Владимир Бибихин - Переписка 1992–2004
12
Работа, связанная с перепиской Т. Манна и К. Кереньи, вскоре опубликованная в «Континенте» (ОС)
13
Имеется в виду инаугурационная лекция при вручении степени доктора богословия honoris causa на Богословском факультете Европейского Университета. Минск, 2003. «S целомудренной бездне стиха. О смысле поэтическом и смысле доктринальном». (ОС)
14
Th. Mann. Kultur und Politik (1939), 297.
15
Все ссылки на переписку даются по изданию: T. Mann — K. Kerenyi. Gesprach in Briefen. Rhein‑Verlag. Zurich 1960. В дальнейшем: Переписка.
16
Переписка, 24.
17
Имеется в виду гуманизм в узком, то есть строго историческом смысле: renovatio studiorum, гуманитарная ученость в области римской и греческой классики прежде всего, развивающая культуру критического, “объективного” отношения к текстам и смыслам — и уважение к человеческой личности как субъекту такой способности суждения и и его членораздельного выражения. Критицизм как культура никогда не развивался в России самостоятельно и в общем‑то вплоть до нынешних дней остается непонятным в своем существе. Плоды его, современные науки и просвещение, усваивались и развивались. Но позиция независимой мысли, когда ее перенимали русские “передовые люди”, в их исполнении превращалась в пародийный цинизм и уродливые выходки “петиметров” 18 века или вольнодумцев Лескова и Достоевского в 19 веке. Свобода суждения как культура с собственными правилами и логикой, а не самодурское смутьянство; независимость, а не крамола — вот это осталось неизвестным. Один из современных европейских исследователей русской культуры заметил, что все ее своеобразие — в том, что в России не было классической античности. Это не совсем точно: классической античности не было ни у кого кроме древних греков и римлян. Но в определенном смысле это справедливо: в России не было своей, то есть, второй, гуманистической античности. Обыкновенно, говоря о “чертах гуманизма” (например, в эпоху Андрея Рублева) или “гуманизме Достоевского” имеют в виду смутное значение “присутствия личного начала” в первом случае и “любви к человеку” во втором. Ничего связывающего эти употребления с характерностью классических гуманистов вроде Эразма Роттердамского здесь обнаружить нельзя. “Элинизм” русской культуры, о котором пишет Мандельштам, это нечто другое, пришедшее не через гуманистические двери.
18
В юбилейном слове к 60–летию Томаса Манна Кереньи именует его Doctor Hermetics, “чьи труды и самая сущность — откровение этого божества” (Переписка, с.14).
19
Говоря о своем разрыве со школой У. фон Виламовица — Мейендорфа (см. U.von Vilamowitz — Meyendorf. Der Glaube der Hellenen. B.1,2. 3Aufl. Basel 1959), Кереньи имеет в виду свое стремление продолжить начатое В. Ф. Отто “теологическое”, а не предметно — академическое изучение античности.
20
David Herbert Lawrens, известный своей “апологией плоти”, для которой он прибегает к мифу “священного брака”. В переписке обсуждается его Glastonbury Romance (1933).
21
Л. Клагенс (1872–1956) со своими призывами к современному человечеству “спасти душу от духа”, вылечиться от духа как “болезни жизни”, вернувшись к первому, наивному, раскованному состоянию через дионисийский экстаз, “космогонический эрос”, “ритм” (см., напр.: L. Klages. Vom Wesen des Rhytmus 1944, Der Geist als Widersacher der Seele 1954 и др.) был, естественно, чужд Т. Манну. Однако само это противопоставление души (жизни, ритма) — и духа (разума, исследующего начала) вполне совпадает с манновским, и происходит из Ницше. Каким образом сложилось это представление о духе, совершенно чуждое христианской традиции (где дух — Дух Святой — не только не противопоставлен жизни, но является ее источником: “дух животворит”)? Тем не менее, оно устойчиво, и не только в германской традиции (ср. Вас. Розанова).
22
Не нужно уточнять, что речь здесь идет не о той унылой “игре”, которую предлагает постмодернизм — игре в поддавки или в дурака, и не об “обучающих играх” современной педагогики. Игру, в которой в каком‑то смысле больше правды, чем в серьезности, потому что в ней- исполненность бытия, его полная полнота, которой больше ничего не не хватает — такую игру замечательно описал Б. Пастернак, играя богатством русской фразеологии:“Сколько надо отваги, Чтоб играть на века, Как играют овраги, Как играет река, Как играют алмазы, Как играет вино, Как играть без отказа Нам порой суждено, Как игралось подростку При народе простом В белом платье в полоску И с косою жгутом”. Другое название этой игры — красота, поскольку и для той, и для другой требуется одно условие: отвага. “Но корень красоты — отвага”.
23
Ср. совсем другой образ игры как служения в “Часослове” Р. М.Рильке: Das ist das wundersame Spiel der Krafte/ dass sie so dienend durch die Dinge gehn: in Wurzeln wachsend, schwindend in die Shafte/ und in den Wipfeln wie ein Auferstehen. (Вот чудесная игра Сил, то, что они так служебно идут сквозь вещи: в корнях разрастаясь, исчезая в стволах и в вершинах — как воскресение).
24
Ср. определение науки у Кереньи: “У науки есть та особенность, что она не существует и не пребывает в наличии: Наука по существу случается (geshieht). Другое — уже ремесло, techne.” Umgang, 152. Но так обычно говорят об искусстве или о философии, о вещах, зависящих от озарения!
25
Таким отношение к античности стало в 19 веке, замечает учитель К. Кереньи В. Ф. Отто: “Во всех предшествующих открытиях или возрождениях античности новая человечность узнавала себя в зеркале греков и строила по нему свой образ” (F. F. Otto. Die Wirklichkeit der Gotter. Von der Unzerstorbarkeit griechischer Weltsicht. Rowohlt …, 45). В 19 столетии греческое наследие становится чистым объектом академического исследования по образцу естественных наук.
26
John Couper Powys. В своем понимании культуры как целиком репрессивной системы (“The Meaning of Culture”, 1930) и противопоставлении ей “естественного” ничем не сдерживаемого биологизма (“The Art of Happiness”, 1935) Пойс — один из родоначальников контр — культуры.
27
“Правильное отношение к мифологии состоит в том, чтобы дать самой мифологеме говорить — и просто слушать ее. Слушать значит здесь и со- трепетать с ней (mitschwingen) и со — изливаться (mitergiessen): “Кто, как родник, изливается, тот и знает познанье”. C. G. Jung, K. Kerenyi. Einfurung in das Wesen der Mythologie. Amsterdam — Leipzig 1941. S. 12. Ср. постоянный призыв Отто в воспоминаниях Кереньи: “Wenn wir aufmerksam sind!” — “Будем же внимательны!” — K. Kerenyi. W. F.Otto. Errinerung und Rechenschaft. 152.
28
“Бытие в акте его само — раскрытия (в образе); акт знака как само — означение бытия” (ibid.).
29
Так Рильке подписывал письма друзьям: шутка, но серьезная шутка.
30
Того, что воплощает платоновский “благородный конь” души, который останавливается перед возлюбленным.
31
Umgang, 5. Ср. любимые П. Целаном слова Малебранша: “Внимание — природная молитва души”.
32
Переписка, 191.
33
Греч. Aidos, богиня стыдливости и чести — и любви к богам, “целый мир, обнимающий все”, как описывает греческую религиозность учитель Кереньи В. Ф. Отто (W. F.Otto. Theophania. Der Geist der Altgriechischen Religion. Hamburg 1956.
34
“Религия как противоположность небрежности и нерадивости, как добросовестность, умеющая быть внимательной, почтительной, осмотрительной, как metus (лат. благоговейный страх) и, наконец, как заботливая внимательная восприимчивость против духа мира сего — чего мне еще нужно?” (Gesprach, 75). В том, что современная культура утратила религиозность такого рода, Кереньи склонен видеть вину традиционного церковного христианства, “секуляризующей религии”. Ср. ядовитую эпиграмму Гете: “У кого есть….” “Религия” которая “пусть будет” у того, у кого нет разума и чувства, несомненно у Гете — доктринальное институционализированное христианство.
35
Jung, Kerenyi, 109.
36
Речь идет не о “еще не осознанном”, настаивает Юнг, но о бессознательном по существу, концентрация разума на котором невозможна. Все его расшифровки, все приписываемые ему смысле — не более, чем “как бы” (als‑ob). Именно так, через “как бы”, hos, описывает апофатическое богословие Свят. Григорий Палама! Бессознательное в терминологии Юнга очень напоминает мистическое в церковном богословии, с той разницей, что вся эта не поддающаяся разуму реальность у Юнга интровертирована.
