Лени Рифеншталь - Мемуары
Неожиданный визит
Незадолго до связанных с премьерой поездок неожиданный визит мне нанес Гитлер. Из рейхсканцелярии позвонили и справились, могу ли я принять фюрера. Удивленная, я ломала голову, что стало причиной его посещения. Хелена, моя повариха, и горничная Марихен очень разволновались и стали спорить, кто будет подавать чай. В четыре часа Хелена доложила, что подъехал черный «мерседес». Я вышла в вестибюль встретить Гитлера, прибывшего вместе с Альбертом Борманом, братом Мартина Бормана.[281] Оба гостя были в штатском, Гитлер в темно-синем костюме.
Прежде чем войти, Гитлер попросил своего спутника подождать его где-нибудь в другом помещении. Горничная отвела Бормана в устроенный в полуподвале бар в деревенском стиле. А фюрер тем временем прошел со мной в большую гостиную, бывшую одновременно и просмотровым залом. Я предусмотрительно попросила прийти моего киномеханика, господина Кубиша, чтобы при необходимости можно было показать Гитлеру какой-нибудь фильм.
Мой гость, казалось, находился в превосходнейшем настроении. Он восторгался домом, садом и особенно, что меня несколько удивило, внутренней обстановкой, хотя стиль ее был совершенно иной, нежели в его собственных помещениях. Немного смущаясь, я спросила:
— Что вы будете пить, кофе или чай?
— Пожалуй, чай, но, если можно, слабый, я должен беречь свой организм.
В саду в крытой беседке, увитой плющом, Хелена накрыла украшенный цветами чайный столик и гордо подала испеченный ею яблочный пирог из слоеного теста.
— Мне так редко удается, — проговорил Гитлер, — выкроить свободное время и побыть несколько часов обычным человеком. Знаю, что вы тоже работяга и также почти не имеете личной жизни.
Потупив взор, я помешивала ложечкой в чайной чашке.
— Полагаю, — продолжал он, — что вы так же, как и я, слишком много работаете, вам следовало бы поберечь себя.
Я обрадовалась, что фюрер затронул эту тему. Теперь можно было спокойно поговорить о моей работе, разочарованиях и бессонных ночах, но и об ощущении счастья, когда работа имела успех.
— Люди, подобные вам, — заметил Гитлер, — чаще всего становятся одинокими. Таким приходится нелегко.
Эти слова поразили меня, так как никогда раньше фюрер не разговаривал со мной на столь личную тему. Я была сбита с толку и не знала что ответить. Гитлер похвалил яблочный пирог Хелены и затем сказал:
— Для женщины вы необычайно активны. Некоторыми мужчинами это воспринимается как вызов. Из-за ваших успехов многие люди будут вам завидовать. Вы, вероятно, знаете, что даже мне порой бывало трудно облегчить вашу работу.
Я тут же подумала о Геббельсе. Может, сегодня удастся поговорить о нем с Гитлером. Неожиданно поднявшийся ветер прервал беседу и заставил нас перейти в дом. Фюрер сел на диван сбоку от камина и стал листать лежавшие на небольшом столике фотоальбомы. Затем он неожиданно произнес:
— Вы знаете, что я вас очень уважаю и мне доставляет радость бывать в вашем обществе, но, к сожалению, мои обязанности не позволяют делать это чаще.
Его комплименты привели меня в замешательство. Гитлер тем временем продолжал:
— Я не знаю ни одной женщины, которая бы трудилась столь целеустремленно и была столь же одержима своей работой, как вы. Точно так же и я полностью подчинен своей цели.
— А ваша личная жизнь? — осмелилась спросить я.
— Я отказался от личной жизни, с тех пор как решил стать политиком.
— Вам это трудно дается?
— Очень трудно, — ответил он, — особенно когда встречаю красивых женщин, которых люблю видеть в своем окружении. — Фюрер немного помолчал, а затем продолжил: — Но я не отношусь к тому типу мужчин, что получают радость от непродолжительных авантюр. Если уж я загорелся, то чувства мои глубоки и страстны — как совместить это с долгом по отношению к Германии? Мне пришлось бы разочаровать любую женщину, как бы сильно я ее ни любил.
Я была удивлена тем, что Гитлер снова заговорил о своих личных чувствах. После непродолжительной паузы он совершенно другим тоном произнес с пафосом:
— Намерение мое — создать сильную и независимую Германию — бастион против коммунизма, и это возможно только пока я жив. После меня не будет никого, кто смог бы сделать это.
Я отважилась спросить:
— Откуда у вас такое убеждение?
— Это мое призвание, которое я ежедневно чувствую, некая внутренняя сила которая заставляет меня действовать так, а не иначе…
После этих слов Гитлер превратился в совершенно официальное лицо, таким я видела его в качестве оратора на собраниях. Но, впрочем, заметив, что политика меня не очень интересует, мгновенно снова превратился в простого человека, источающего любезность.
Тем временем Хелена принесла нам несколько салатов, гренки и фрукты. Я выпила бокал вина, Гитлер ограничился фахингской минеральной водой. Попросив домработницу разжечь камин, я, когда мы вновь остались одни, спросила фюрера:
— Вы всегда были вегетарианцем?
Он ответил отрицательно и, поколебавшись, рассказал, что после пережитого им тяжелого шока не смог больше есть мяса. Я пожалела, что задала этот вопрос, но Гитлер продолжил:
— Я слишком сильно любил Гели, свою племянницу, думал, что не смогу жить без нее. Когда я ее потерял, то в течение многих дней не мог ничего есть, и с тех пор мой желудок отказывается от любого мяса.
Пораженная откровенностью фюрера, я нерешительно спросила его:
— Гели была вашей первой любовью?
В ответ Гитлер стал рассказывать о женщинах, которых он любил до Гели.
— Мои любовные приключения, — сказал он, — в большинстве случаев были несчастливыми. Женщины, которых я любил, либо оказывались несвободны, либо непременно хотели выйти за меня замуж.
Имени Евы Браун он не упомянул, но сказал, что очень тяготится, когда женщины угрозами покончить с собой пытаются привязать его к себе, и повторил, что жениться мог бы только на Гели.
Я спросила, нравится ли ему прелестная англичанка Юнити Митфорд,[282] которая, как все знали, была безумно влюблена в него. Ответ собеседника несколько шокировал меня.
— Эта девушка очень привлекательна, но я никогда не смог бы иметь интимную связь с иностранкой, какой бы красивой она ни была.
Я посчитала это за шутку, однако Гитлер продолжал:
— Мои чувства настолько национальны, что я мог бы любить только девушку-немку. Вижу, что вы этого не понимаете. Впрочем, — произнес фюрер немного иронично, — для брака я абсолютно непригоден, так как не смог бы хранить верность. Отлично понимаю тех великих людей, которые заводят любовниц.
Этот примечательный разговор был прерван моей прислугой. Она постучала, чтобы узнать, не нужен ли киномеханик. Хотя было уже поздно, Гитлер пожелал посмотреть какой-нибудь фильм. Из списка названий он выбрал «Большой прыжок» — гротеск Фанка. В этой немой ленте я была итальянской пастушкой-цыганкой, которая босиком бегает по Доломитовым Альпам, а Шнеебергер — лыжным акробатом, летающим над горами в надувном резиновом костюме. Время уже близилось к одиннадцати, когда фильм закончился. Гитлер, оставшись очень довольным, распрощался со мной и покинул дом вместе с Борманом, который все это время терпеливо ждал в баре, в погребке.
Мне долго не удавалось заснуть — слишком сильным было напряжение. Зачем фюрер посетил меня, гадала я, почему он оставался так долго? И почему он позволил мне заглянуть в его душу?
В тот вечер я почувствовала, что Гитлер желал меня как женщину.
Турне по Европе
Следующая большая премьера состоялась в Париже. Но за несколько дней до отъезда во Францию возникли проблемы, которые едва не сорвали мою поездку. Стало известно, что от французских прокатчиков требуют либо вовсе отказаться от демонстрации фильма, либо показать его с купюрами. Так, надлежало вырезать эпизоды с Гитлером и некоторыми немецкими спортсменами-победителями. В свое время я не стала убирать сцены с Джесси Оуэнсом и другими чернокожими атлетами, как того требовал Геббельс, поэтому и сейчас не согласилась что-либо менять. Положение обострилось, и на «Тобисе» мне посоветовали не ехать в Париж. Но я была убеждена, что в личных переговорах с французскими прокатчиками смогу все уладить. Я помнила о горячем приеме французами «Триумфа воли» год назад и трех золотых медалях Всемирной выставки и еще ничего не знала о начинавшемся бойкоте гитлеровского режима.
В Париже меня вежливо приняли директора кинофирм. Я поселилась в элегантном номере из нескольких комнат с ванной в отеле «Георг V» и сразу же отправилась смотреть ночной Париж. Этот мир блеска и огней приводил меня в восторг. Чего стоил один только вид писаных красавиц в иллюстрированных журналах. Мне еще никогда не доводилось лицезреть столь дорогой обстановки и столь фантастических костюмов, но больше поражало изобилие изобретательно инсценированного очарования.
