для полей!
Это семейство состоит не только из трав. К нему относятся еще удивительные деревья, в самых именах которых, кажется, сияет огненное солнце юга: кассии и тамаринды, кампешевое дерево — из него добывают синюю и черную краску; копаловое — оно дает знаменитую смолу копал, из которой готовят лаки; рожковое, бразильское красное, индийское коричное деревья, все мимозы и акации с душистыми желтыми, розовыми, белыми цветами.
Настоящие акации и мимозы — дети тропиков. В быту «мимозой» мы называем акацию. И кто не покупал, не ставил у себя в комнате этих желтых мимоз, которые на самолетах, поездами-экспрессами привозят ранней весной на север с юга!
Как появятся они на улицах — пусть еле сочится скупой еще мартовский свет и под ногами слякоть или зароится вокруг мокрая метель, — северянин знает: это весна, весна пришла!
А благоуханные майские недели в городах Украины, когда весь город — уже от перрона вокзала — пропитан медовым дыханием белой акации и тротуары осыпаны упруго-мягкими, вянущими гроздьями ее цветов! Пусть перебьет сердито ботаник, что как раз это вовсе не акация, а «робиния ложная акация»; от этого мы не станем меньше ее любить.
Заметим тут же, что «желтая акация» — третья «переодетая»: она тоже никакая не акация и даже не родня «белой»; ботаническое ее имя — «карагана».
К слову: среди мотыльковых мы найдем и удивительнейшее растение мира (хотя оно не слуга и не друг человека) — «живой телеграф», индийский кустарник десмодиум, о котором уже говорилось. Свое название он получил, когда еще не было электрического телеграфа, а был телеграф семафорный; важные известия тогда «семафорили» с одной телеграфной вышки на другую. С такой непрерывно семафорящей вышкой сравнивали старинные натуралисты куст десмодиума, взмахивающий листочками.
