А. Манько - Брачные союзы Дома Романовых
На фоне всех добродетелей Елизаветы Петровны особенно заметно выделялись недостатки Анны Леопольдовны. Среди прочих дурных качеств характера правительницы было замечено одно: не слушать советов опытных государственных мужей. За короткое время она сумела быстро восстановить против себя не только русских, но и иностранцев. В этих условиях и гвардия, и придворная знать, все, недовольные Анной Леопольдовной, группировались вокруг Елизаветы Петровны. Недовольство «немецким засильем» росло. Народ и гвардия, любившие дочь первого российского императора, теперь обращали свои взоры к ней, надеясь, что с ее воцарением на престоле в России наступят лучшие времена.
Вечером 23 ноября 1741 года цесаревна Елизавета отправилась в Зимний дворец в гости к правительнице Анне Леопольдовне. Там был куртаг [36]. Гости уселись за карточные столы, к ним присоединилась и цесаревна. Спустя некоторое время находившаяся здесь же правительница пригласила Елизавету в другую комнату. Там она сказала ей, что только что получила письмо из Бреславля с предупреждением о подготовке цесаревной со своим лейб-медиком Лестоком и при содействии французского посланника дворцового переворота, что ей советуют немедленно арестовать Лестока. Однако Елизавета Петровна изобразила большое удивление по этому поводу и убедила наивную правительницу в том, что она никогда не нарушит клятвы верности, данной Иоанну VI Антоновичу. Цесаревна и правительница расстались при взаимных уверениях любви и преданности.
Елизавета Петровна действительно намеревалась взять власть в свои руки, пользуясь слабостью правительницы Анны Леопольдовны и своей растущей популярностью, особенно в гвардии. Утром 24 ноября к цесаревне пришел придворный лейб-медик Лесток [37] и поддержал ее в ее намерениях. Он принес и показал Елизавете два рисунка на карточке, сделанных карандашом: с одной стороны была нарисована цесаревна в императорской короне, с другой — в монашеской одежде, и виселица, готовая для всех ее приверженцев. «Выбирайте любое! — сказал он ей. — Кем лучше? Императрицею или монахинею?» Кроме того, Лесток сообщил, что 18 декабря Анна Леопольдовна объявит себя самодержицей, на чем усиленно настаивали вице-канцлер граф Головкин и другие сановники из ее ближайшего окружения. Елизавета решилась и упредила действия Анны Леопольдовны.
Перед решающей схваткой дочь Петра I долго и горячо молилась Богу и дала обет в случае успеха дела в свое правление не подписывать смертных приговоров.
В ночь с 24 на 25 ноября 1741 года Елизавета Петровна с гренадерской ротой Преображенского полка произвела новый дворцовый переворот.
…Около 12 часов ночи к казармам Преображенского полка подъехала в санях молодая женщина с четырьмя мужчинами: один заменял кучера, двое стояли на запятках, а один сидел рядом с ней. Около саней бежали семь гренадеров. Пробегая мимо казарменных помещений, они стучали в двери и окна, вызывая своих полковых товарищей именем цесаревны. Заспанные солдаты, одевшись наскоро, выбегали с заряженными ружьями на улицу и окружали сани, медленно двигавшиеся вдоль Преображенских казарм.
Вскоре около саней образовалась толпа человек в 300, они вместе с цесаревной пришли на полковой двор. Здесь при слабом свете нескольких фонарей и звездного неба Елизавета предстала перед гренадерами в кирасе поверх платья, но без шлема и с крестом в руке. Обращаясь к ним, она сказала:
— Ребята! Вы знаете, чья я дочь! Клянусь умереть за вас; клянетесь ли вы умереть за меня? — И после единого утвердительного ответа «преторианцев» новая Паллада повела их в Зимний дворец.
Так как заговор в пользу цесаревны составлялся давно и поскольку и офицеры, и солдаты уже знали, в чем дело, то никаких особых объяснений теперь не требовалось. Елизавета села опять в сани, а гренадеры побежали за ней. На пути число их уменьшилось, так как по нескольку человек, отделяемых от отряда, отправлялись в разные стороны для того, чтобы арестовать сановников, считавшихся наиболее преданными правительнице. С уменьшившимися вследствие этого силами подъехала Елизавета Петровна на угол Невской перспективы и Адмиралтейской площади, перед ней возник в ночном мраке Зимний дворец. Ни одного огонька не светилось уже в его окнах, видно было, что обитатели дворца давно погрузились в глубокий сон. Наступил решительный момент: у Елизаветы захватило дух, она чувствовала, что у нее ненадолго хватит отваги, возбужденной в ней ее сторонниками.
— Не наделать бы шуму санями и лошадьми, — проговорил один гренадер, — вишь ведь, как визжат полозья, да и лошади-то, чего доброго, как назло примутся фыркать. Вылезай-ка лучше, матушка, из саней, да пойдем все пешком, — добавил он, обращаясь к Елизавете, за санями которой следовали еще трое саней, взятых на всякий случай с полкового Преображенского двора.
Елизавета смешалась с солдатами и направилась с ними пешком к Зимнему дворцу. Но тотчас же выяснилось, что небольшие и робкие шаги женщины отставали от размашистых шагов рослых солдат.
— Вишь, как она отстает от нас. Подхватывай ее, ребята, на руки! — крикнул тот же молодец, и цесаревна не успела опомниться, как уже очутилась на руках своих спутников, которые бегом принесли ее к дворцовой караульне.
Когда туда вошла Елизавета со своими главными пособниками, весь караул спал вповалку. Очнувшийся прежде всех барабанщик, видя что-то необыкновенное, кинулся было к барабану, но, прежде чем успел ударить тревогу, Лесток кинжалом распорол на барабане кожу и сделал то же самое на других, бывших в караульне барабанах. Четверо караульных офицеров попытались было оказать сопротивление, но их притиснули к стене, обезоружили, втолкнув в соседний с караульней чулан, заперли там, приставив часовых.
По задней дворцовой лестнице, освещаемой одной только сальной свечкой, захваченной в караульне, поднималась Елизавета, сопровождаемая гренадерами. Стоявшие в разных местах дворца часовые, озадаченные неожиданным появлением цесаревны глубокой ночью, не знали, что им делать, и молча сходили со своих постов, которые занимали елизаветинские гренадеры. Пришедшие с Елизаветой солдаты уже сторожили все дворцовые выходы. Без всякой тревоги и шума она смогла пройти только одну комнату, отделявшую ее от спальни Анны Леопольдовны. В страшном волнении Елизавета опустилась в кресло, чтобы собраться с силами: ноги ее подкашивались, руки дрожали, голос замирал. Осторожным шепотом ободряли ее Лесток и Воронцов. Цесаревна встала с кресла и медленным шагом, затаив дыхание, начала подходить к спальне правительницы.
С сильным биением сердца и с лихорадочной дрожью во всем теле она прикоснулась к ручке дверного замка, нерешительно нажала ее, и дверь в спальню тихо приотворилась. При свете ночной лампы Елизавета увидела спящую на софе Юлиану Менгден, фрейлину правительницы. Цесаревна остановилась в нерешительности, но Лесток слегка подтолкнул ее, и она очутилась в спальне. На цыпочках подкралась она к правительнице и неслышным движением распахнула задернутый над постелью шелковый полог.
— Пора вставать, сестрица! — проговорила Елизавета насмешливо-ласковым голосом, наклонившись над Анной Леопольдовной.
Правительница вздрогнула и, не понимая, что вокруг нее происходит, быстро вскочила в постели.
Перед ней стояла Елизавета, одетая в бархат, с голубой лентой через плечо и с Андреевской звездой на груди, которые она, как нецарствующая особа, не имела права носить.
Не успела Анна Леопольдовна вымолвить ни одного слова, как увидела выглядывающие из-за дверей соседней комнаты суровые лица гренадеров, услышала тяжелый топот и скрип их сапог, стук об пол ружейных прикладов и бряцанье оружия.
— Я пропала! — воскликнула она, закрыв в отчаянии лицо руками.
— Умоляю вас, — проговорила Анна, задыхаясь и опускаясь на оба колена перед Елизаветой, — не делать никакого зла Юлиане и пощадить моих детей!…
— Никому никакого зла я не сделаю, — равнодушно отвечала Елизавета, — только одевайтесь поскорее, потому что здесь хозяйка я, а не вы… Да и ты, сударушка моя, поторапливайся поживее, — шутливо добавила она.
Группа гренадеров ввалилась в спальню правительницы, и в присутствии этих нежданных ночных посетителей молодые женщины начали одеваться. Елизавета поторапливала их.
Окруженная со всех сторон гренадерами выходила из своей спальни бывшая правительница. Позади с поникшей головой шел принц Антон, за ним мамки несли их детей, около которых была Юлиана. Торжествующая Елизавета проходила через ярко освещенные залы, так как хозяйничавшие там солдаты зажгли свечки во всех люстрах. Разбуженная начавшимся во дворце шумом прислуга сбегалась со всех сторон и, оторопелая, смотрела с изумлением, как солдаты уводили правительницу и ее семейство.
