Николай Смирнов—Сокольский - Рассказы о книгах
Иллюстрации: 1. Грав. портрет Крылова. 2. «Орел и паук». 3. «Мартышка и очки».
То же. Ч. II. Париж, 1825. Шмуцтитул, 2 загл. л., 378, 3 ненум. с. 8 ®.
Иллюстрации: 1. «Кот и повар». 2. «Раздел», рис.Изабе. 3. «Прохожие и собаки».
43 Белинский В. Г. Полн. собр. соч., т. 8. М., 1955, с. 114.
44 Крылов И. Басни в осьми книгах. Новое издание, вновь исправленное и умноженное. Иждивением книгопродавца Смирдина. Спб., в тип. Александра Смирдина, 1830. Загл. л., 309, 1 ненум. с. 8 ® (выходили также в форматах 12 ® и 16 ®). Издание повторялось в 1831, 1833 и 1834 годах, каждое из них — тоже в трех форматах.
45 Крылов И. Басни. В осьми книгах. Спб., в тип. Александра Смирдина, 1834. (На обороте: Издание книгопродавца Александра Смирдина). Ч. I. Шмуцтитул, загл. л. 2 ненум., 187 с. 4 ®. (24,5x20 см).
Иллюстрации: 48 грав. теневым контуром рисунков к басням. Первый рисунок изображает Крылова — иллюстрации к басне «Василек». Имя художника–гравера нигде не указано. Все гравюры на отдельных листах.
Тоже. Ч. II. Спб., 1834. Шмуцтитул, загл. л., 2 ненум., 167, XX с. (оглавление). 4 ®.
Иллюстрации: 45 грав. теневым контуром рисунков к басням на отд. л.
46 Крылов И. Басни в восьми книгах. Тридцатая тысяча. Спб., в тип. Экспедиции заготовления гос. бумаг, 1835. (На обороте тит. л.: Издание книгопродавца Александра Смирдина). 1 ил. л. (Портрет Крылова, рис.П. А. Оленин, грав. Гоберт). Шмуцтитул, загл. л., 41.0, XI с. (огл.). 32 ®. (10x6 см). Издание было повторено (с другим портретом) в 1837 году.
47 Белинский В. Г. Полн. собр. соч., т. 2. М., 1953, с. 105.
48 Крылов И. Басни в восьми книгах. Сороковая тысяча Спб., в тип. А. А. Плюшара, 1840. (На обороте тит. л.: Издание книгопродавца Александра Смирдина). Шмуцтитул, загл. л., 300, VIII с. 8 ®. (21 X 13,5 см).
Иллюстрации: 1. Портрет Крылова, гравюра на стали, без подп. 2. Грав. на стали загл. л.: группа животных. 3. 24 ил. (ксилография) в тексте.
49 Белинский В. Г. Полн. собр. соч., т. 2. М., 1953, с. 114.
50 Сергеев И. В. Иван Крылов. М.: Детгиз, 1955.
51 Эта и последующая цитаты — из биографии Крылова, написанной П. А. Плетневым, даны по собр. соч. И. А. Крылова, т. 1. Спб., 1847.
52 Сборник статей, читанных в Отд. рус. языка и словесности имп. Академии наук. Т. 6. Спб., 1869 — статья В. М. Княжевича.
53 Подлинник завещания хранится в Отделе рукописей Гос. Публ. библиотеки им. М. Е. Салтыкова—Щедрина. Собрание автографов, картон 14, No 32.
54 Вяземский П. А. Собр. соч., т. 1. Спб., 1878, с. 163--164.
55 Отдел рукописей Гос. Публ. библиотеки им. М. Е. Салтыкова—Щедрина. Архив А. Н. Оленина, No 882.
56 Белинский В. Г. Полн. собр. соч., т. 8. М., 1955, с. 115.
57 Пушкин и его современники. Вып. 37. Л., 1928. Воспоминания Еропкиной об И. А. Крылове, с. 198.
58 Крылов И. А. Басни в девяти книгах. Спб., в тип. Военно–учебных заведений, 1843. Загл. л., 2 ненум., 326, VIII с. (оглавление). 8 ®.
НАЧИНАЯ С ПУШКИНА
СУДЬБА ОДНОГО АВТОГРАФА
В книге советского театроведа Михаила Загорского «Пушкин и театр» мое внимание остановили следующие строки:
«Близка Пушкину была и область так называемых «малых» сценических форм, в современной терминологии называемых «эстрадными». Очень показательно, например, его отношение к Александру Ваттемару — знаменитому трансформатору, чревовещателю и миму. Он вписывает ему в альбом: «Имя ваше легион, так как вас много» (написано по–французски, это перевод. — Н. С. — С), пишет о нем жене («смешил меня до слез»), хлопочет о его представлении в письме к М. Н. Загоскину и извещает об этом самого Ваттемара. Чувствуется подлинное увлечение Пушкина искусством этого мима, бывшего замечательным мастером в своем жанре» 1.
Собственно, в книге Михаила Загорского — это все, что сказано об эстрадном артисте Александре Ваттемаре, знакомце великого русского поэта. Записным пушкинистам имя Александра Ваттемара, вероятно, достаточно известно, но мне, по некоторому сходству его профессии с моей (я ведь тоже артист эстрады), захотелось узнать о нем поподробнее.
Прежде всего, нужно было уточнить — что этот Александр Ваттемар представлял из себя как артист? «Рассмешить до слез» Пушкина вряд ли было легко.
Узнать об этом оказалось, впрочем, совсем не трудно. Цензор А. В. Никитенко в известном своем «Дневнике» записал 10 июня 1834 года: «Был на представлении Александра, чревовещателя, мимика и актера. Удивительный человек! Он играл пьесу «Пароход», где исполнял семь ролей, и все превосходно. Роли эти: влюбленного молодого человека, англичанина–лорда, пьяного кучера, старой кокетки, танцовщицы, кормилицы с ребенком и старого горбуна–волокиты. Быстрота, с которой он обращается из одного лица в другое, переменяет костюм, физиономию, голос, просто изумительна. Не веришь своим глазам. Едва одно действующее лицо ступило со сцены за дверь — вы слышите еще голос его, видите конец платья, — а из другой двери выходит тот же Александр в образе другого лица. Он говорит за десятерых, действует за десятерых. В одно время бывает и здесь и там. Необычайное искусство!»
Из этой записи очевидца мне стало ясно, что основной эстрадный жанр Александра Ваттемара, или просто «Александра», как называет его Никитенко, — это трансформация. Жанр нам знакомый! В свое время мы видели в Москве знаменитого «человека–молнию» — итальянца Угго Уччелини, игравшего даже не семь, а тридцать семь ролей и удивлявшего москвичей не столько талантом исполнения, сколько, действительно, необычайной быстротой переодевания. Позже у нас подвизались и другие трансформаторы. А уже совсем недавно работал в этом же жанре и наш советский артист Валентин Кавецкий.
Однако Александр Ваттемар выступал не только в качестве трансформатора. Талант его был многообразен. Ваттемар был еще и вентролог, т. е. чревовещатель.
В числе первых сведений об этом необходимо указать на переписку известных братьев Булгаковых, один из которых, Константин, служивший в Петербурге, пишет Александру, служившему в Москве (в январе 1832 года):
«После обеда у князя Голицина Василия, пел Този и делал штуки вентролог, недавно приехавший. Он очень забавлял всех, а сначала испугал дам, представляя драку на улице».
В мае московский Булгаков сообщает петербургскому:
«Я тебе не рассказал странное мое приключение в понедельник у Марии Васильевны Обресковой. Сижу я у нее вечером, время прекрасное, окно открыто. Вдруг, на улице кричит кто–то: Александр Яковлевич! Я побежал к окну — гляжу — никого нет, к другому — нет. Тот же крик, все смеются, а хозяйка удивляется… Посылаю человека за ворота посмотреть, а между тем говорю: может быть это и не меня кличут: он не называет фамилии моей, а только — Александр Яковлевич? Едва я сказал это, как опять раздался крик: Александр Яковлевич Булгаков, поди–ка сюда! Булгаков! Я не знал, что и думать, но взглянув на незнакомое лицо какого–то немца (француза? — Н. С. — С.) тут же сидевшего, я вспомнил вдруг, что ты мне писал о каком–то славном вентрологе, ударил себя по лбу и закричал: верно это вентролог!
Тут все бывшие в секрете захохотали. Только такого совершенства постигнуть нельзя. Он повторил еще многие опыты…».
Из этой переписки видно, что, по обычаю того времени, главнейшим полем действия артистов были великосветские гостиные Москвы и Петербурга.
Известно, однако, что Ваттемар добился в Петербурге и публичных выступлений в театрах. Очевидно, собираясь устроить такие же выступления и в Москве, он решил попросить Пушкина походатайствовать за него перед романистом М. Н. Загоскиным, бывшим в то время видной фигурой в театральном ведомстве.
Этим, конечно, и объясняется наличие письма Пушкина к Загоскину о Ваттемаре.
О посещении Пушкина Ваттемаром рассказывает шурин Пушкина — Сергей Николаевич Гончаров, живший у него в доме:
«Его (Пушкина. — Н. С. — С.) кабинет был над моей комнатой, и в часы занятий или уединения Пушкина мне часто слышался его мерный или тревожный шаг. Но раз, к моему удивлению, наверху раздались звуки нестройных и крикливых голосов. Когда все собрались к обеду, я спросил у него, что происходило у него в кабинете:
— Жаль, что ты не пришел, — отвечал Пушкин. — У меня был вентролог. — Тут же он распространился о его выходках».
По рассказу шурина Пушкина, у чревовещателя Александра Ваттемара особенно «неподражаемо выходила сцена, в которой барин бранится со слугой, запертым в ларь и силящимся из него вылезти…»
Небезынтересен и дальнейший рассказ С. Н. Гончарова: «По окончании обеда он (Пушкин. — Н. С. — С.) сел со мною к столу и, продолжая свой рассказ, открыл машинально евангелье, лежавшее перед ним и напал на слова «что ти есть имя? Он же рече: легион — яко беси мнози внидоша в онь» (от Луки гл.VIII, ст. 30). Лицо его приняло незнакомое мне до тех пор выражение. Он поднял голову, устремил взор вперед и, после непродолжительного мoлчaния сказал мне: «Принеси скорее клочок бумаги и карандаш». Исполнив поручение, — продолжает шурин поэта, — я сел против Пушкина и не спускал с него глаз. Он принялся писать, останавливаясь, от времени до времени задумываясь и часто вымарывая написанное. Так прошел с небольшим час: стихотворение было окончено. Александр Сергеевич пробежал его глазами, потом сказал мне: «Слушай». Слова евангелия вдохновили поэта. Он взял их эпиграфом, а стихи относились к вентрологу. Я пришел в восторг»3.
