Инна Соболева - Принцессы немецкие – судьбы русские
Помня, какое возмущение вызвало у первой жены Павла то, что не жених приехал к ней свататься, а ее привезли в Петербург на смотрины, Екатерина решила быть деликатнее: отправила сына знакомиться с невестой ко двору Фридриха Великого. «Мертвых не воскресить, надо думать о живых и ехать за своим сокровищем в Берлин», – напутствовала она сына. И, похоже, совершила ошибку. Известный своей скупостью прусский король встречал наследника российского престола с невиданной пышностью – готовил будущего могущественного союзника. И преуспел. Павел был очарован, в нем будто проснулось унаследованное от Петра Федоровича преклонение перед Фридрихом. Это чувство со временем будет только крепнуть и все больше отдалять друг от друга сына и мать.
Но пока все замечательно. Никогда еще переписка между матерью и сыном не была такой оживленной и полной доверия. Павел пишет: «Я нашел невесту свою такову, какову только желать мысленно себе мог: не дурна собою, велика, стройна, не застенчива, отвечает умно и расторопно… Сколь счастливя, всемилостивейшая государыня, если, будучи вами руководим, заслужу выбором своим еще более милость вашу». Через некоторое время сообщает уже подробнее:
Мой выбор сделан. Препоручаю невесту свою в милость вашу и прошу о сохранении ее ко мне. Что касается до наружности, то могу сказать, что я выбором своим не остыжу вас; мне о сем дурно теперь говорить, ибо, может быть, я пристрастен, но сие глас общий. Что же касается до сердца ее, то имеет она его весьма чувствительное и нежное, что видел я из разных сцен между роднею и ею. Ум солидный ее приметил и король сам в ней, ибо имел с ней о должностях ее разговор, после которого мне о сем отзывался; не пропускает она ни одного случая, чтобы не говорить о должности ее к вашему величеству (и не случайно, и не по велению сердца, а следуя письменному «наставлению» жениха, которое он вручил ей вскоре после знакомства и в котором особо подчеркивал требование к невесте почитать свою будущую свекровь. – И. С.). Знания наполнена, и что меня вчера весьма удивило, так разговор ее со мной о геометрии, отзываясь, что сия наука потребна, чтобы приучиться рассуждать основательно. Весьма проста в обращении, любит быть дома и упражняться чтением или музыкою, жадничает учиться по-русски, зная, сколь сие нужно…
Последнее особенно радует Екатерину. Кажется, ее надежды начинают сбываться. Откуда ей было знать, что язык своей новой родины невестка так никогда и не освоит…
Правда, с переходом в православие на этот раз оказалось непросто: невеста категорически не желала менять веру. Убедил духовник: «Внутренние убеждения и религиозные чувства, которых никто не видит, принадлежат вам, и о них знаете лишь вы». И она согласилась носить маску. Не только на лице – на душе.
Впрочем, в Павла влюбилась сразу и была вполне искренна. Писала ему незадолго до свадьбы:
Богу известно, каким счастьем для меня представляется вскоре принадлежать вам. Вся моя жизнь будет служить вам доказательством моих нежных чувств, да, дорогой, обожаемый, драгоценный князь, вся моя жизнь будет служить лишь для того, чтобы явить вам доказательства той нежной привязанности и любви, которые мое сердце будет постоянно питать к вам… вспоминайте немного о той, которая обожает вас.
Влюбленный жених отправляется в Петербург, а невеста внимательно изучает наставления, оставленные ей Павлом. Через несколько дней ей тоже предстоит ехать в Россию, нужно быть готовой. Встреча с Екатериной Великой, о которой она столько слышала, особенно волнует Софию Доротею. Будущий муж учит, как вести себя с государыней:
В отношении к императрице принцессе следует быть предупредительной и кроткой, не выказывать досады и не жаловаться на те кому бы то ни было; объяснение с глазу на глаз всегда будет наилучшее. Этим она избавит себя от многих интриг и происков, которые не замедлят коснуться ее. Так как принцесса не может иметь никаких личных целей, то ей не придется что-либо скрывать от ее величества. Потому она хорошо поступит, говоря ей откровенно все то, что у нее будет на душе; это (не говоря уже об интригах) будет гораздо лучше для ее собственного спокойствия.
И она не дала никакого повода для интриг и происков (и не даст! – искренне верит в это), а жених пишет, что они не замедлят коснуться ее: ей становится страшно. А почему она должна жаловаться на императрицу? Ведь та сама выбрала ее в невесты сыну?!
Неспокойно было ее сердце, когда она перешла к главному: чего ждет от нее будущий муж. -
«Я не буду говорить ни о любви, ни о привязанности, — писал Павел, – ибо это вполне зависит от счастливой случайности; но что касается дружбы и доверия, приобрести которые зависит от нас самих, то я не сомневаюсь, что принцесса пожелает снискать их своим поведением, своей сердечною добротою и иными своими достоинствами, которыми она уже известна. Ей придется прежде всего вооружиться терпением и кротостью, чтобы сносить мою горячность и изменчивое расположение духа, а равно мою нетерпеливость. Я желал бы, чтобы она принимала снисходительно все то, что я могу выразить иногда даже, быть может, довольно сухо, хотя и с добрым намерением, относительно образа жизни, умения одеваться и т. п. Я прошу ее принимать благосклонно советы, которые мне случится ей давать, потому что на десять советов все же может быть и один хороший, допустив даже, что остальные будут непригодны. Притом, так как я несколько знаю здешнюю сферу, то я могу иной раз дать ей такой совет или высказать такое мнение, которое не послужит ей во вред. Я желаю, чтобы она была со мною совершенно на дружеской ноге, не нарушая, однако, приличия и благопристойности в обществе. Более того, я хочу даже, чтобы она высказывала мне прямо и откровенно все, что ей не понравится во мне; чтобы она никогда не ставила между мною и ею третьего лица и никогда не допускала, чтобы меня порицали в разговоре с нею, потому что это не отвечает тому расстоянию, которое должно существовать между особою ее сана и моего и подданным».
Эта часть наставления ее нисколько не пугает: именно к такому поведению она подготовлена воспитанием. На мужа, кто бы им ни стал, она должна смотреть как на повелителя. Так ее научили. И она всю жизнь будет следовать этому правилу. А понять, какие комплексы скрываются за некоторыми пожеланиями будущего супруга, она просто не в состоянии – слишком молода и неопытна. Потом поймет…
А пока все обещало семейное счастье. При русском дворе новую невесту цесаревича встретили доброжелательно.
Некоторое недоумение вызвало то, что она, не колеблясь, присвоила себе все старые платья, оставшиеся от первой жены Павла, и не постеснялась потребовать у камеристок даже башмаки покойной. Но это произошло уже после того, как София Доротея приняла православие, была наречена Марией Федоровной и стала законной супругой наследника российского престола. Отступать было поздно…
Свекровь к ней благоволила вполне искренне. Это очевидно из ее писем Гримму, перед которым не нужно было прикидываться (думается, для того она и допустила в свою жизнь умницу Фридриха Мельхиора Гримма, чтобы иметь возможность в любой момент хотя бы заочно побеседовать вполне откровенно с тем, кто способен понять):
Я пристрастилась к этой очаровательной принцессе. Она именно такова, какую желали: стройность нимфы, цвет лица – цвет лилии с румянцем розы; прелестнейшая кожа в свете; высокий рост с соразмерною полнотою и при этом легкость поступи; кротость, доброта сердца и искренность выражаются на ее лице. Все от нее в восторге, и тот, кто ее не полюбит, будет не прав, так как она создана для того и делает все, чтобы быть любимою. Словом, моя принцесса представляет собою все, чего я желала, и вот я довольна.
Тогда же Екатерина говорила о нраве своей невестки: «Воск!» Пройдут годы, и незадолго до кончины любимой матушки император Николай Павлович скажет о ее характере: «Чугун!» И никто не усомнится в его правоте. Значит, мудрая государыня ошибалась? Едва ли. Из воска действительно можно вылепить все. Вот Екатерина и надеялась. Поклонница Жан-Жака Руссо, она всю жизнь явно преувеличивала свои таланты воспитательницы. Из всех своих фаворитов пыталась воспитать людей ответственных, способных достойно трудиться на благо России. Не получалось. Исключение – один Потемкин, но его таланты не были заслугой венценосной воспитательницы. С невесткой тоже не получилось. Марию Федоровну воспитывали обстоятельства. Борьба с ними, в том числе и со свекровью, закалили характер. Воск превратился в чугун.
Екатерина довольно быстро разобралась: невестка расчетлива, хотя к обездоленным щедра; педантична, невыносимо скучна, кичится своей добродетельностью, хотя мужу и детям предана безраздельно. Впрочем, поняв, что представляет собой невестка, Екатерина полностью утратила к ней интерес как к личности. А напрасно. Ей ведь нужны были внуки. А невестка не могла не передать детям свои черты. И передала… Достаточно вспомнить непреклонную жесткость Николая Павловича или двойственность натуры Александра Павловича.
