Аркадий Казанский - Данте. Демистификация. Долгая дорога домой. Том I
Вергилий говорит Данте: нужно спуститься вправо к Днепру и это подтверждает, что путники продвигались по его правому берегу. Теперь надо пересечь его, для чего спуститься на десять шагов к берегу, куда причалил паром. На Звёздном Небе созвездиям Геркулеса и Северной Короны также нужно направиться вправо, в сторону Зодиака, чтобы пересечь его.
На берегу поэт видит толпу людей, сидящих в сжигающей пыли – засыпанных снегом. Вергилий поясняет, что здесь казнятся ростовщики. Они сидят над самым обрывом, на границе той области, где караются обманщики. Путники идут, песка и жгучих хлопьев избегая – избегая рыхлого снега. Толпа людей, сидящая близ пропасти и заметаемая снегом – торосы на берегу реки, или прибрежные кусты, постоянно колеблющиеся от ветра. На небе это – созвездия, на сегодня не присутствующие на Звёздных Картах, так как все известные на то время созвездия Северного Звёздного Неба, путники уже обошли и назвали. Данте дополняет картину, упоминая и об отмененных созвездиях (и забытых), которые побывали в своё время на Звёздных Картах, но не прижились, или были изгнаны. Вергилий говорит Данте, что пока он будет договариваться с паромщиком, тот может побеседовать с толпой на берегу, только коротко, паром ждать не будет.
Così ancor su per la strema testa
di quel settimo cerchio tutto solo
andai, dove sedea la gente mesta. [45]
Per li occhi fora scoppiava lor duolo;
di qua, di là soccorrien con le mani
quando a» vapori, e quando al caldo suolo: [48]
non altrimenti fan di state i cani
or col ceffo, or col piè, quando son morsi
o da pulci o da mosche o da tafani. [51]
Poi che nel viso a certi li occhi porsi,
ne“ quali „l doloroso foco casca,
non ne conobbi alcun; ma io m'accorsi [54]
И я пошел еще раз над обрывом,
Каймой седьмого круга, одинок,
К толпе, сидевшей в горе молчаливом. [45]
Из глаз у них стремился скорбный ток;
Они все время то огонь летучий
Руками отстраняли, то песок. [48]
Так чешутся собаки в полдень жгучий,
Обороняясь лапой или ртом
От блох, слепней и мух, насевших кучей. [51]
Я всматривался в лица их кругом,
В которые огонь вонзает жала;
Но вид их мне казался незнаком. [54]
Данте один подходит к толпе, находящиеся в которой всё время отгребают снег, как песок и стряхивают падающие сверху снежинки; глаза их полны скорби о былом величии. Забытые созвездия поглощены другими – заметены звёздным снегом. На Земле это – кусты, стряхивающие снег на ветру, и скребущие по нему своими ветвями; ток из их глаз – постоянно колеблющиеся ветки, как бы текущие. Блохи, слепни и мухи – другой образ постоянно жалящего снегопада, на небе – знакомый образ разноцветных звёзд. Огонь вонзает в их лица жала – снежинки падают на лица, при этом от мороза лица краснеют и синеют.
Поэту незнаком их вид – эти созвездия уже не присутствуют на Звёздных Картах.
che dal collo a ciascun pendea una tasca
ch'avea certo colore e certo segno,
e quindi par che «l loro occhio si pasca. [57]
E com'io riguardando tra lor vegno,
in una borsa gialla vidi azzurro
che d'un leone avea faccia e contegno. [60]
Poi, procedendo di mio sguardo il curro,
vidine un'altra come sangue rossa,
mostrando un'oca bianca più che burro. [63]
E un che d'una scrofa azzurra e grossa
segnato avea lo suo sacchetto bianco,
mi disse: «Che fai tu in questa fossa? [66]
Or te ne va; e perché se» vivo anco,
sappi che «l mio vicin Vitalïano
sederà qui dal mio sinistro fianco. [69]
Con questi Fiorentin son padoano:
spesse fïate mi «ntronan li orecchi
gridando: «Vegna «l cavalier sovrano, [72]
che recherà la tasca con tre becchi!»»
Qui distorse la bocca e di fuor trasse
la lingua, come bue che «l naso lecchi. [75]
У каждого на грудь мошна свисала,
Имевшая особый знак и цвет,
И очи им как будто услаждала. [57]
Так, на одном я увидал кисет,
Где в желтом поле был рисунок синий,
Подобный льву, вздыбившему хребет. [60]
А на другом из мучимых пустыней
Мешочек был, подобно крови, ал
И с белою, как молоко, гусыней. [63]
Один, чей белый кошелек являл
Свинью, чреватую и голубую,
Сказал мне: «Ты зачем сюда попал? [66]
Ступай себе, раз носишь плоть живую,
И знай, что Витальяно, мой земляк,
Придет и сядет от меня ошую. [69]
Меж этих флорентийцев я чужак,
Я падуанец; мне их голос грубый
Все уши протрубил: «Где наш вожак, [72]
С тремя козлами, наш герой сугубый?».
Он высунул язык и скорчил рот,
Как бык, когда облизывает губы. [75]
Каждое из этих созвездий имеет признаки, изображенные на кисете или мошне, свисающей на грудь, по которым его можно отождествить.
Лев, вздыбивший хребет – созвездие Малый Лев [Рис. А. XVII. 1], включенное в Звёздный Атлас Яном Гевелием в 1690 году, не принятое астрономами XVIII века, расположенное в желтом фоне созвездия Льва, над его шеей; состоит в основном из звёзд голубого спектра.
Белая, как молоко гусыня – созвездие белого Гуся в созвездии Лисичка [Рис. А. IV. 16], включенное Гевелием, на сегодня не существующее. Мешочек с алой кровью – Гусь в зубах у Лисички, под её шеей – созвездие, состоящее из красных звёзд.
Свинья, чреватая и голубая – в созвездии Телец [Рис. А. IX. 6], так как владелец этой мошны облизывает губы, как бык. Сохранились смутные указания на то, что Свинья – Откормленный Боров – астеризм Гиады в созвездии Тельца, время отмены неизвестно. Голубая свинья – голубые звёзды созвездия Гиады.
Почему этот астеризм, находящийся на шее созвездия Телец, обозначал Свинью? Ни на греческом, ни на латыни такого слова не существует. Но, на какой-нибудь древней карте древнегреческое слово Ϭίαλές, означающее «откормленный боров», было прочитано по-латыни GiaΔec – Гиады. А само созвездие Свинья скрыто сейчас бесформенным облаком между созвездием Телец и созвездием Овен (грубо замазано).
Вожак с тремя козлами – созвездие Возничий [Рис. А. VIII. 2], несущий на плечах (на шее) козу Амалфею, вскормившую Зевса, а в руках двух козлят – астеризм Козлята. Сегодня ни коза, ни козлята, не изображаются в созвездии Возничий. Созвездие Телец называет своим земляком Витальяно – созвездие Возничий, не уступающее ему в древности. Он называет себя и его Падуанцами, потому, что в итальянском городе Падуя был древний астрономический университет. Новоиспеченные же созвездия – Малый Лев и Гусь, он презрительно именует флорентинцами с грубым голосом, которым они протрубили ему все уши. И верно: – «Гусь свинье не товарищ».
«Ну, вот и нашлась моя Свинья!» – торжествующе кричит приятель: – «Я знал, я знал, что на пиру без неё не обойтись! Наверное, на гравюре Дюрера она была, но кому-то не понравилась, и он приказал её замазать».
Бык, когда облизывает губы… Остановлюсь на этой аллегории.
Пора назвать имя земного человека XVIII века, сопровождающего поэта в образе Вергилия или Геркулеса, и открыть, кто такой Данте и кто такая, ждущая его, Беатриче.
Начну с Вергилия. Путники собираются переправиться на левый берег Днепра, в Область Войска Запорожского. Разберусь, кто сейчас, в 1743 году, командует Войском, почему поэты свободно передвигаются по его территории, так же, как передвигались раньше по территории Османской империи.
Из академической статьи:
Яков Ефимович Лизогуб (1675 год-24 января 1749 года) – Генеральный Обозный и бунчужный Войска Запорожского.
Сын черниговского полковника Ефима Лизогуба и Любови Петровны Дорошенко, дочери гетмана. Родился в 1675 году и учился в Киевской академии. Едва окончив обучение, он в 1694 году ездил посланцем от Мазепы в Москву с поручением к царю. В 1707 году, будучи «бунчуковым товарищем», он вместе с генеральным есаулом Скоропадским и князем Волконским был на Висле и в Ченстохове, откуда и сопровождал великого польского посла, воеводу Мазовецкого, в Киев.
Во время измены Мазепы московскому царю Лизогуб ездил от царя в Польшу к коронному гетману Сенявскому. В 1709 году, после Полтавской битвы, он был гетманом оставлен в Полтаве с казаками «для обережения от неприятеля».
В 1711 году был послан Скоропадским в Киев навстречу Б. П. Шереметеву, возвращавшемуся с Прута, а потом стоял с казаками в местечке Санджарах, оберегая их от татар. В 1712 году Лизогуб был при размежевании границ с Турцией между Орелью и Самарой. Несмотря на своё постоянное участие в общественных делах, он не получал никакого уряда, но в 1717 году сразу был поставлен на высокий пост Генерального бунчужного. В следующем году он ездил с гетманом в Москву, а в 1719 году был послан Скоропадским в Стародуб для разбора жалоб, поданных казаками на бывшего тамошнего полковника Лукьяна Жоравку. Разобрав их, он составил любопытные «трактаты», коими указывал границы полковничьей власти по отношению к крестьянам. В 1721 году он правил Стародубским полком, а с учреждением в 1722 году Малороссийской коллегии был назначен в число правителей генеральной канцелярии, почти не принимая участия в борьбе наказного гетмана Полуботка с президентом коллегии Вельяминовым. Но когда Полуботок с судьею Чарнышом и писарем Савичем были вызваны в Петербург, то во главе правления Малороссии стали Лизогуб и генеральный есаул Жураковский; причем Лизогуб явно старался быть угодным представителю русского правительства. Однако с приездом в 1723 году в Малороссию Румянцева, с целью узнать на месте действительное участие народа, в составлении так называемых Коломацких челобитных и проверить основательность жалоб на Вельяминова, – Лизогуб стал действовать заодно с Жураковским, старавшимся скрыть действительность от глаз Румянцева, и последний нашел нужным отправить его и Жураковского в Петербург, обвинив в «единомыслии» с Полуботком и конфисковав их имения.
