Уильям Стирнс Дэвис - История Франции. С древнейших времен до Версальского договора
Это были адские, в высшей степени разрушительные бои. Правительственные солдаты были в бешенстве оттого, что их враги увеличивали несчастье Франции, когда победоносный враг еще находился на Французской земле[289]. Побежденные редко просили пощады и еще реже ее получали. В конце боев коммунисты в порыве жестокого отчаяния подожгли с помощью керосина многие из самых великолепных зданий Парижа. Дворец Тюильри был сожжен, Лувр едва избежал той же судьбы, многие другие здания были уничтожены или изуродованы. «Сена текла между двумя стенами огня». Коммунары хладнокровно казнили многих высокопоставленных людей, которых взяли в заложники в апреле. Среди погибших были монсеньор Дарбуа, архиепископ Парижский, и еще несколько высокопоставленных духовных лиц, а также председатель Высокого кассационного суда.
Войска победителей тоже были безжалостны, когда прокладывали себе путь вперед. Последний рубеж, на котором сражались коммунисты, проходил вокруг оскверненных могил большого кладбища Пер-Лашез. К 28 мая была взята штурмом последняя баррикада, и Кровавая неделя закончилась. После этого Париж отдыхал от войны до тех пор, пока новые прусские снаряды не обрушились на него из гигантской пушки и с аэропланов в 1914–1918 гг.
Согласно официальным подсчетам, 6500 человек погибли в боях или были схвачены с оружием в руках и после этого расстреляны. Однако на самом деле жертв, вероятно, было не меньше 17 тысяч. Минимум 36 тысяч пленных были приведены под конвоем в Версаль, где их судил военный трибунал. Не меньше 10 тысяч из них были приговорены к ссылке, и часто их ссылали на пустынный остров Новая Каледония в Тихом океане. Суровость и безжалостность наказаний соответствовали гневу и ужасу победителей. И наконец «буря закончилась». Тьер и его коллеги смогли заняться восстановлением Франции.
Франко-прусская война и последовавшая за ней Коммуна принесли Франции падение, внезапное унижение и огромные материальные потери, которым почти не было равных до 1914 г. Казалось, что страна одним ударом вычеркнута из списка великих держав и само ее существование находится под угрозой. Катастрофа указала на то, что весь фундамент французского общества прогнил, и неоспоримо доказала, что прежняя Франция была вырождавшимся и шатким государством. Мир мгновенно утратил доверие к Франции и стал считать эту страну тем, чем она была с точки зрения своих самых жестоких критиков. И Франция сама почти утратила веру в себя. Она не только перестала быть «первым государством Европы». Теперь речь уже шла о том, избежит ли она падения на уровень обветшавшей Испании, которая навсегда оказалась в тени своего одетого в кольчугу соседа – государства Гогенцоллернов и поступала так, как этот сосед ее заставлял.
Уже одни материальные потери были огромны. В результате паралича экономики во время войны, уничтожения имущества во время боев и необходимости платить огромную контрибуцию Германии Франция стала беднее минимум на 3 миллиарда долларов. До 1914 г. эта сумма была колоссальной, а кроме нее, страна потеряла 4300 квадратных миль территории и более 1 миллиона 500 тысяч граждан, насильно отнятых у нее. Захват немцами Эльзаса – Лотарингии создал между французами и тевтонами глубокую пропасть вражды, которая, по словам выдающегося американца, «нарушала спокойствие в мире около пятидесяти лет»[290].
«Думайте об этом всегда, не говорите об этом никогда», – посоветовал Гамбетта своим соотечественникам по поводу потерь, понесенных страной. Но этот героический совет вряд ли был выполнимым. Вопрос о реванше прямо или косвенно возникал почти во всех политических дискуссиях. Он стоял, как призрак, за каждым действием французской дипломатии и за каждой дипломатической интригой Германии, желавшей сохранить награбленную добычу и навсегда сделать беспомощной бывшую хозяйку этой добычи. Следующее поколение уже не помнило прусских остроконечных касок на улицах французских деревень, но его учили, как печальному Евангелию, что его долг – взять реванш и отомстить. В последние десять лет перед Великой войной французы делали вид, что их воспоминания постепенно теряют свою остроту, что печаль об утраченном Страсбурге становится менее глубокой. Но призыв к оружию, когда стране стало угрожать новое немецкое вторжение, возродил все душевные муки и страстные желания 1871 г. Для сыновей Франции эта война была не просто новой обороной любимой родины. Это был крестовый поход ради того, чтобы исправить невыносимое зло.
Дальше я приведу вам отрывок из книги, которая была самым популярным учебником по истории Франции. По нему обучали французских детей в последние двадцать лет перед 1914 г. Его автор – один из самых выдающихся историков того времени и член знаменитой академии[291].
Рассказав о великом процветании Франции при Третьей республике, автор пишет, что «оно не должно заставить нас забыть о бедствиях, которые Франция терпела в 1870 и 1871 гг. после Франкфуртского мира, который унизил и уменьшил ее. Наша давняя военная честь была оскорблена.
Мы были разбиты, потому что наша армия была слишком маленькой, была плохо организована, находилась под плохим командованием и потому что наши крепости не были подготовлены как надо к обороне.
Правительство империи не справилось со своей обязанностью поддерживать в хорошем состоянии армию и крепости. Наши беды обязывают нас самим следить через депутатов, которых мы выбираем, за безопасностью нашей родной страны и никогда не отдавать себя во власть только одного человека.
Мы были разбиты, потому что многие французы слишком сильно любили мир, покой, который он дает, и богатства, которые он позволяет им добыть. Они говорили, что армия дорого стоит и что лучше использовать деньги на постройку машин для промышленности, а не на изготовление пушек. Но началась война. Наши потери и военная контрибуция вместе были равны самое меньшее 15 миллиардам франков [3 миллиарда долларов]. Наши беды учат нас тому, что экономия на армии обходится слишком дорого и что Франция, у которой есть грозные вооруженные соседи, должна привести себя в такое состояние, чтобы иметь возможность сопротивляться им, и должна поддерживать себя в этом состоянии.
Мы были разбиты, потому что очень многие французы считали, что им не нужно учиться искусству быть солдатом.
Мы были разбиты, потому что очень многие французы считали, что время войн прошло. Они говорили, что люди должны любить друг друга и что война – это варварство, которое позорит человечество. Но немцы писали и учили, что война – честь для человечества, и они ненавидели Францию и не упускали ни одного случая обойтись с нами как с «наследственными врагами». Они долго готовились к войне против Франции, и ОНИ ГОТОВЯТСЯ К НЕЙ ОПЯТЬ. Наши беды учат нас, что мы должны любить Францию больше всего остального и лишь во вторую очередь, после нее, любить «человечество».
Любая война, начатая без справедливой причины, – преступление. Захват земель, принадлежащих другим, – тоже преступление. Франция должна отказаться от всяких мыслей о войнах и завоеваниях. Но по Франкфуртскому мирному договору Франции пришлось отдать немцам провинции, где живут 1 миллион 500 тысяч французов. Немцы никогда не спрашивали жителей Эльзаса – Лотарингии, хотят ли эти люди стать немцами. С 1871 г. они управляли нашими согражданами в высшей степени сурово. При каждой возможности эльзасцы показывали, что их чувства не изменились. Когда они выбрали депутатов в немецкий парламент, то поручили им протестовать против Франкфуртского мира, который отдал их Германии.
Они доказали, что сохранили верную любовь к Франции. Первый долг Франции – не забывать про Эльзас – Лотарингию, которая не забывает о ней».
Глава 24. Начало Третьей республики: рождение в муках
У монархистов есть большинство, но нет единства. Тьер предпочитает республику. Реорганизация армии. Клерикалы и роялисты. План возвести на престол Генриха V. Перенос симпатий на республиканцев. Президент. Избрано республиканское большинство. Мак-Магон распускает палаты. Мак-Магон подает в отставку
Снова Национальное собрание собралось для задачи, привычность которой стала уже неприятна – дать Франции конституцию. С 1789 г. это был уже одиннадцатый раз, когда депутаты исполняли свою обязанность переделывать систему управления страной[292]. И еще ни разу они не делали этого в таких безнадежных обстоятельствах, как в 1871 г. Лишь в 1875 г. Собрание выполнило хотя бы часть своей задачи, и потом еще много лет их труд считался всего лишь временным и переходным. Однако именно это Собрание, избранное в мрачные дни прусского нашествия, создало Третью республику. Оно просуществовало дольше, чем любое другое французское правительство начиная с 1792 г. Именно оно вступило в борьбу с немецким титаном в 1914 г. и вышло из этой борьбы победителем. В 1871 г. по-прежнему казалось, что французы нащупывают в темноте систему, которая сможет дать им честь и безопасность за пределами Франции и одновременно горячо любимые ими свободу, равенство и братство внутри родной страны.
