KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Научные и научно-популярные книги » Культурология » Елена Лаврентьева - Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Этикет

Елена Лаврентьева - Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Этикет

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Елена Лаврентьева, "Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Этикет" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

В Петербурге было не принято являться к обеду задолго до назначенного часа. Этот обычай москвичам казался предосудительным, о чем читаем в «Записках» Д. Н. Свербеева:

«В досужее от празднеств время собирались иногда ко мне прежние мои московские приятели и товарищи по университету вечером на чашку чая, а иногда и пообедать, и не без насмешек замечали некие мои нововведения в тогдашнем домашнем быту по подражанию иноземным обычаям…

На предлагаемый им скромный обед попреков они, впрочем, не делали, сердились же только за назначение для обеда позднего часа и оскорблялись, если кто-нибудь из них заберется ко мне за час до обеда и не застанет меня дома»{10}.

Поскольку время обеда сместилось к 5 — 6 часам, отпала необходимость в обильном ужине. Журнал «Московский курьер» за 1805 год в рубрике «Парижские известия» сообщает: «Обедают здесь в пять часов пополудни и совсем не ужинают: ужин, говорят, расстраивает желудок и — карман, я думаю, не худо прибавить»{11}.

О своем распорядке дня во время пребывания в Париже в 1815 году рассказывает в письме к матери Н. Муравьев: «Здесь завтракаю я в 11 часов утра, обедаю в 6 и по здешнему обычаю не ужинаю»{12}.

В периодическом издании «Дух журналов» за 1815 год опубликованы «Письма из чужих земель одного русского путешественника». В одном из них, с пометкой «Лондон, 13 сентября 1814 год», автор пишет: «Еще надобно вам сказать, что здесь только один раз кушают, а никогда не ужинают, разве слегка чего-нибудь перекусят. Но, как здесь завтракают дважды (в первый раз как встанут, чай с тостами; а во второй раз часу в первом посытнее; обедают же поздно часов в шесть, а в 10 часов ввечеру опять чай пьют с тостами), то ужин и не нужен: я так к этому привык, что, думаю, ничего не может быть натуральнее»{13}.

Этот европейский обычай находит своих сторонников и в России. Архитектор В. А. Бакарев, работавший в усадьбе князя Куракина в 1820 — 1828 годах, вспоминает: «В отношении хлебосольства оно было в полной мере русское. Ежедневный обед — ужина никогда не бывало — начинался во всякое время года в три часа…»{14}.

Академик живописи Ф. Г. Солнцев в своих воспоминаниях «Моя жизнь и художественно-археологические труды» рассказывает о том, какой распорядок дня господствовал в Приютине, имении президента Академии художеств А. Н. Оленина:

«Гостить у Олениных, особенно на даче, было очень привольно: для каждого отводилась особая комната, давалось все необходимое и затем объявляли: в 9 часов утра пьют чай, в 12 — завтрак, в 4 часа — обед, в 6 часов полудничают, в 9 — вечерний чай; для этого все гости сзывались ударом в колокол; в остальное время дня и ночи каждый мог заниматься чем угодно…»{15}.

Примечателен рассказ Н. Дуровой из ее воспоминаний «Год жизни в Петербурге»:

«Александр Сергеевич (Пушкин. — Е.Л.) приехал звать меня обедать к себе.

— Из уважения к вашим провинциальным обычаям, — сказал он, усмехаясь, — мы будем обедать в пять часов.

— В пять часов?.. В котором же часу обедаете вы, когда нет надобности уважать провинциальных привычек?

— В седьмом, осьмом, иногда и девятом.

— Ужасное искажение времени! Никогда б я не мог примениться к нему.

— Так кажется; постепенно можно привыкнуть ко всему.

Пушкин уехал, сказав, что приедет за мною в три часа с половиною»{16}.

Обедом также называли прием пищи в ночные часы. «Обедали мы ровно в полночь, а беседа и разговоры наши продолжались почти до утра», — читаем в «Воспоминаниях» А. М. Фадеева{17}.

«Во всех приличных собраниях к столу садятся после полуночи…»{18}.

И все-таки в Москве европейские обычаи не прижились так, как в Петербурге. Иностранные путешественники сходились в едином мнении: в Москве резче выражен национальный характер, а в Петербурге жители менее держатся своеобразия в образе жизни.

Глава II.

«У нас на Руси отпустить гостя без обеда почиталось тогда неучтивостью и прегрешением»{1}

Все иностранные путешественники отмечают необычайное гостеприимство русских дворян. «Нет никого гостеприимнее русского дворянина»{2}.

«В то время гостеприимство было отличительной чертой русских нравов, — читаем в "Записках" француза Ипполита Оже. — Можно было приехать в дом к обеду и сесть за него без приглашения. Хозяева предоставляли полную свободу гостям и в свою очередь тоже не стеснялись, распоряжаясь временем и не обращая внимания на посетителей: одно неизбежно вытекало из другого. Рассказывали, что в некоторых домах, между прочим, у графа Строганова, являться в гостиную не было обязательно. Какой-то человек, которого никто не знал ни по имени, ни какой он был нации, тридцать лет сряду аккуратно являлся всякий день к обеду. Неизбежный гость приходил всегда в том же самом чисто вычищенном фраке, садился на то же самое место и, наконец, сделался как будто домашнею вещью. Один раз место его оказалось не занято, и тогда лишь граф заметил, что прежде тут кто-то сидел. "О! — сказал граф. — Должно быть, бедняга помер".

Действительно, он умер дорогой, идя по обыкновению обедать к графу»{3}.

Персонаж другого анекдота, рассказанного великой княжной Ольгой Николаевной, умер не перед обедом, а «после своего последнего появления на обеде»: «При воспоминаниях о Москве я не могу забыть князя Сергея Михайловича Голицына… Его стол был всегда накрыт на 50 персон. Об этом существовал анекдот: тридцать лет подряд появлялся в обеденный час у него человек, исчезавший сейчас же после десерта. В один прекрасный день его место осталось незанятым. Куда он девался? Никто не мог ответить на это. Кто такой он был? И этого никто не мог сказать. Тогда стали узнавать, куда он делся, и выяснилось, что он умер ночью после своего последнего появления на обеде. Тогда только узнали его имя. Это очень показательно для беспечной патриархальной жизни прежней России»{4}.

По словам французской актрисы Фюзиль, жившей в России с 1806 по 1812 год, «в русских домах существует обычай, что раз вы приняты, то бываете без приглашений, и вами были бы недовольны, если бы вы делали это недостаточно часто: это один из старинных обычаев гостеприимства»{5}.

«Известно, что в старые годы, в конце прошлого столетия, гостеприимство наших бар доходило до баснословных пределов, — пишет П. А. Вяземский. — Ежедневный открытый стол на 30, на 50 человек было дело обыкновенное. Садились за этот стол, кто хотел: не только родные и близкие знакомые, но и малознакомые, а иногда и вовсе незнакомые хозяину»{6}.

У Всеволода Андреевича Всеволожского «даже в обыкновенные дни за стол садилось 100 человек».

«Едем с женою к гр. Вязмитиновой; звала обедать, да нельзя: отозваны мы к Хрущовым богачам, на Пречистенку[88], — пишет А. Я. Булгаков брату — вообрази, что у них готовят обед на 260 человек»{7}.

Знаменитый балетмейстер И. И. Вальберх сообщает из Москвы жене в 1808 году: «Я всякий почти день бываю у Нарышкина, он очень ласков со мной; но это может быть для того, чтоб я его ничего не просил, да, правду сказать, и нет время: у него всякий день человек по пятидесяти…»{8}.

По словам Э. И. Стогова, в доме сенатора Бакунина «всякий день накрывалось 30 приборов. Приходил обедать, кто хотел, только дворецкий наблюдал, чтобы каждый был прилично одет, да еще новый гость не имел права начинать говорить с хозяевами, а только отвечать. Мне помнится, что лица большею частью были новые… После обеда и кофе незнакомые кланялись и уходили»{9}.

На 30 человек в будние дни был обед и у графа А И. Остермана-Толстого. «С ударом трех часов подъезд запирался, — вспоминает Д. И. Завалишин, — и уже не принимали никого, кто бы ни приехал. В воскресенье стол был на 60 человек, с музыкой и певчими, которые были свои; обедали не только в полной форме, но и шляпы должны были держать на коленях»{10}.

К числу причуд хозяина «относилось еще и то, что у него в обеденной зале находились живые орлы и выдрессированные медведи, стоявшие во время стола с алебардами. Рассердившись однажды на чиновничество и дворянство одной губернии, он одел медведей в мундиры той губернии»{11}.

Не столь многолюдны были «родственные» и «дружеские» обеды. «К обеду ежедневно приезжали друзья и приятели отца, — рассказывает сын сенатора А. А. Арсеньева, — из которых каждый имел свой jour fixe[89]. Меньше 15 — 16 человек, насколько я помню, у нас никогда не садилось за стол, и обед продолжался до 6-ти часов»{12}.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*