Филипп Бассин - Проблема «бессознательного»
Еще менее убедительна аналогия с ситуацией в физике. Концепции атомной физики создавались вне какой бы то ни было связи с анализом социальных явлений. Применение этих концепций стало орудием общественной практики, причем действительно в равной степени доступно представителям самых разных идеологий. Это трюизм. Но разве так обстоит дело с психоанализом? Разве кто-либо, знакомый с историей этого учения, согласиться с тем, что психоаналитическая доктрина формировалась вне связи с анализом общественных и исторических процессов? Разве весь цикл хорошо известных более поздних социологических работ Freud, все перерастание фрейдизма в своеобразную философию или даже в своеобразную причину, как выражается проф. Musatti, особого «направления мыслей и нравов людей» — это только механическое применение в обществоведении готовой доктрины, которая может быть повернута социологами и так и этак? Я думаю, что достаточно поставить такой вопрос, чтобы увидеть, насколько натянутой и произвольной является трактовка, защищаемая в данном случае проф. Musatti.
Не случайно он не останавливается на приведенной в моей статье оценке именно тех фаз в развитии учения Freud, для которых характерно заострение внимания к моментам социологического порядка, — на вопросах, относящихся к культуре первобытного общества, к роли, которую врожденные якобы инстинкты разрушения и смерти играют, по мнению Freud, в жизни современного цивилизованного общества, и т.п. Отрицать глубокую внутреннюю связь этих работ со всем предшествующим развитием учения Freud вряд ли кто-нибудь решится. А это значит, что психоанализ не просто «используется» в социологии как некое первично нейтральное орудие и что это использование может быть произведено в разных планах и с разных социологических позиций, а что психоанализ создал свою собственную социологию, свой собственный, глубоко для него характерный подход к истолкованию общественных явлений, уходящий логическими корнями в самое ядро психоаналитической доктрины. Именно поэтому глубоко неправомерна аналогия с положением в физике. Ни к каким другим социологическим выводам, кроме тех, к которым фрейдизм фактически пришел, он прийти не мог, и никакой другой социологии, кроме той специфической, которую он создал, он породить не в состоянии. Противоположная точка зрения искусственна, недоказуема и явно недооценивает логическую стройность всей системы представлений, созданной Freud.
Я остановился на анализе изложенных выше общих положений так подробно потому, что иначе оставил бы без ответа первую часть статьи проф. Musatti, затрагивающую вопросы идеологического порядка. Теперь я перехожу к рассмотрению критических соображений моего уважаемого оппонента, имеющих более непосредственное отношение к теории Freud.
Первое из этих соображений связано с вопросами о принципиальном психологизме (или антифизиологизме) Freud. Проф. Musatti полемизирует при этом с содержащимся в моей статье утверждением, что именно из-за своей «методологически порочной попытки построить теорию деятельности мозга в условиях игнорирования физиологической теории мозговых механизмов» Freud оказался осужденным на идеалистические и ненаучные выводы. Возражая против этого утверждения, проф. Musatti развивает свою мысль так.
Подобно тому, говорит он, как И. П. Павлов изгнал из своих понятий элементы психологического, Freud изгнал из психоанализа элементы физиологического. В обоих случаях это было, однако, выражением лишь определенной методологии исследования, определенной научной стратегии, более выгодной на данном этапе развития науки, и только, а отнюдь не метафизическим отрицанием существования процессов иной модальности. И. П. Павлов, говорит проф. Musatti, также не отрицал существования и важности психического, как Freud не отрицал существования и важности физиологического, но каждый из них предпочел пользоваться только одним из этих возможных методов анализа мозговой деятельности, считая преждевременным при данном уровне развития науки использовать оба подхода одновременно. Далее проф. Musatti указывает: «Странно, когда Бассин, с одной стороны, как мы видели, истолковывает отказ Freud как позицию метафизическую, приписывает этому отказу вырождение идей Freud в идеализм, а с другой стороны, признает методологический характер этого отказа».
По этому поводу я должен сказать следующее. Меня удивляет, что проф. Musatti приписывает мне истолкование отказа Freud от пользования физиологическими понятиями как позиции «метафизической» (т.е. в данном случае, очевидно, как позиции, связанной с отрицанием существования процессов иной модальности, кроме психологической). Такого утверждения в моей статье безусловно нет. Напротив, в ней дважды отчетливо сказано, что это отрицание выражало именно методологическую позицию, однако позицию принципиально неправильную и заведшую поэтому фрейдизм в конечном счете в тупик идеализма. Я полагаю поэтому, что обвинение меня в логической непоследовательности основания не имеет. Это, во-первых. Во-вторых, я хотел бы подчеркнуть, что проф. Musatti неточно характеризует отношение Freud к проблеме физиологических механизмов мозговой деятельности. Проф. Musatti был бы прав, если бы анализ Freud действительно оставался замкнутым в кругу психологических понятий. Но ведь мы хорошо знаем, что это не так, что Freud пытался неоднократно (по крайней мере два раза в жизни), исходя из своих психологический представлений строить картины и физиологических механизмов работы мозга, картины, неизменно носившие очень натянутый, а позже и вовсе фантастический характер.
Антифизиологизм Freud заключался отнюдь не в отрицании существования нервных элементов и значения их связей (разве такую наивную позицию можно приписать человеку, являвшемуся в свое время одним из наиболее образованных неврологов Европы!). Он носил гораздо более тонкую и сложную форму. Это была методологическая позиция, при которой, с одной стороны, сознательно исключалась возможность продуктивного учета связей между психологическими и физиологическими процессами и, следовательно, возможность учета влияний, оказываемых на динамику психологических процессов факторами физиологического порядка, возможность выведения особенностей психологических состояний как функции физиологической активности, а с другой стороны (как средство, по-видимому, преодоления возникающего в подобных условиях пугающего, парадоксального отрыва психики от ее материального субстрата), выводились соотношения физиологического порядка как непосредственно воплощающее в материальной и пространственной форме гипотетическую структуру процессов психологических[105]. Такой подход лишал всю систему Freud возможности опереться на подлинно научные представления о механизмах мозговой деятельности и неминуемо толкал ее в область физиологического идеализма.
При подобном понимании позиции Freud ясно, что приводимое проф. Musatti мое замечание о том, что требовать от Freud раскрытия физиологических механизмов функциональной напряженности импульса к действию было бы, учитывая возможности физиологии конца XIX века, несправедливым, ни в какой степени не может быть использовано как аргумент, оправдывающий общую позицию Freud. Если задача такого раскрытия, как и много других аналогичных задач, не могла быть в то время конкретно решена, то отсюда отнюдь не вытекает правильность общего отказа от всяких физиологических интерпретаций. Не подлежит сомнению, что и в наши дни далеко не ко всем психологическим проблемам ясны физиологические подходы, но разве это обстоятельство могло бы оправдать установку на общий отказ от таких подходов?
Мне думается поэтому, что проф. Musatti освещает всю проблему отношения Freud к вопросам физиологии не вполне точно и несколько упрощенно.
Мы переходим теперь к вопросу, которому проф. Musatti небезосновательно придает большое значение для правильного понимания идей Freud, — к проблеме связи патологических синдромов с лежащими в их основе аффективными конфликтами или подавленными импульсами.
