Дэвид Берлински - Искушение астрологией, или предсказание как искусство
Однако в подробностях рассказ де Витри не так категоричен:
(Студенты) утверждали, что англичане хвостаты и все сплошь пьяницы. А сыны Франции горды, изнеженны и украшают себя, как женщины. Они говорили, что немцы неистовы и в праздники ведут себя непристойно. Нормандцы — самодовольны и хвастливы. Пуатьенцы — предатели и искатели приключений. Бургундцев они считали вульгарными и глупыми… Ломбардцев называли алчными, порочными и трусливыми. Римлян — мятежными и буйными клеветниками. Сицилийцев — жестокими клеветниками. Жителей Брабанта — кровожадными подстрекателями, разбойниками и насильниками. Фламандцев — непостоянными, расточительными и прожорливыми.
Обменявшись такими оскорблениями, прибавляет де Витри с некоторым приуменьшением, «студенты нередко вступали в драку». Преподавательский состав немногим уступал им. «О логиках я говорить не буду», — замечает де Витри, прежде чем начать говорить именно об этих представителях университетской профессуры, «пред чьими глазами мелькают беспрестанно „казни египетские“ — то есть все замысловатые тонкости, дабы никто не мог понять их красноречивых рассуждений, в которых, как говорит Исайя, мудрости нет. Что же касаемо докторов богословия, восседавших на троне Моисеевом, их поглотило учение, но милосердию в их душах места не оказалось… они не только ненавидели друг друга, но лестью переманивали студентов, каждый ища славы для себя».
Папа Гонорий III так отзывался о Михаэле Скоте: «Горящий мальчишеством с любовью к науке» [107]. Вполне возможно, что студенческие годы, если Скот провел их в Париже, добавили ему пылкости. Но если принять во внимание рассказ де Витри, вероятность этого невелика. Не имея средств и источника материальной поддержки, Скот зарабатывал на более-менее сносную жизнь, играя на лире. «Никакой другой инструмент, нежели лира, не может быть более полезен в жизни бедному ученому, и это знает каждый, кто играет на ней, переходя от дома к дому», — признается он [108].
Судьба Скота решилась в 1217 году. Он оказался в Толедо, на перекрестке арабской, христианской и иудейской культур, в палимом солнцем, благоухающем специями городе, в котором жили купцы, еврейские мыслители, колдуны, философы, шарлатаны-имамы, торговцы шелком, прелаты, священники, церковные властители, влюбленные поэты, пишущие на иврите и арабском, флибустьеры, книжники, астрологи, некроманты и переводчики со всего Средиземноморья.
Скот овладел арабским, в дополнение к средневековой латыни, которую уже знал. Он стал переводчиком, чем-то вроде привратника, который контролировал поток арабских текстов и комментариев, наводнивших Европу. И хотя в схоластической литературе об этом не сказано, Скот наверняка читал астрологические труды Абу-Машара, хотя бы потому, что живо интересовался астрологией, а репутация Абу-Машара в ту пору достигла апогея.
Лет пять спустя Михаэль Скот уже на Сицилии, при дворе императора Фридриха II. Официально Скот служил придворным астрологом, но, видимо, он был и находчивым собеседником. Так что два этих одиноких человека, король и его астролог, развлекали друг друга, проводя пустяковые научные эксперименты днем, а долгими вечерам и допоздна беседуя о серьезных материях.
Именно во время службы при дворе императора Скот сочинил Liber Introductorius, введение в искусство астрологии, книгу для тех, кто, по словам самого автора, «не отягощен интеллектом». Работа Скота никоим образом не представляла собой полный обзор средневековых астрологических практик. Написать такой труд в принципе невозможно. Нет, то был его глубоко личный взгляд на астрологию. В интерпретации Скота астрология — это предмет, состоящий из трех частей: строго теоретической (сама астрология), ее Скот согласен взять целиком у Птолемея; астрологические трактовки Птолемеевой астрономии (вопросы, относящиеся к зодиаку, знакам и домам); и, наконец, согласованность между расположением и порядком звезд и тем, что касается человеческих судеб.
Если идея согласованности высекает искру интереса у современников, то подробности, излагаемые Скотом, порождают лишь скептицизм, без всякого понимания. В тех местах, где хотелось бы знать, каким образом Скот пришел к таким выводам, он зачастую молчит. А когда говорит, то обычно выражает свою мысль в общих невнятных терминах [109–112].
Вот есть Луна. Если она оказывается в огненном или воздушном знаке зодиака, убежден Скот, «ученым лучше дается постижение, доктора учат ближе к истине, а художники творят вдохновеннее». Почему это именно так, Скот не уточняет. И не показывает, что это в самом деле так. Овен — знак барана, а у барана есть шерсть и рога. Из чего следует, заключает Скот, что рожденные под знаком Овна будут богаты и горды. «Кроме того, — добавляет он, — Овен обычно предвещает смерть от железа или потери крови», — очевидно, по той простой причине, что баран в конце концов попадает в руки мясника. Тут только не вполне ясно, почему Скот не утверждает, что у рожденных под знаком Овна может быть четыре ноги.
И чем дальше, тем таких невразумительных деталей больше. Сатурн в определенном положении означает «тюрьмы, стенания, затруднения, плач и печаль». Лев может предвещать сводящую с ума медлительность, но с другой стороны — неколебимость и стабильность. От жены или от любовницы следует обзаводиться наследником? «Изучите асцендент и его правителя в отношении вопрошающего [т. е. мужа]» и то же самое проделайте «для седьмого дома и его правителя в отношении второй стороны [то есть жены или любовницы]». Что дальше? «Если оба правителя… в слиянии с правителем того дома, который означает сыновей и дочерей… тогда это знак того, что она зачнет и он станет отцом». Какой именно дом предрекает сыновей и дочерей, Скот не уточняет.
В стиле его письма содержится гораздо больше интересного, ибо книгу, очевидно, писал человек занятой. То тут, то там Скот делает занятные отступления, объясняя подробно суть своей работы у императора. И это снова астрологические беседы, искусство отвечать на непростые вопросы. Город выступил против принца в откровенном восстании. Это тот принц, который ставит очевидный вопрос: «Одержу ли я победу в битве?» — и, таким образом, принц, которому покровительствует первый дом. Его противник приписан к седьмому дому, который, естественно, прямо противоположен первому.
Я принялся, как положено, искать правителя асцендента для вопрошающего императора и правителя седьмого дома для враждебной стороны, чтобы узнать из их положения в знаках… каков будет исход между вопрошающим и его врагами.
Случилось так, что Скот определил: Марс — правитель асцендента, а Венера — правительница седьмого дома. Поскольку Марс могуч, силен и мужественен, а Венера, напротив, слаба, застенчива и неумела, с исходом все ясно. Принц победит.
Было бы ошибкой отбросить астрологические трактовки Скота только потому, что принципы и идеи, которыми он руководствуется, тривиальны или непригодны. Фридрих II дураком не был. Он обращался к Скоту за советом, тому есть свидетельства, и вряд ли стал бы это делать, будучи недовольным работой астролога. Положение средневекового астролога скорее напоминало положение средневекового английского юриста: их работа была интереснее основ, которыми они руководствовались в своей деятельности. И там и там — некое неотложное дело, загадка, которую нужно разгадать. Владения Люси Миллс, сообщает один судебный иск от настоятеля Бекского аббатства [113], «должны перейти в руки лорда из-за совершенного ею прелюбодеяния, и отвечать за них надлежит управляющему». Что же делать? Мод, вдова Реджинальда Чэллоу, задолжала некоторое количество овец. Как их получить? Джон Дан просит пощады за погубленное зерно. Каким должно быть наказание? Гальфрид Котрел обвиняется в побоях. Как жертве посчитаться с ним? Нужно принять решение и вынести приговор. И, подобно астрологу, юристу, донимаемому клиентами и вечно страдающему от нехватки времени, нечего ждать помощи от четко сформулированного закона или идей, в нем выраженных. «Даже во дни Брактона[28], — замечали с некоторой резкостью английские историки права Ф. У. Мейтленд и Ф. Поллок, — количество идей в законе мало, а в общественном праве нет даже и представления о них» [114]. Юрист, как и астролог, имеет дело с приоритетным преимуществом, суммированным весом своей профессии, записью случайностей и обломками истории. Адвокат Люси Миллс принимает в расчет не только ее адюльтер — что, казалось бы, и является сутью дела, — но и длинный непревзойденный список супружеских измен, уже записанных в анналы английского закона. Он просеивает эти заковыристые дела, чтобы найти такую схему, которая поможет оправдать его клиентку. Чтобы меч правосудия не пал на нее или удар его был не так жесток, как это обычно бывает.
