В. Струве (ред.) - Древний Восток
Очень часто люди, желавшие использовать старый папирус для новой записи, просто смывали написанный ранее текст и писали заново. Правда, цвет такого папируса получался грязноватый, местами даже просвечивали плохо смытые знаки прежнего текста, но высокая цена папируса заставляла писцов не брезговать и таким материалом, писать на нём. На таком старом, смятом папирусе написана, например, знаменитая «Сказка о потерпевшем кораблекрушение». Она хранится в Эрмитаже.
Египтяне писали заострёнными тростниковыми палочками; такие палочки каждый писец имел при себе вместе с чашкой для воды и дощечкой — пеналом, в которой было и место для хранения палочек и два углубления: для чёрной и красной краски.
Палетка (пенал) писца.Такой письменный прибор был постоянным спутником писца ещё со школьного времени. Тот же жрец Небмаатранахт, о котором мы уже упоминали, так говорил своему ученику, советуя Не расставаться с письменными принадлежностями: «Побратайся со свитком и с письменным прибором».
Углубления для двух красок — чёрной и красной — делались потому, что писцу в его работе всегда нужно было иметь под рукой обе эти краски. Обычно рукопись писали чёрной краской, которая изготовлялась из сажи, но часто начало новой главы или просто отдельных фраз, а также даты в деловых документах писали красной. Эту краску добывали из охры. Выделить некоторые фразы красным цветом было необходимо потому, что египтяне при письме не отделяли слов друг от друга, и найти начало какой-нибудь главы, не выделив его другим цветом, было бы очень трудно. Так поступали и другие народы, когда они писали свои рукописи, не разделяя слов, так писались и старинные русские книги. Отсюда и происходит наше выражение «начинать с красной строки», которое мы употребляем, желая сказать «начинать с новой строки». Кроме того, египетские писцы в поэтических произведениях обычно отделяли красными точками один стих от другого. Всему этому долго учились египетские школьники.
Поэтому понятно, что, как мы видели, ученики писали сначала на черепках разбитой глиняной посуды или на обломках Камней. На таких черепках и камнях писали также письма, наряды на работу, расписки, квитанции и т. д.
Иногда эти «обломки» бывали довольно больших размеров. Так, в Московском музее изобразительных искусств хранится Часть камня, на котором было написано сочинение мудреца Ах-Тоя: «Поучение царя Аменемхета I своему сыну, царю Сенусерту I». Этот камень в целом виде имел в длину около 70 сантиметров. А в гробнице архитектора Сенноджема, открытой в горах на западном берегу Нила против знаменитой египетской столицы — города Фив, был найден большой кусок известняка в 1 метр длиной и в 22 сантиметра шириной, на котором был написан отрывок древнеегипетского рассказа «Повесть о приключениях Синухета».
На школьных рукописях перед началом переписываемого отрывка обычно ставились: число, месяц и день данного урока. Таким образом, мы можем проследить на ряде рукописей день за днём, как и в каком количестве переписывал какой-нибудь начинающий писец заданный ему текст.
Чаще всего ученикам давали такие тексты, переписывая которые, они могли бы приобрести полезные для себя знания. Часто им давали списывать образцы писем, которые впоследствии молодой писец должен был уметь составлять самостоятельно. Вот начало такого-письма:
«Начальник хранителей свитков амбаров фараона, Аменхотеп-Пентауру, писцу храма Рамсеса II в доме Амона. Да будешь ты благополучен, здоров. Да будешь ты в милости Амона-Ра, царя богов! Я говорю Ра-Харахте при его восходе и заходе, Птаху и другим богам: дайте ему здоровье и жизнь, сделайте так, чтобы он был счастлив каждый день!»
Только после такого сложного, изысканного вступления можно было переходить к изложению самого дела.
Ученики списывали и тем самым заучивали образцы писем самого различного содержания. Такие «примерные» письма иногда очень интересны для историка: в них рассказывается о событиях, которые не попадали в официальные летописи, и мы иначе никогда не смогли бы о них узнать. А события эти очень важны, потому что они показывают нам подлинную жизнь египетского трудового народа, тяжёлую и горькую жизнь под властью вельмож, чиновников и жрецов. Вот образец такого письма.
«Писец Паухем приветствует своего господина, писца Инхеррех — да будешь ты жив, благополучен, здоров!
Послано это, чтобы известить моею господина.
Ещё приветствие моему господину!
Земледельцы земельного владения фараона, которое находится под руководством моего господина, — вот, два человека из них убежали от начальника конюшен Неферхотпу после того, как он их избил. И вот брошены поля земельного владения фараона, которое находится под руководством моего господина, и нет никого, чтобы обработать их.
Послано это, чтобы известить моего господина».
Чаще всего, однако, ученикам давали списывать различные поучения. Эти поучения считались, видимо, наиболее подходящими для молодёжи. Старые вельможи, жрецы и чиновники хотели, чтобы подраставшие им на смену молодые представители их класса полностью разделяли их взгляды на жизнь, и старались передать им эти взгляды в своих «поучениях».
А в таких поучениях не только проповедовались правила житейского поведения, но и давались советы начинающим чиновникам, как следует служить и держать себя с начальниками, чтобы достигнуть почестей и богатства, причём в каждом таком поучении обязательно подчёркивалось, как важно и выгодно быть писцом. Для этого в виде сравнения приводились описания других профессий, с умышленным подчёркиванием тяжёлых или комических моментов.
Наиболее интересным было, пожалуй, поучение мудреца Ахтоя, сына Дуау, для своего сына Пепи. Он писал следующее:
«Начало поучений, сделанных человеком по имени Ахтой, сын Дуау, сыну его по имени Пепи, когда он плыл на юг к столице, чтобы отдать его в школу писаний… детей знатных…
И сказал он ему: „Видел я удары, видел я удары. Обрати же сердце твоё к книгам. Я смотрел на свободного от принудительного труда, — смотри, нет ничего выше книги… Ты найдёшь такое изречение там, говорящее: „если писец имеет какую-либо должность в столице, то не будет он нищим там““…
О, если бы я мог заставить тебя полюбить книги больше, чем твою мать, если бы я мог показать красоты их перед тобой.
Лучше это всех других должностей… Когда он (писец) ещё ребёнок, уже приветствуют его. Посылают его для исполнения поручений и не возвращается он, чтоб надеть передник.
Не видывал я скульптора посланником или ювелира посланным, но я видел медника за его работой у топок его печи. Его пальцы были, как кожа крокодила, и он пахнул хуже, чем рыбья икра.
Каждый ремесленник, работающий резцом, устаёт, больше, чем землепашец. Поле его — дерево, орудие его — металл. Ночью, когда свободен он, он работает больше, чем могут сделать его руки. И ночью зажигает он свет.
Каменотёс ищет работу по всякому твёрдому камню. Когда же он кончает, руки его падают, и он утомлён. И так как сидит он до сумерек, колени его и спина его согнуты.
Брадобрей бреет до вечера… Он бродит с улицы на улицу, чтоб найти кого побрить. Он напрягает свои руки, чтобы наполнить свой желудок, подобно пчёлам, проедающим свои труды…
Я расскажу тебе ещё о строителе стен. Он постоянно болен, так как предоставлен ветрам. Строит он с трудом, привязанный к лотосам (т. е. к верхушкам колонн в форме цветов лотоса)… все одежды его — лохмотья… моется он только один раз… Хлеб, отдаёт он его домой; избиты его дети…
У земледельца одежда бессменная. Высок голос его, как у птицы „абу“… Устаёт он… и спокойно ему так, как спокойно кому-нибудь под львом. Болеет он постоянно… И едва он возвращается домой вечером, ему вновь надо идти.
Ткач — внутри дома, хуже ему, чем женщине. Ноги его на желудке его. Не дышит он воздухом. Если за день не выработает он достаточно тканья, он связан, как лотос в болоте. Даёт он хлеб привратнику, чтобы мог он увидеть свет…
Когда гонец выходит в чужую страну, завещает он своё имущество своим детям, из-за страха перед львами и азиатами. И если он вернулся в Египет, едва достиг он сада, едва достиг он дома вечером, и вновь ему надо идти…
У красильщика пальцы издают зловоние, как от дохлой рыбы,… рука его не останавливается.
Сандальщику совсем плохо, он всегда нищенствует. Ему так же спокойно, как спокойно кому-либо среди дохлых рыб. Жуёт он кожу.
Прачечник стирает на берегу рядом с крокодилом… Неспокойное это занятие… Говорят ему: если ты опоздаешь принести, будут избиты твои губы…
Я расскажу тебе ещё о рыбаке: достаётся ему хуже, чем во всякой другой должности. Смотри, разве не работает он на реке вперемешку с крокодилами…
