Фердинанд Опль - Фридрих Барбаросса
Пасху 1174 года Фридрих отпраздновал в Ахене с большой пышностью. В присутствии посланников султана Саладина, уже полгода находившихся в императорской свите (с 1172 года с Саладином вели переговоры о союзе с целью создать решительный противовес Восточному Риму[266]), состоялась торжественная коронация государя, императрицы и их сына Генриха, уже пять лет назад возведенного в королевское достоинство. Отныне вопрос итальянского похода становился все более актуальным. Традиционные альпийские перевалы по-прежнему оставались перекрытыми, поэтому путь должен был лежать через перевалы Западных Альп, которыми императору пришлось бежать из Италии в 1168 году. Решение в пользу этого пути было принято потому, что, во-первых, отношения с графом Гумбертом Савойским, несмотря на отдельные кризисы, по-прежнему оставались хорошими, а во-вторых, что особенно важно, в пьемонтских землях Ломбардская лига обладала гораздо меньшим влиянием. 9 июня 1174 года император для переговоров встречался в Аванше с итальянскими магнатами, среди которых, как мы можем предполагать, был и Вильгельм Монферратский. Вероятно, именно тогда (самое позднее) планы сформировались окончательно.
В конце июня в Регенсбурге состоялся большой хофтаг, на котором было принято решение о Зальцбургском архиепископстве[267]. Архиепископ Адальберт, смещенный летом 1169 года, уже несколько лет не подчинялся императорскому приговору. Хотя государь несколько раз навещал владения архиепископа, спокойствие в них восстановить не удавалось. Адальберт поссорился и с кардиналом Конрадом фон Виттельсбахом, находившимся в Зальцбурге на правах легата Александра III. С другой стороны, влияние сторонников папы Александра на юго-западную часть Империи было для Штауфена камнем преткновения, поэтому в Регенсбурге избрали нового зальцбургского архиепископа — пробста Генриха фон Берхтесгадена, которому Фридрих передал регалии. При этом император не потребовал заявления против Александра III, что можно объяснить значительным изменением его позиции с 1168 года, несмотря на повторное принесение в 1170 году Вюрцбургской присяги. Теперь он проявлял больше гибкости и готовности к компромиссам. На первом месте оказалась проблема восстановления спокойствия в стране, тогда как принципиальные вопросы схизмы намеренно оставлялись без внимания. Здесь, в Регенсбурге, состоялись и последние беседы с византийскими послами о матримониальном проекте, которого обе стороны не касались уже годами. Правда, о сближении не приходилось и думать, переговоры кончились ничем.
В конце августа из Эльзаса, где государь провел лето, чтобы, возможно, в последний раз отдохнуть перед итальянским походом, имперские войска двинулись на юг. Тем временем в Верхней Италии Ломбардская лига сумела значительно усилить позиции городов в местной властной структуре[268]. С тех пор как в декабре 1167 года Ломбардская лига объединилась с Веронской, власть городов охватила всю Верхнюю Италию. Весной 1168 года в долине реки Танаро при расчетливом посягательстве коммун на права Монферратского дома и при широком участии союзных городов удалось основать новый город, название которого, Алессандрия, подчеркивало тесную связь его основателей с Александром III. Его с полным на то правом можно назвать «крепостью союза». Появление этого города явилось очередным попранием императорского суверенитета[269]. Годы борьбы стали для Лиги и годами испытаний. Традиционная вражда городов отступила далеко на задний план перед лицом общего сопротивления Империи. Конституирование некоего парламента городов, заседавшего в форме коллегии ректоров[270], предоставило им инструмент, обеспечивший боеспособность, а также сплоченность и единодушие союза. Даже традиционно проимператорские силы — города Комо и Павия, а также Монферратский дом — были вынуждены подчиниться Лиге, крайне важную и даже доминирующую роль в рамках которой очень скоро будет играть заново основанный и усилившийся Милан[271].
Южнее Апеннин к Империи относились ничуть не лучше, хотя там и не было обширного союза городов. Барбаросса пытался повлиять на ситуацию, отправив туда Кристиана Майнцского, но его политика лавирования между властными притязаниями пизанцев и генуэзцев не принесла успеха[272]. В 1173 году имперский легат осадил приморский город Анкону[273], с которой император заключил соглашение весной 1167 года. Этот шаг, несомненно, свидетельствует о крайне неприязненном отношении Штауфена к Империи Комнинов, несмотря на проходившие тогда же переговоры с Восточным Римом. Несмотря на то что в осаде на стороне Кристиана участвовала даже Венеция, с конца 1160-х годов поссорившаяся с Византией[274], через полгода осаду все же пришлось снять, не добившись никаких успехов. Видимо, в эти же месяцы имперский легат вступил в контакт с сицилийским норманнским двором, чтобы договориться о матримониальном союзе между Сицилией и Штауфенами. В те годы, насыщенные многообразными контактами с иностранными державами (нам известно о матримониальных переговорах с Византией, Францией и султаном Саладином[275]), такое соглашение имело бы для Барбароссы величайшую ценность: оно дало бы возможность подорвать и ослабить прежний альянс его противников. Но Вильгельм II Сицилийский, который должен был жениться на дочери императора, вероятно, на Беатрисе, отверг это предложение из уважения к мнению папы Александра III[276]. Таким образом, положение имперской власти в областях к югу от Альп было крайне тяжелым и в конечном счете требовало личного вмешательства самого государя.
Правда, Фридрих, несмотря на обширные приготовления, не смог выставить войска столь же могучего, как в прежние годы. В сентябре 1174 года через Мон-Сени он вошел в Италию, и Суза, шесть лет назад показавшая себя столь негостеприимной, была сожжена. Силы, примкнувшие к нему в Италии, на этот раз оказались довольно скромными. В основном это были павийцы, маркграфы Вильгельм Монферратский и Марвелло Маласпина, чей отец Обиццо теперь сражался против императора на стороне городов, а также верный граф Гвидо ди Бьяндрате. Турин и Асти покорились монарху. Как можно было предвидеть, в Пьемонте удалось добиться признания имперской власти. Как и при первом появлении в Италии в 1154 году, император был вынужден выступать против мощи городов, заключая союзы с местными силами. О прямом противоборстве с войсками Ломбардской лиги, как и об операциях в Центральной Ломбардии, нечего было и думать.
К концу октября Фридрих начал осаду Алессандрии, ставшей главной целью наступления не только из-за того, что ее основали назло Империи, но и потому, что это отвечало территориальным интересам маркграфа Монферратского. Город, хорошо защищенный благодаря своему расположению на болотистой равнине и новым укреплениям, держался полгода. В это же время имперский легат Кристиан Майнцский, действовавший на Виа Эмилия в местности вокруг Имолы и Болоньи, препятствовал войскам союзных городов, не давая им вступить в борьбу за Алессандрию. Неблагоприятная погода, недостаточное снабжение войск и дезертирства (в особенности из некоторых богемских отрядов[277]) крайне осложняли положение императора. Когда последняя военная хитрость, намеченная на Пасху 1175 года (13 апреля), не удалась, Фридриху пришлось снять осаду из-за приближения деблокирующей армии Лиги — он отступил в направлении Павии. При Монтебелло, неподалеку от Вогеры, пасхальным вечером он столкнулся с вражескими частями и после тщетной попытки обойти противника вступил в переговоры. Монтебелльский мир удалось заключить уже 16–17 апреля[278]. Впервые под давлением обстоятельств император отказался от военной конфронтации, вступил в переговоры с неприятельскими городами и заключил с ними первый договор. Улаживать отношения между Империей и Лигой должен был третейский суд в паритетном составе, а в особо конфликтных случаях — консулы Кремоны. С союзными городами был заключен мир (с Алессандрией, правда, только перемирие).
Поначалу могло показаться, что многолетняя борьба наконец закончилась. Ломбардцы вернулись в свои города, император распустил большую часть войска. По требованию городов он даже изъявил готовность отправить делегатов в курию, чтобы, согласно желание коммун, имевших давние обязательства перед папой, заключить мир также и с Александром III На прежние утверждения исследователей о том, что требование установить контакты такого рода привело к оживлению вражды, обоснованно возражалось, что на это охотно согласился и сам Штауфен[279], однако после провала переговоров с курией император не мог не ощущать разочарования, недовольства и досады. Но, вероятно, к нарушению Монтебелльского соглашения и новой фазе конфликтов привело требование императора разрушить Алессандрию, которой ломбардцы отнюдь не намеревались отказывать в поддержке. Кремонские консулы, которых в Монтебелло наделили функцией неких верховных арбитров, явно пытались, во многом уступив императору[280], спасти то, что еще было можно спасти, но эта попытка оказалась тщетной.
