Юрген Торвальд - Империя хирургов
Моя первая встреча с Уильямом Стюартом Хальстедом в доме хирурга Фолькмана в Галле состоялась четыре года назад, как раз когда Коллер выступил со своим открытием. Этот двадцативосьмилетний американский врач, тогда работавший в Германии и перенимавший у Бергмана, Фолькмана и Тирша антисептические методы, произвел на меня глубокое впечатление.
В моем представлении, Хальстед был больше чем просто молодым человеком с неустанным интересом к своему делу, который решил привить антисептику в нью-йоркских больницах, где инфекции стали частью повседневности. Однажды взглянув на него, спортивного, широкоплечего, с неправильными чертами лица, выдававшими его своенравие и напористость, любой поверил бы, что он добьется своей цели. И то, как он добился ее, характеризовало Хальстеда в первую очередь. По возвращении в Нью-Йорк он в одночасье стал чемпионом по работоспособности среди всех нью-йоркских хирургов: он начал применять антисептику, сопротивляясь, казалось, неисправимой полевой хирургии под навесом в больничном дворе, оперировал одновременно в шести крупных клиниках, делился полученными в Европе знаниями в области антисептики и патологической анатомии с растущим множеством вдохновленных учеников, но несмотря на все это находил время бывать в обществе и слыл элегантным кутилой и весельчаком.
Я еще не знал, что он совершил выдающееся открытие, продолжив начатое Коллером в области местного обезболивания, когда июньским днем 1886 года случай привел меня в красивый дом на Двадцать пятой улице, где держал практику Хальстед, по всей вероятности, совместно с его коллегой, доктором Томасом Макбрайдом. На доме была прибита табличка с его именем, и я принял внезапное решение еще раз увидеться с молодым, успешным и полным жизни человеком.
Тяжелую дверь открыл высокий дворецкий. Я спросил, на месте ли доктор Хальстед. Не дожидаясь окончания моей фразы, он обрезал: «Доктора Хальстеда нет». Попытка выяснить, уехал ли он и где его можно найти, провалилась, встретив такой же вежливый, но недружелюбный ответ. Я уже приготовился оставить дружескую записку и откланяться, когда в холле появился какой-то молодой человек. Это был доктор Макбрайд. Он поинтересовался, близко ли я знаком с Хальстедом. Удивленный, я кивнул.
Макбрайд немного помешкал, но затем все же пригласил меня пройти в свой кабинет. Закрыв за собой дверь, он сказал: «Хорошо. Поскольку, судя по всему, вы искренне интересуетесь его судьбой, я расскажу вам, где он сейчас… Он находится в Провиденс… Скажу прямо – это лечебница для душевнобольных. Он не душевнобольной. Но страдает от зависимости, для избавления от которой необходимо лечение воздержанием. Его результаты…» Он пожал плечами и посмотрел мне прямо в лицо: в его выражении скорее всего читалась моя неспособность осмыслить то, о чем он только что рассказал. «Открытие обезболивающего действия кокаина привело Хальстеда и многих его друзей и учеников к зависимости. Разумеется, за последнее время Вы тоже прочли немало тревожных новостей со всех концов света, которые указывают на то, что кокаин вызывает сильное привыкание. К сожалению, большей частью эти сообщения правдивы. Это вещество истощает жизненную энергию и волю, оно превращает в руины некогда полного сил человека».
Действительно, мне попадались различные статьи, в которых, правда, сообщалось о результатах наблюдений Фрейда за ходом лечения Фляйшла кокаином. Все они взывали к бдительности. Я представил себе могучего, пышущего здоровьем Хальстеда. Возможно ли, что он оказался не в состоянии сопротивляться действию наркотика, который не сломил физически более слабого Фрейда?!
Остаток дня я провел у Макбрайда, который поделился со мной важнейшими подробностями открытия Хальстеда и последовавших событий, приведших к катастрофе. Обо всем прочем на следующий день мне рассказал Уильям Уэлч, нью-йоркский специалист в области патологической анатомии – часто именно с его разрешения Хальстед работал в морге.
В сентябре, когда я был в Париже и впервые прочел об открытии Коллера, вести об этом сенсационном событии настигли и Хальстеда в Нью-Йорке. К тому времени он и его ассистенты Ричард Дж. Холл и Фрэнк Хартли уже работали в Рузвельт Хоспитал. Эти сообщения захватили сердце и ум Хальстеда. Получив их, он сам, Холл и Хартли практически сразу же с головой ушли в новую научную область. Выводы Хальстеда последовали быстро и были просты: если кокаин снимает чувствительность слизистой оболочки через закапывание или намазывание, то он должен возыметь действие и на внутренние органы, если удастся доставить к ним его раствор. Если осуществить последнее, то станет возможной анестезия целых слоев ткани, возможно, даже целых внутренних органов, что позволило бы оперировать их, не подвергая пациентов общему наркозу.
Проникновение кокаина вглубь ткани можно было обеспечить лишь посредством инъекций. Уже в сентябре 1884 года Хальстед и оба его ассистента в лаборатории Рузвельт Хоспитал начали экспериментировать на себе. Они впрыскивали сначала в кожу, а затем и под нее довольно концентрированный раствор кокаина – от пяти до пятнадцати процентов. Вскоре они установили, что таким образом достигается относительно продолжительное онемение этих участков.
Уже во время этих опытов проявился странный эффект. Никто из окружения Хальстеда не читал статей Фрейда о необычайно бодрящем действии кокаина. Совершенно независимо Хальстед, Холл и Хартли заключили, что после каждого нового эксперимента их работоспособность приобретала невиданные масштабы. Они чувствовали, что могут работать сутками, не испытывая совершенно никакой усталости. Они ощущали себя богами, стряхнувшими всю бренность бытия. Речь Хальстеда становилась свободнее, искуснее, размашистей. Написание докладов виделось ему детской игрой. Его руки оперировали с безошибочной точностью и спокойствием.
Друзья и студенты, расспрашивавшие Хальстеда, Холла и Хартли о секрете их неустанности, в ответ получали щедрую дозу кокаина и чувствовали, как и их работоспособность удивительным образом растет. Но она возвращалась в привычные рамки, как только заканчивалось действие предложенной дозы. Поэтому нужно было присовокупить незначительное количество вещества, чтобы повторить свои же успехи. Хартли использовал кокаин для лечения сильного насморка. Он втягивал его носом. Дыхательный проход тут же прочищался, и, кроме того, он ощущал прилив счастья и бодрости. С тех пор при первых признаках усталости Хальстед, его коллеги, друзья и студенты вдыхали немного кокаинового порошка, что заставляло их снова почувствовать свежесть и силу. В начале января 1885 года в их руки попала написанная около семнадцати лет назад исследовательская работа перуанского генерал-майора медицинской службы Морено-и-Маиса «Химические и физиологические исследования перуанского растения кока и кокаина», которая попадала и в руки Коллера.
Особенно внимательно Хальстед прочел заключение, в котором у и Маиса значилось: «Удивительный факт, который, как нам кажется, заслуживает внимания, состоит в том, что после инъекций кокаина не страдают моторные функции, в то время как чувствительность неизменно снижается». И далее: «Можно ли использовать кокаин как местное болеутоляющее средство? Будущее покажет…»
Месяц после прочтения той работы выдался для Хальстеда бурным и плодотворным – он был поглощен единственной идеей. Если, после того как и Маис ввел кокаин в бедро, вся нога до самой стопы потеряла чувствительность, то этому феномену могло быть только одно объяснение. Должно быть, намеренно или случайно и Маис инъецировал раствор в нерв, проводящий болевые импульсы, что заблокировало сообщение всех нервов конечности со спинным мозгом, а следовательно, и с болевыми центрами в головном мозге. Гениально! Значительно проще, чем ранее предложенный способ обезболивания через большое количество впрыскиваний на малом расстоянии друг от друга. Это должно было помешать нервной деятельности на определенных участках тела и проведению нервных импульсов к мозгу, так как «блокирующий» раствор кокаина вводился непосредственно в нерв. Чрезвычайно возбужденный Хальстед проследовал в свою лабораторию. У одного из подопытных зверей он обнажил седалищный нерв и ввел дозу кокаина в область таза. Вскоре вся конечность потеряла чувствительность. Это вдохновило Хальстеда, а он в свою очередь вдохновил коллег, друзей и учеников на различные анатомические исследования, призванные установить, в каких именно местах следует блокировать болепроводящие пути конечностей и органов. Когда в конце 1885 года Холла мучила сильная зубная боль, Хальстед инъецировал кокаин в нижний альвеолярный нерв. Почти на двадцать пять минут часть челюсти потеряла чувствительность, зуб был безболезненно удален. Хальстед изобрел разновидность местной анестезии, которая распространилась по миру под названием «проводниковой» и произвела своего рода революцию в стоматологии, и мы, живущие сегодня, уже не можем представить себе лечение зубов без местного наркоза.
