Эрнст Кречмер - Об истерии
Следовательно, то, что мы нашли у истерика, как какое – то инородное тело, этот демон и двойник целевой воли, в мире животных и у маленького ребенка находим мы, как волю вообще, как нормальный для этой ступени развития и более или менее единственный способ хотеть. Гипобулический волевой тип, это онтогенетически и филогенитически низшая ступень целевой воли, и именно как низшую ступень, называем мы ее гипобулической.
В кататоническом симптомокомплексе гипобулический тип содержится в самых резких своих проявлениях. Конечно, я не хочу этим сказать: кататонический негативизм идентичен истерическому или детскому, или животному негативизму. Я говорю лишь: кататонический синдром не является продуктивным новым созданием болезни шизофрении; он не возникает наподобие причудливого разращения опухоли, появляющегося на участке тела, где раньше ничего не было и где органически ничего быть не должно. Кататония не создает гипобулический симптомокомплекс заново, а лишь извлекает его на поверхность. Взяв нечто такое, что у высших существ служит важной нормальной составной частью в строении психофизического выразительного аппарата, она вырывает его из его нормального сцепления, она изолирует его, смещает его в его нормальных связях, и, благодаря этому, заставляет его функционировать черезчур властно и нецелесообразно тиранническим образом. Она делает этим на свой лад нечто подобное тому, что делают описанные формы истерии. И то обстоятельство, что столь различные типы заболеваний, как военный невроз и эндогенная кататония, строятся на том же гипобулическом радикале, показывает что, гипобулика является не только важной переходной ступенью в истории развития высших живых существ, ступенью в дальнейшем исчезающей и попросту замещаемой целевой волей. Оно указывает на то, что гипобулика – это остающийся орган, который бывает выражен более или менее сильно, но сохраняется и в душевной жизни взрослого.
И не только, как рудиментарный атавизм, как мертвый привесок. Напротив того, мы видим, что и у здорового взрослого гипобулика, как существенная составная часть, образует вместе с целевой функцией, взаимно дополняя друг друга, общую волю. Но здесь она не диссоциирована, как при истерии и кататонии, не бросается в глаза, как крупная самостоятельная часть в общем деле; но она спаяна с целевой волей в прочную функциональную единицу. Как раз те люди, которых мы называем характерами с силой воли, качеством этим обязаны своей хорошо сохранившейся гипобулике. Управляющий толпой государственный муж или полководец нуждаются часто в способности тетанизировать свою волю; на определенной цели, которая ее раздражает, воля как бы защелкивается настолько, что она уже ничего не видит по сторонам; обстоятельства вынуждают его судорожно сжаться, и тогда он не слышит уже никаких мотивов. Где воля тетанизирована, там суждение отказывается служить, поле зрения суживается, и самые близкие цели уже не находят отклика. А перебрасывание с одной цели на другую у натур с сильной волей происходит под давлением обстоятелств не в постепенных переводах, закругленных мотивами, но в формуле того толчкообразного внезапного опрокидывания всей машины, с которым мы познакомились на истерической гипобулике.
Наоборот, вполне объективные ровные натуры, полные целесообразности, в любую минуту доступные любому разумному и справедливому соображению, – часто не обладают сильной волей: они не вожди. Они легко теряются, подобно Гамлету, в тщательно ими наблюдаемой противоречивой игре собственных мотивов, и разрушают таким образом постоянно всякое действие в самом начале. А те мощные гипобулики, у которых воля тетанизирована, бегут всегда на опасность, не видя ничего в слепом упрямом стремлении, даже если цель их стала бессмысленной. Они могут ввергнуть в несчастье и государство, и народ, в силу того же самого механизма, как, напр., истерик, судорожно уцепившийся за ренту, уже не замечает, как из его рук уплывает господство над собственным телом, а, под конец, его социальное и моральное существование.
Переход к области анормальной образуют, однако, те гипобулические состояния, когда натуры с недостаточной силой воли, находясь в ответственных положениях, теряют способность к целевому управлению и начинают метаться между упрямым упорством и отчаянной неустойчивостью; или те сцены паники, когда, вследствие одного подземного толчка[27], сотни тысяч жителей большого города переводятся внезапно на животную ступень воли и начинают куда – то рваться, оказывать слепое повиновение или застывать в камень.
Итак, мы убедились в следующем. Гипобулика сама по себе у взрослого человека не есть что – либо хорошее или плохое, что – либо рудиментарное или болезненное, но это существенная нормальная составная часть воли. Она связана обычно с целевой волей в неделимую функциональную единицу и содержится в общей воле implicite, без самостоятельных очертаний. Она не растворилась, она лишь связана – это и есть существенное в положении у взрослого. И таким только образом делается возможным то обстоятельство, что тотчас же после тяжелого травматизирующего переживания гипобулика появляется на миг перед нами, как самостоятельный синдром со всей ее чистой филогенетической атавистикой; а при истерии и кататонии она выступает, как двойник рядом с целевой волей, как почти вполне автономная инстанция, освобожденная из прочной цепи психомоторной выразительной сферы. Гипобулика у взрослого, следовательно, – это связанная, но способная к самостоятельному отделению составная часть выразительной сферы. И подвергнуться диссоциации она может, как в силу эндогенных процессов, так и вследствие жизненных травм.
Мы не можем входить здесь в более детальное сравнение гипобулических волевых феноменов истерика с такими же шизофренического кататоника; точно также не созрел еще для окончательного суждения и интересный вопрос, в каком отношении, психологическом, филогенетическом и анатомическом, эти гипобулические синдромы стоят к стриарным симптомокомплексам, т. е. к тем явлениям, со стороны воли и двигательной сферы, которые появляются в связи с повреждением полосатого тела в мозгу.
Во всяком случае, мы видим уже так, без всякой связи, здесь волю, там рефлекс, здесь телесное, там психическое; но понимаем, что вся центробежная половина животных проявлений жизни связана под видом выразительной сферы с тесной непрерывностью сверху и донизу. Мы видим, что гипобулика, как промежуточное звено, необходимое для понимания целого, ведет от целевой воли вниз к низшему рефлексу[28], может быть в известном соотношении с кататоническими и стриарными синдромами. Отдельные звенья цепи работают у здорового взрослого человека настолько согласованно, что оказывается невозможным извлечь их порознь, и только болезненные процессы позволяют нам распознать филогенетическое построение.
Важно лишь помнить о следующем. Всегда, когда отказывается служить высшая инстанция в выразительной сфере, не останавливается целиком весь аппарат, но руководство берет на себя по свойственным ей примитивным законам следующая по порядку инстанция. Так, когда пострадал пирамидный путь, начинают обнаруживаться в подчиненной спинальной рефлекторной дуге ранние детские рефлексы (Babinsky), и весь низший двигательный аппарат перестраивается для сепаратной собственной жизни по весьма упрощенным механизированным законам движения. Он уже не знает тогда упорядоченных сложных двигательных актов, но выполняет лишь обе простейшие мускульные функции; сокращение (спазм) и механическое ритмическое чередование между контрактурой и расслаблением (клонус).
А что произойдет, если у человека, вследствие внезапного душевного потрясения или из-за хронического аффективного конфликта, целевая сфера сделается недостаточной. Тогда руководство переходит к гипобулике, выплывают формы реакций, свойственные раннему детству, психомоторный выразительный аппарат устанавливается на ближайшую из более глубоких дуг действия; за элементарными раздражениями следуют элементарные волевые реакции по очень упрощенным схематизированным психомоторным законам. Гипобулика начинает свою самостоятельную собственную жизнь, складывающуюся не из сложных, мотивами обусловленных сочетаний, но только из простейших примитивных формул: волевой судороги, с одной стороны, с другой, из почти клонически ритмичной антагонистической игры между судорогой и расслаблением, между негативизмом и автоматизмом на приказ. И здесь наверху так же, как там внизу, на отделенной спинномозговой дуге, нечто толкообразное, упрямое, неподдающееся учету во временном и динамическом течении, и такое же отсутствие соответствия между раздражением и реакцией.
