В. Анишкин - Быт и нравы царской России
Де Сталь говорит, что в России нет того, что англичане называют «комфортом», а французы довольством. Русские вельможи пьют квас, спят на полу и едут день и ночь в открытой повозке, не сожалея о роскоши, к которой они привыкли. Автор сравнивает русских с людьми Востока, они «выказывают необычайное гостеприимство иноземцу, осыпают его подарками, а сами часто пренебрегают обыкновенными удобствами личной жизни… В народе этом, — отмечает де Сталь, — есть что-то исполинское, обычными мерами его не измерить».
Однако при всем уважении к русскому народу де Сталь отмечала кражи как частое явление в России и относила это на счет невежества, которое ослабляет нравственные требования. Сюда же писательница относила и ложь, которая шла «рука об руку с воровством в этой стране, где так мало образования».
Де Сталь также говорит о непритязательности русских, их терпении и трудолюбии.
«Пьяная» статистика
В начале XIX в. знать пила умеренно и уже считалось стыдным подносить хмельные напитки. Утонченный двор Екатерины II прививал вкус к изящности, а вместе с этим менялось и отношение к пороку пьянства. Однако пьянство среди простого народа не уменьшилось и простые люди, как и в предыдущий век, закладывали последнее в питейных домах. Целовальники наливали водку в долг, а потом раздевали пьяниц донага.
Слова историка А.В. Терещенко о том, что «большая часть преступлений совершается в пьяном состоянии» и что «пьянство мертвит просвещение», созвучно и нашему времени.
По статистике, приводимой историком, в 1836 г. в 29 российских губерниях было продано водки на 140 230 479 рублей ассигнациями, а питейных домов насчитывалось 10 525. Причем в Курской губернии в середине века было 1004 питейных дома, в Орловской — 644, в Московской — 458, в Петербургской — 344.
Крестьяне и крестьянский быт
Крестьянское жилище описывает де Кюстин. Большую часть русского дома занимали сени. «Несмотря на сквозняк, — пишет француз, — меня охватил характерный запах лука, кислой капусты и дубленой кожи. К сеням примыкала низкая и довольно тесная комната… Все — стены, потолок, пол, стол, скамьи — представляют собой набор досок различной длины и формы, весьма грубо обделанных…
В России нечистоплотность бросается в глаза, но она заметнее в жилищах и одежде, чем у людей. Русские следят за собой, и хотя их бани кажутся нам отвратительными, однако этот кипящий туман очищает и укрепляет тело. Поэтому часто встречаешь крестьян с чистыми волосами и бородой, чего нельзя сказать об их одежде… теплое платье стоит дорого, и его поневоле приходится долго носить…»{248}.
О крестьянках, наблюдая их танцы, де Сталь писала, что не видела ничего более миловидного и грациозного, чем эти народные танцы. В танце крестьянок она нашла и стыдливость и страстность.
Де Кюстин утверждал, что на всех крестьянских праздниках царит тишина. Они много пьют, мало говорят, не кричат и либо молчат, либо поют грустные песни. В своем любимом развлечении — качелях — они показывают чудеса ловкости и умения балансировать. На одни качели становилось от четырех до восьми парней или девушек. Столбы, на которых подвешивались качели, достигали двадцати футов высоты. Когда качались молодые люди, иностранцы боялись, что качели вот-вот опишут полный круг, и им было непонятно, как можно было держаться на них и сохранять равновесие.
«Русский крестьянин трудолюбив и умеет выпутаться из затруднений во всех случаях жизни. Он не выходит из дому без топора — инструмента, неоценимого в искусных руках жителя страны, в которой лес еще не стал редкостью. С русским слугою вы можете смело заблудиться в лесу. В несколько часов к вашим услугам будет шалаш, где вы с большим комфортом… проведете ночь»{249}, — отмечал де Кюстин.
Знать
Богатые вельможи отличались гостеприимством, принимали всех, кто им был представлен, и часто хозяин не знал и половины тех, кто у него обедал. Обычаи гостеприимства были приняты во многих домах Петербурга. Люди высшего общества отличались изысканными приемами.
Иностранцы, однако, отмечают примитивизм общения, относя это к недостаточной образованности общества. «Речь многих русских вельмож, — писала де Сталь, — блистает изяществом и благородством, так что в начале составишь себе ложное представление об уме и образованности своего собеседника. Начало почти всегда блестяще: ваш собеседник, будь он мужчина или женщина, поражает вас своим умом, но часто дело не идет дальше блестящего начала. Русские совсем не привыкли быть в беседе задушевными и говорить, что думают. Еще недавно русские так боялись своих повелителей, что и теперь не могут привыкнуть к разумной свободе, которую старается водворить Александр… к тому же весьма опасно высказываться в этом великосветском, близком ко двору, обществе, где все наблюдают друг за другом, где так часто друг другу завидуют. Молчание Востока заменили здесь слова любезные, но пустые и поверхностные…».
Мадам де Сталь, говоря о высшем обществе, видит причину того, что «русские обходят предметы, могущие иметь какие-либо последствия», в деспотизме правительства, развившего эту крайнюю осторожность.
Торговля
Первый министр учрежденного в 1802 г. министерства коммерции граф Н.П. Румянцев говорил: «Отпуск собственных призведений оживотворяет труд народный и умножает государственные силы». Но слабая русская предприимчивость и торговый капитал не позволяли еще активно развиваться внешней торговле, которая оставалась на низком уровне. Вес России в мировом торговом обороте был в начале XIX в. — 3,7%, а в середине — 3,6%.
Россия снабжала сырьем для машинного производства Англию наряду с британскими колониями. Россия являлась и значительным рынком сбыта изделий английской промышленности. Русские помещики продавали за границу сельскохозяйственную продукцию, а из Англии получали сукно, тонкое полотно, мебель, посуду, бытовые товары и украшения, писчие принадлежности и вообще обстановку для барской жизни. Англичане, вывозившие из России много железа, сбывали изготовленные из него изделия.
Иностранцы отмечали, что торговые учреждения Москвы начала века носили азиатский характер. Редкими товарами торговали люди в восточных одеждах, которые раскладывали перед покупателями индийские ткани, рубины и другие товары.
В XIX в. большое значение имела Новгородская ярмарка, имевшая мировое значение. Здесь встречались разные народы, отличающиеся не только языком и одеждой, но и религией и нравами. Это были жители Тибета и Бухары, а также финны, персы, греки, англичане, французы. Во время ярмарки количество приезжих достигало трехсот тысяч, хотя население самого Новгорода составляло чуть более двадцати тысяч жителей. На ярмарке собирались товары всего мира.
Чай, упакованный в кожаные тюки кубической формы, в Россию везли из Китая. Покупатели протыкали тюки особыми щупами, чтобы узнать его качество. Ежегодно в Россию ввозили от 75 до 80 тысяч ящиков чая, половина которых оседала в Сибири, а другая половина поступала на Нижегородскую ярмарку. Здесь продавали также таежный лес, очищенный от коры, для изготовления колес и дуг. Железо выставлялось в виде всевозможных полос, брусьев, а также решеток, ковки и земледельческих орудий и предметов домашнего быта. Персы торговали великолепными коврами, шелком, кашемиром.
Рыба, сушеная и соленая, привозилась в огромном количестве с Каспия.
Кожи, представленные на ярмарке, обеспечивали спрос всей европейской части России, как, впрочем, и меха всех пушных зверей — от соболя и голубой лисицы до обыкновенной лисицы и волка.
По свидетельству иностранцев, чтобы обойти все лавки, отделенные широкими улицами, нужно пройти не менее сорока километров.
Религия и церковь
Русская церковь XIX в. жила по «Своду законов» Петра I, которые объявляли православие господствующей верой в России, а императора — защитником и блюстителем правоверия, что давало право распоряжаться церковными делами.
Закон разрешал исповедание всех религий в России, но они должны были быть лояльными к самодержавию. Закон также разрешал переход из других вер в христианскую, но обратный переход был невозможен.
Только небольшая часть духовенства получала жалование от государства, большинство питалось за счет платы за венчание, крещение и совершение других обрядов. Деревенские священники жили так же, как обычные крестьяне, многие сами пахали землю.
В начале века в России были три духовные академии: Киевская, Петербургская и Московская. В 1842 г. открылась духовная академия в Казани. При каждой епархии[250] существовали семинарии[251].
