Коллектив авторов - Сословие русских профессоров. Создатели статусов и смыслов
По мнению Бурдьё, академическое поле может представать и как целостность, и как фрагментированность. Последнее возможно, если разные части поля обладают разной силой сопротивления внешнему давлению.
Формулируя концепцию академической автономии, Бурдьё идеально точно схватывает и передает центральную идею многолетних дебатов об университетской независимости и ее основаниях. До сих пор возможность сохранения университетами собственных логик существования, отличающих их от других социальных агентов, является одной из наиболее актуальных тем дискуссии о настоящем и будущем академии, результатом которой зачастую является вердикт о (не)жизнеспособности университета.
Обсуждение автономии университета требует предельной контекстуализации – понимания общей направленности социальных изменений, внимания к специфике институционального ландшафта отдельных стран. Неслучайно вопрос об автономии американской академии на долгое время превращается в вопрос о (не)возможности отождествления университета с экономической корпорацией.
Дебаты, инициированные в начале XX в. работами Торстейна Веблена и Аптона Синклера[28], отстаивавших идею автономности университета и «решительно возражавших против самой возможности применения коммерческих стандартов к высшему образованию»[29], фактически на столетие определили специфику исследований американских университетов. Постепенно аналитики вынужденно признали сужение поля академической автономии: говоря об университете «скорее как о корпорации, нежели как о социальном институте»[30], а нередко и вовсе констатируя ее утрату. В последнем случае университет окончательно отождествляется с экономической корпорацией благодаря двум ключевым сходствам – системе менеджмента и основным принципам деятельности, включающим эффективность, предприимчивость и прибыльность[31].
Университетская автономия испытывает влияние структурных изменений – реконфигураций социального ландшафта, появления новых агентов влияния. Основными силовыми полями, расшатывающими саморегуляцию университетского сообщества, а значит, и подвергающими сомнению его институциональную автономность, в настоящее время становятся:
а) глобализация образования и научной деятельности, превращающая университеты в аналог транснациональных корпораций, усиливающая роль профессионального управления как значимого механизма координации новых университетских гигантов[32]. Университеты оказываются включенными в логики, определяемые новыми агентами влияния – международными научными фондами, глобальными рынками производства знаний и образовательных услуг. Сложность новых отношений, изменение характера их агентскости меняет и устройство самих университетов, превращая их в диффузные образования, которые зачастую уже не могут быть помыслены как взаимосвязанная целостность;
б) бюрократизация, или менеджериализация[33], как общая логика усиления специализации управления в современном обществе, заменяющая коллегиальную организацию академического сообщества принципами нового менеджериализма[34]. Менеджер (администратор), обладающий навыками эффективного управления, становится основной фигурой влияния[35], сосредоточивая в своих руках регулирование финансовых потоков, человеческих ресурсов, определение приоритетных направлений развития университета: «В своей недавней публикации “Университет как современный институт” ЮНЕСКО… концентрирует внимание на администраторе, а не на профессоре как центральной фигуре сегодняшнего университета»[36];
в) экспансия рынка в сферу производства научных идей и образовательной деятельности. В первом случае университеты включаются в существующие рынки консультационных и экспертных услуг, развивают производство в университетских лабораториях экспериментальных продуктов в сотрудничестве с крупными корпорациями; во втором – используют способы продвижения и взаимодействия с потребителями услуг, обычно свойственные крупным игрокам потребительского рынка;
г) медиализация современного общества, увеличение статуса экспертного знания, повышающего значимость публичных экспертных суждений, значительно меняющих иерархию академического сообщества, приводящих к созданию «академических звезд»: «…постепенное, но неуклонное изменение оснований, на которых возводятся и разрушаются научные репутации, публичная известность и общественное влияние. Эти основания, до поры до времени казавшиеся коллективной собственностью ученых мужей, еще в первой половине ХХ в. перешли в ведение руководства издательских домов. Новые владельцы недолго, однако, управляли своей собственностью; прошло всего несколько десятилетий, и она вновь сменила владельца, перейдя в руки руководителей средств массовой информации… Для обозначения интеллектуального влияния ныне более уместна новая версия декартовского “я мыслю”: “обо мне говорят – следовательно, я существую”»[37].
Происходящие структурные изменения однозначно признаются основными причинами сжатия пространства академической автономии, разрушения логики ее внутренней саморегуляции[38]. К числу основных проявлений кризиса автономии можно отнести:
– нарушение логики научного поля – ограничение циркуляции информации о проводимой научной работе и ее результатах. Подчиняясь коммерческим интересам, университеты стремятся избежать утечки информации, чтобы не потерять первенство в создании продукта и соответственно всей полноты выгоды, что противоположно логике научного знания основанного на обмене идеями, постоянном движении информации[39];
– изменение логики взаимодействия со студентами и внешним окружением, реинтерпретация студентов как клиентов, получающих образовательные услуги, а внешнего окружения – как потенциального рынка или союзника в достижении университетами целей стратегического развития. Логика усиления рыночной привлекательности университета, ориентированная на увеличение потока студентов, а значит, и повышение прибыли университета от образовательной деятельности, меняет характер образовательного взаимодействия, превращая его в «edutainment» – смесь развлечения и обучения, снижая в целом качество образовательных стандартов, подчиняя взаимодействие интересам студентов в логике «клиент всегда прав»;
– нарушение принципов академического взаимодействия – подрыв корпоративной солидарности и доверия, провоцируемый формированием новых иерархий, нередко не имеющих прямого отношения к академическим достижениям и ставящих под угрозу действенность саморегулирующих механизмов сообщества, состоятельность его ценностей;
– увеличение значимости индивидуальной карьеры, ее относительная независимость от академического сообщества (поддержка продвижения другими институциональными структурами или медиа[40]), приобретение новых навыков и компетенций по самопродвижению, а также уменьшение академической вовлеченности и низкий интерес к включенности в работу академического сообщества (деятельность различных комиссий, ассоциаций и пр.): «Это существенно меняет и стратификацию в среде преподавателей. Бесспорными лидерами в университетских сообществах становятся те из них, кто… постоянно работает над своим личным брендом на внешнем рынке, включая престижные премии, шумные публикации, связь со средствами массовой информации и пр.»[41].
Оценки нынешнего положения университета нередко пронизаны апокалиптическими настроениями – признанием несоответствия университета как социального института, чьи нынешние черты кристаллизовались в эпоху модерности, реалиям постмодерного общества: постоянной изменчивости требований к производимому и передаваемому знанию при относительной инерционности университета; наличию множественных центров производства знания, расшатывающих интеллектуальную монополию университета; возрастающей экономизации социальных взаимодействий, ведущей к упадку академической автономии[42]. Подобная позиция продолжает перспективу рассмотрения «университета в руинах», предложенную Биллом Ридингсом, связывавшим кризис университета с разрушением его альянса с национальным государством, бравшим под свою защиту деятельность университета, который, в свою очередь, «хранил мысль государства»[43].
Вместе с тем ряд авторов чуть более оптимистично смотрят на университетское настоящее, оценивая происходящие метаморфозы университета не как утрату автономии, а как приобретение обособленности нового качества. Предполагается, что новые условия и новые социальные альянсы, частью которых оказывается университет, дают ему основание для обозначения на социальной арене требований, способных стать основанием укрепления университетской позиции. Суть нового положения университета в контексте институциональных трансформаций современного общества и изменения характера современного капитализма Джиджи Роджеро обозначает как переход «из руин в кризис»[44]. Основание осторожного оптимизма Роджеро заключается в рассмотрении университета как социальной структуры, не только формирующейся внешними воздействиями, приводящими к постепенному сокращению ее автономии, но и представляющей собой весьма эффективный институт, влияющий на конфигурацию общества когнитивного капитализма. Так, Роджеро указывает на двунаправленность происходящих процессов: во-первых, корпоративизацию университетов и параллельное превращение корпораций в университеты, создающие собственные постоянно действующие обучающие центры, заимствующие модели управления и самоорганизации, долгое время являвшиеся частью университетского сообщества; во-вторых, сохранение университетами функции подготовки рабочей силы и в то же время превращение студентов в зачастую не признаваемую, но массовую рабочую силу, требующую особых прав и условий; в-третьих, дополнение процесса джентрификации процессом студентификации – изменения конфигурации городского ландшафта под воздействием университетского сообщества, апроприации городских пространств университетом.
