Дмитрий Быков - Статьи из газеты «Известия»
Поистине надо быть сумасшедшим, чтобы этого не видеть. И еще более сумасшедшим — чтобы пытаться это преодолеть.
26 апреля 2006 года
Двадцать лет спустя штаны
В дни двадцатилетия Пятого («судьбоносного») съезда Союза кинематографистов СССР я не хочу вспоминать о нем, поскольку все, кто там был, уже многократно повторили то, что помнили. И про эйфорию, и про нормальное поначалу течение съезда, проходившего в Кремлевском дворце 13–15 мая 1986 года, и про ругань в адрес руководителя Союза Льва Кулиджанова, и про обструкцию Бондарчуку, и про Никиту Михалкова, вставшего на защиту Сергея Федоровича… Это все вещи известные, и чем они закончились — тоже памятно. Лучше я по случаю юбилея самого яркого события ранней перестройки (а так оно и было, если не считать Чернобыля, о котором тогда говорили куда меньше, чем о съезде) немного пофантазирую.
Пофантазирую я, если не возражаете, о 40-летии этого съезда. О, допустим, Десятом съезде кинематографистов уже России (Шестой прошел в октябре 2004-го, так что лет через двадцать Десятый вполне вероятен). Я думаю, это опять случится в Кремлевском дворце, на волне очередной перестройки. Не знаю, правда, что именно взорвется за месяц до того, знаменуя собою начало очередного реформаторского цикла российской истории, — но это и не принципиально. Интеллигенция все равно будет больше интересоваться съездом, поскольку его радиационное излучение тоже окажется сильно. Как в прошлый раз.
Генеральный секретарь «Единой России», молодой и, говорят, прогрессивный, пришлет съезду отеческое приветствие и понадеется на гражданскую активность кинематографистов.
Поначалу все будет идти гладко. До тех пор, пока престарелый, но еще жовиальный Иван Охлобыстин не взберется на трибуну, не поднимет в руке наперсный крест и не возопит в зал: валяйте, оттянемся, братия, теперь опять можно, аминь! И тогда начнется. Жертвы захлебнувшейся оттепели 1986–2000 гг. потянутся на сцену демонстрировать гнойные раны, трясти рубищем и перечислять погубленные проекты. Десять лет пылится на полке шедевр Охлобыстина «Приход» — киноэпопея о молодом священнике, практикующем героин. Зарублены этической цензурой под руководством депутата Чуева второй и третий фильмы кинотрилогии Ивана Дыховичного («Вдох-выдох» еще как-то проскочил, а «Взад-вперед» и «Вниз-вверх» пылятся в Белых Столбах). Так и не вышли к зрителю «Лед» И.Хржановского и В.Сорокина, «Вагина, или Как я разлюбила» Ренаты Литвиновой, «Бобруйская элегия», «Токийская трилогия» и «Арабская симфония» Ю.Арабова и А.Сокурова, «Упал самолет» и «Утоп пароход» В.Абдрашитова и А.Миндадзе, «Еще история», «Другая история» и «А вот еще тоже было» неутомимо снимающей Киры Муратовой, удостоенной к 80-летию ордена (бывшей) Дружбы народов пятой степени… Из-за хронического противодействия бюрократических структур не может завершить работу над эпопеей «Трудно быть богом» классик нашего кинематографа Алексей Герман, приславший съезду видеописьмо с проклятиями… Письмо привез Алексей Герман-младший, прибывший в Россию после 20-летнего перерыва: из-за нечеловеческого цензурного прессинга прославленный мастер вынужден был после успеха «Гарпастума» работать за рубежом, главным образом в Италии и Франции. Его последний фильм «Совсем как папа!» удостоен приза ФИПРЕССИ на Каннском кинофестивале, а самого режиссера зал встретил десятиминутной овацией. К сожалению, не смогли прибыть занятые в голливудских проектах Чулпан Хаматова, Павел Санаев, Константин Хабенский, Михаил Пореченков, Евгений Миронов, Петр Буслов. Все они прислали в адрес съезда приветственные письма с выражением самой искренней надежды на то, что очередной съезд Союза кинематографистов примет очередные судьбоносные решения и что их лично все это уже никак не коснется.
С приветственным словом выступил на съезде Никита Михалков, согнанный с трибуны свистом и улюлюканьем. «Что вы делаете! — воскликнул Николай Бурляев. — Вы сгоняете с трибуны гения отечественного кинематографа, постановщика таких картин, как „Утомленные солнцем-2“, „Сибирский цирюльник-2“, „Окончание пьесы для механического пианино“, автобиографического цикла „Как на духу“, документальной дилогии „Ваше высокопревосходительство“ и „Ваше высокопреосвященство“!» Слова Бурляева потонули в ропоте зала. Такой же обструкции подвергся и Федор Бондарчук. «Это с твоей „Роты“ все началось, Федька!» — отважно бросили ему в лицо товарищи по бывшей золотой молодежи. «Братцы, да я разве нарочно? Я же чисто по заказу!» — виновато оправдывался кумир московской тусовки. «Все по заказу! — жестко заявили коллеги. — Но зачем ты старался, скотина?!» Единогласно исключены из Союза кинематографистов В.Лукин (постановщик фильма «Прорыв», 2006 г.), А.Балабанов (постановщик фильма «Гнида», 2007 г.), Ю.Грымов (признанный основатель стиля «патриотический гламур») и В.Манский (автор документального цикла «Кремлевская летопись»). Овацией встречены делегаты Пятого («судьбоносного») съезда Союза кинематографистов СССР. Сергей Соловьев, которого вкатили на сцену восторженные молодые поклонники, не мог сдержать слез.
Валерий Тодоровский в своем выступлении убедительно обосновал необходимость повернуться лицом к зрителю. «Довольно лакировки!» — поддержал друга Д. Месхиев, вынужденный в последние годы зарабатывать учебными фильмами для московских школ, поскольку после принципиального отказа снять фильм «Наши» — победоносное продолжение фильма «Свои» — он был фактически вытеснен из профессии. На экране практически не получают отражения такие темы, как криминализация общества, тотальная коррупция, насилие в органах, нищета населения и анальный секс. Съезд торжественно завершился обращением к правительству с требованием снести Кремлевскую стену, в которой, несмотря ни на что, все еще покоится прах Сталина. Вместо государственного гимна делегаты завершили съезд коллективными плясками и садомазохистской оргией на сцене Кремлевского дворца. Есть основания полагать, что эта оргия продлится теперь еще 10 лет, после чего Федор Бондарчук примет извинения коллег и возглавит конфедерацию союзов кинематографистов Москвы, Петербурга, Татарии и вольного города Пскова.
16 мая 2006 года
Прошкин сделал Живаго и настоящаго
С этим можно только поздравить и канал НТВ, и всех, кому близок и дорог настоящий Борис Пастернак
«Если сериал раздражает — значит, попали в нерв»
Первый признак серьезного кризиса в стране — когда люди перестают отличать хорошее от плохого. Все начинается с вкуса, с эстетики. Когда всей страной любят Петросяна — это еще не та беда. Но это, оказывается, «не проходит бесследно», о чем лет 30 назад так громко кричал Градский. Привыкнув потреблять гнилье, утрачиваешь вкусовые рецепторы как таковые.
Страна восторженно обсуждала более чем посредственный и вполне рабский сериал «Идиот» — но у «Доктора Живаго» Александра Прошкина и Юрия Арабова оказался низкий рейтинг и неважная пресса. Рядовому зрителю скучно. Высоколобый ищет заимствования из других текстов, самовольные отходы от канона и анахронизмы. Лара не такая, Юра не такой, Громеко слился с Веденяпиным, Дудоров вообще куда-то делся. Христианский пафос Пастернака, пишет одна умная женщина, подменен интеллигентским пафосом Арабова. Вместо религиозного мыслителя, поэта, мечтателя — перегоревший скептик в исполнении Меньшикова. Народ какой-то не такой. В общем, опошление и нудь зеленая.
Всем этим людям никогда ничего не объяснишь. Хотя мне кажется, что Меньшиков с Прошкиным должны радоваться такой реакции. Если их сериал так раздражает современников — значит, они попали в нерв. Значит, перевод «Доктора» на современный язык следует признать столь же удачным, сколь и перевод «Гамлета» на язык русской драматургии и философии, осуществленный Пастернаком в 1938 году.
«Герой Арабова — человек нашего времени»
Начнем с дежурного упрека в вольностях. Роман Пастернака имеет с Библией немало общего, и Борис Леонидович ничуть не хвастался, позволяя себе подобные заявления: он обозначал метод. А метод действительно общий: «Доктор» — книга не показывающая, а рассказывающая. События не предъявляются читателю, а излагаются с вольным авторским комментарием.
Экранизировать такую книгу — значит насытить ее живым и плотным содержанием, диалогами, которых у Пастернака мало (все больше докторские монологи), реалиями (у Пастернака они увидены близоруко или сквозь слезы — расплывчато, избирательно), приметами времени (на них интеллигентный человек по идее вообще не должен обращать внимание, и Живаго замечает их лишь когда они уж слишком навязчиво лезут в его жизнь). Роман надо было написать заново с начала до конца. Арабов умудрился это сделать. Он предъявил зрителю такую Шуру Шлезингер, такого Громеко и такую Тоню, каких Пастернак описал, но не показал.
