Ирина Паперно - Интимность и история: семейная драма Герцена в сознании русской интеллигенции
Итак, для многих — друзей, читателей, исследователей, писателей — причастность к семейной драме Герцена стала переживанием глубоко личным, интимным. Чтобы проиллюстрировать это важное для меня обстоятельство, приведу один пример. Речь пойдет об историке и литературоведе Николае Анциферове. В 1911 г., проводя медовый месяц в Париже, Анциферов связался с дочерью Герцена Наталией Александровной и попросил ее дать разрешение на публикацию некоторых из опущенных фрагментов части пятой «Былого и дум». На протяжении долгих лет Анциферов вместе со своей женой работал над книгой о любви в жизни Герцена. Вся их концепция любви исходила из того, что Натали осталась верна Герцену. В стремлении оправдать Натали герценовед пошел даже дальше, чем сам Герцен, который (после 1 января 1851 г.) понимал, что увлечение его жены Гервегом отнюдь не осталось платоническим. В «Былом и думах» имеются завуалированные, но легко прочитываемые намеки на этот факт. В 1933 г. Анциферов прочитал книгу Карра и (как он записал в дневнике) «узнал о связи жены Герцена с Гервегом, о ее страсти, не погашенной до конца ее дней, до конца утаенной»[82] {http://www.polit.ru/research/2010/11/17/gertsen_print.html#_edn82}. Согласно легенде, узнав об этом, русский историк скончался от кровоизлияния в мозг[83] {http://www.polit.ru/research/2010/11/17/gertsen_print.html#_edn83}. На самом деле, Анциферов, хоть и был глубоко потрясен, остался жить и переработал свою книгу в свете этого нового знания. Существовал слух о том, что под влияниям известия о неверности жены Герцена своему мужу скончался Ф.И. Родичев. Источник этой легенды отыскался в одном из писем Анциферова, в котором пересказывается его беседа в 1942 г. с дочерью Родичева, Софией Бернатской (оставшейся после революции в России):
Заходил к Софье Фёдоровне, которой давал читать свою новую работу о любви Герцена. Она нa нее произвела большое впечатление, но ее поразило, что я мог поверить измене Наталии Александровны. Она сообщила мне, что вся семья Герцена и ее отец Федор Измайлович убеждены, что переписка, опубликованная Карром, подложная. Она говорит, что один из сыновей Гервега хотел все письма вернуть семье Герцена, но другой — спекулянт — в интересах реабилитации отца пустился на дурное дело. <...> Софья Фёдоровна считает, что кровотечение сделалось у ее отца после встречи с Карром из-за волнения. <...> Каково это было слушать мне[84] {http://www.polit.ru/research/2010/11/17/gertsen_print.html#_edn84}.
(В это время Анциферов уже знал, что измена Натали была правдой.) Родичев и в самом деле умер в 1933 г., когда «Романтические изгнанники» Карра увидели свет, но рассказ его дочери тоже был легендой[85] {http://www.polit.ru/research/2010/11/17/gertsen_print.html#_edn85}. Эти легенды показывают, сколь велико было влияние, которое семейная драма Герцена имела не только на умы, но и на чувства русских интеллигентов: некоторые из них даже пережили эту драму как трагедию собственной жизни.
Вернемся к Анциферову: до конца дней его не покидал страстный интерес к жизни Герцена. Его работа над книгой о любви в жизни Герцена была прервана арестом в 1929 г. Пока Анциферов был в тюрьме, умерли его жена и мать. В 1933 г., освобожденный из лагеря на Беломорканале, он стал работать над «Летописью жизни и творчества Герцена», намеченной к изданию в издательстве «Academia». Эта работа была прервана арестом главы издательства Каменева. В 1937 г. Анциферов был снова арестован (в 1939-м освобожден). После войны он готовил для публикации (в «Литературном наследстве») документы из архива Герцена, захваченного в Праге. Книга Анциферовых о любви в жизни Герценов и его летопись жизни Герцена так и не были ни завершены, ни опубликованы. Однако история его собственной жизни, озаглавленная «Из дум о былом», написанная большей частью в 1945—1954 гг., после того как он потерял жену и детей во время террора и войны, была опубликована — в 1992 г., много лет спустя после его смерти. В мемуарах Анциферова его жизнь, начиная с отрочества (пришедшегося на революцию 1905 г.) и кончая арестами, тюремным заключением и ссылкой при советской власти, описана по образцу жизни Герцена и его мемуаров «Былое и думы». А.И. Добкин, отредактировавший мемуары Анциферова, отмечает, что в названиях частей и глав, в разбивке жизни на этапы, в структуре самого текста, в сюжетных ходах ясно видны следы проекции жизни Герцена на собственную судьбу Анциферова[86] {http://www.polit.ru/research/2010/11/17/gertsen_print.html#_edn86}. Добавлю к этому, что мемуары Анциферова пронизаны сознанием исторической значимости своей жизни, также прожитой под знаком революции: как и Герцен, Анциферов считал себя человеком, «случайно попавшимся» на дороге истории.
* * *
Выше я проследила, как на протяжении полутора столетий создавались история о семейной драме Герцена. Убежденный, что «это вовсе не несчастная трагедия, а вопрос колоссальный», Герцен рассказал о своем жизненном опыте в мемуарах, превратив собственную автобиографию в историографию революционной идеи и «нового человека». После его смерти многие люди, как непосредственные участники жизненной драмы, так и удаленные от нее исследователи, побуждаемые разнообразными личными и политическими обстоятельствами, старались оказать воздействие на эту историю, выдвигая или, напротив, скрывая свидетельства и толкования. Множество людей оказались причастны к тому, что людям с менее развитым историческим сознанием, чем русские интеллигенты, могло бы показаться делом семейным. Заметим, что среди них были не только русские интеллигенты, но, в XIX веке, и их европейские соратники по революционной борьбе, а в XX — британский историк Карр, зараженный русской идеей. Не только для непосредственных участников, но и для далеких читателей (включая и профессиональных историков) любовная драма Герцена имела далеко идущие последствия. Вслед за Герценом герои моего рассказа чувствовали, что они вовлечены в исторические драмы XIX и XX веков. Как и Герцен, они жили в тесных дружеских кружках и в эмоционально хаотичной домашней обстановке; следуя примеру Герцена, они стремились и сумели приписать историческую значимость своим путаным судьбам. В этом смысле история семейной драмы Герцена превратилась в один из культурных институтов русской интеллигенции: связь между интимностью и историей стала не только доступной публике в легендах, мемуарах, архивных публикациях и исторических исследованиях, но и воспроизводимой в жизни отдельного человека.
Авторизованный перевод с английского Михаила Долбилова
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] {http://www.polit.ru/research/2010/11/17/gertsen_print.html#_ednref1} Слово «интеллигенция» в применении к кругу Герцена впервые появилось в воспоминаниях члена этого круга, Павла Анненкова, «Замечательное десятилетие (1838—1848)» (впервые опубликованы в 1880 г.), в которых в социальноисторических терминах проанализирована и семейная драма.
[2] {http://www.polit.ru/research/2010/11/17/gertsen_print.html#_ednref2} Подробнее о структуре мемуаров Герцена и их месте в сознании советской интеллигенции см.: Паперно И. Советский опыт, автобиографическое письмо и историческое сознание: Гинзбург, Герцен, Гегель // НЛО. 2004. № 68.
[3] {http://www.polit.ru/research/2010/11/17/gertsen_print.html#_ednref3} Об эмоциональной культуре в революционной среде эпохи Великой французской революции см.: Reddy W.M. Sentimentalism and its Erasure: The Role of Emotions in the Era of the French Revolution // The Journal of Modern History. 2000. № 72 (March). P. 204.
[4] {http://www.polit.ru/research/2010/11/17/gertsen_print.html#_ednref4} Более полный анализ самой семейной драмы Герцена см. в моем вступлении к сборнику статей: Intimacy and History: Herzen Family Drama Reconsidered // Special issue of Russian Literature. 2007. Vol 61. № 1—2. Автор глубоко признателен участникам этого издания Томасу Кэмпбеллу (Thomas Campbell), Кэте Холланд (Kate Holland), Илье Клигеру (Ilya Kliger), Лине Штайнер (Lina Steiner), Ульриху Шмиду (Ulrich Schmid) за совместную работу и непосредственную помощь. Использованные в настоящей публикации материалы из этого издания переработаны и дополнены.
[5] {http://www.polit.ru/research/2010/11/17/gertsen_print.html#_ednref5} Главным источником сведений о драме является книга Э.Х. Карра: Carr E.H. The Romantic Exiles: A Nineteenth-Century Portrait Gallery. London: V. Gollancz, 1933. Дж. Циммерман (Zimmerman J.E. Midpassage: Alexander Herzen and European Revolution, 1847—1852. Pittsburgh: University of Pittsburgh Press, 1989) рассматривает семейную драму в контексте политической судьбы Герцена, связывая ее с его многолетними попытками создать «революционное сообщество».
[6] {http://www.polit.ru/research/2010/11/17/gertsen_print.html#_ednref6} Письмо Гервега Герцену, январь 1850 г. (Герцен А.И. Полное собрание сочинений и писем / Ред. М.К. Лемке. Пг., 1915—1925. Т. XIV. С. 41). В дальнейшем: Лемке, с указанием тома. Письма Герценов и Гервегов друг к другу были написаны в основном по-французски и приводятся здесь и далее в русском переводе.
[7] {http://www.polit.ru/research/2010/11/17/gertsen_print.html#_ednref7} Здесь и далее, если не имеется специальных указаний, письма Герцена цитируются по изданию: Герцен А.И. Собрание сочинений: В 30 т. М.: Академия наук СССР, 1954—1965, с указанием в тексте тома и страницы. В сокращении: Герцен, с указанием тома. Здесь: Т. XXIII. C. 242.
[8] {http://www.polit.ru/research/2010/11/17/gertsen_print.html#_ednref8} Письмо Натали Гервегу, написанное совместно с Герценом, лето 1850 г. (Литературное наследство. Т. 64. М., 1958. С. 292).
