Гвидо Мансуэлли - Цивилизации древней Европы
В Нарбоннской Галлии некоторые скульптуры свидетельствуют о новом, более человеческом направлении в отношениях между завоевателями и завоеванными: это отражено, например, в рельефах арок из Сен-Реми и Карпентрас, в трофейных статуях из Сен-Бертран-де-Комминж, в отношении которых чувство «симпатии» к завоеванным справедливо отметил и подчеркнул Рануччо Бьянки-Бандинелли. Следует ли считать это проявлением галло-римского сознания? Во всяком случае, раньше ничего подобного в официальном искусстве Италии не было, до появления колонны Траяна — знаменитого памятника древнеримского искусства, насыщенного этим духом. Отметим, наконец, устойчивость греческого влияния и галло-римский «филэллинизм», засвидетельствованный большим количеством копий и имитаций оригинальных классических работ. Известно, что греческий скульптор Зенодор создал для арвернов культовую статую Меркурия, перед тем как был вызван в Рим Нероном, для которого он выполнил колоссальное изображение бога солнца. Небольшие бронзовые статуэтки также несут отпечаток эллинистических образцов, хотя их авторы не всегда ограничивались имитацией: тщетными оказались попытки найти прототипы двенадцати изображений богов и богинь, которые свидетельствуют о сложной интерпретации и переработке заимствований и приобретенных знаний.
В период поздней империи, в то время как лимес вот-вот должен был дрогнуть под натиском германцев, Галлия еще переживала период истинного величия в плане цивилизации: в то время здесь было множество поэтов, мастеров красноречия, ученых и выдающихся личностей. Но галльская имперская цивилизация III в. была только эпизодом, не имевшим завтрашнего дня. Именно галло-римский поэт Рутилий Намациан уже почти на исходе античного мира выразит почтение к цивилизационной деятельности Рима. Его стихи содержали неоднократные риторические преувеличения. В своей буквальности, соответствии контексту среды и эпохи они представляют собой ясное отражение исторической ситуации. Еще один галло-римлянин, поэт Озон, адресовал своему другу Патере стихи, которые также представляют крайний интерес с иной точки зрения: «Ты, Байокас, потомок друидов, если верить молве…» Патера был жрецом Аполлона, судя по тем же стихам. Эти строки, в которых содержится живой след классической культуры, показывают, что современники поздней империи могли гордиться предками-друидами и это не мешало им ощущать себя римскими гражданами. Тем самым они преодолели все предубеждения. Эти тексты лучше, чем любой другой комментарий, определяют процесс романизации и его историческую роль.
Британия, возможно, считалась придатком Галлии. По крайней мере, процесс завоевания позволяет так думать: Юлий Цезарь дважды высаживался там, чтобы помешать галлам получить помощь с острова. Впоследствии порт Булони служил постоянной базой для всех операций, проводившихся по ту сторону ЛаМанша. Завоевательное движение, связанное скорее с соображениями престижа, нежели с реальной необходимостью, активно развивалось при Клавдии, но никогда не было полным: Экосс, остававшийся независимым, испытывал постоянную угрозу изза Адрианова вала, который разделил остров на две части и сдерживал угрозу с севера. Гиберния (Ирландия) никогда не знала римской оккупации. Британия являет собой пример романизации стойкого локального субстрата, в данном случае кельтского субстрата, достаточно мало эволюционировавшего и не имевшего предшествующей связи со средиземноморской средой. Урбанизация и заселение определялись дорожной сетью; архитектура частично соответствовала военному характеру оккупации, частично — местным традициям.
Галлия, как представляется, сыграла важную роль в культурном развитии Британии, — это обнаруживается не только в манере ораторов, но и в фигуративном искусстве, ремесле и архитектуре. Цивилизация романской Британии всегда отличалась консервативностью и простотой: почти все ее памятники носят военный характер и не имеют истинной художественной ценности; в сравнении с другими провинциями эволюция искусства не соответствовала здесь замечательному развитию ремесла. В частности, погребальная скульптура, особенно примечательная в Галлии и провинциях Средней Европы, в Британии не имела оригинальных проявлений.
Две Германии, Нижняя и Верхняя, образовали своего рода пограничную зону между империей и externae gentes, окраинами внешнего мира, регион сельскохозяйственного и военного пограничья. В реальности они были только частично германскими: в не меньшей степени это были и галльские территории. Впрочем, различия между галлами и германцами, особенно в глазах римлян, были не очень явными. Германские провинции образовывали буферные приграничные зоны, заслон, фланкированный башнями и фортификационными сооружениями, который простирался от низовьев Рейна до среднего течения Дуная. Колония Агриппина (Кёльн) и Могонциакум (Майнц), выросшие из военных лагерей Друза, так же как Ксантен, сохранили свидетельства великого плана тотального завоевания, обреченного на неудачу, которое должно было расширить границы империи до Эльбы. Дивиция, аванпост Колонии Агриппины, по другую сторону моста, который пересекает Рейн, была в то же время для неспокойного и непризнанного варварского мира Центральной Европы открытой дверью, через которую первые волны великого переселения двинулись на приступ укрепленной линии лимеса.
Экономика обеих Германий долгое время переживала искусственное развитие, связанное с присутствием и снабжением римских легионов. За исключением Колонии Агриппины, ставшей с момента своего основания политической метрополией наподобие Лугдуна, другие центры запаздывали в развитии. Солдатское погребальное искусство стало лишь проявлением закрытой среды, изолированной от остальной жизни и местных традиций: существование индивида определялось здесь скорее не личностью, а должностью; впоследствии большее значение, чем сходные черты, приобретают детали вооружения и декорирование. Городская жизнь модифицировала формы искусства. В период средней империи германская скульптура представляется восприимчивой к некоторым галльским достижениям, особенно к опыту блистательной школы Августы Треверорум (Трир); однако отличия остаются ощутимыми, это искусство формируется в Германии, в другой социальной среде, которую отличают продолжительные контакты между солдатами и местным населением.
Ситуация в Реции, Винделиции, так же как в Норике, была иной. Эти провинции были больше чем просто укрепленный рубеж: они обладали внутренними территориями, административная организация и цивилизация которых относились к тому же типу, что и в Галлии. Реция, с развитым сельским хозяйством, и Норик, богатый минеральными ресурсами, интегрировались в экономику и торговлю Средиземноморья при посредничестве Аквилеи — морских ворот Норика. Но постепенно эти провинции, и особенно Реция, отдалились от итальянской экономической сферы. Дорога, которая проходила вдоль Дуная и по которой балканские провинции напрямую сообщались с германцами, способствовала прекращению использования трансальпийских путей, связывавших Рим с границами империи. Эта экономическая автономия привела к автономии культурной и художественной: потоки, пришедшие с юга Балканского полуострова, поднимались вдоль Дуная, где интенсивное развитие солдатского искусства прекращалось и наблюдался приток прямых эллинистических заимствований, влияние которых могло также распространиться и вне римского посредничества. Можно даже сказать, что на некотором пространстве Средней Европы образовалась романская цивилизация, которая частично избежала притяжения Италии и Средиземноморья. На самом деле, хотя римляне, полностью «перерезав» рейнским лимесом многочисленные поперечные дороги, завладели великим дунайским путем, который играл важную роль в течение всей предыстории и протоистории, в конце концов этот путь обретает автономность, исключая Италию из крупных потоков европейской циркуляции. Северные субальпийские провинции извлекают из этого выгоду. Трансальпийским районам свойственны многочисленные типы архитектуры; то же самое касается Германии; публичные здания отдаляются от римских типов; религиозные сооружения в Трех Галлиях и Паннонии, как правило, представляют локальные формы, дома и виллы разительно отличаются от итальянских. Некоторые типы сооружений, например арки, широко распространенные в Галлии, почти неизвестны Центральной и Восточной Европе. Только погребальная стела присутствует во всех романизированных регионах. Фигуративное искусство свидетельствует о равном культурном уровне. Наряду с типологиями, заимствованными в Италии, особенно в погребальных монументах, отмечают целую серию эллинистических заимствований, которые, как показывает территория современного Пьемонта, характерны для регионов, где римский элемент составлял меньшинство по сравнению с локальными группами и субстратами. Таким образом, здесь дуализм проявлялся не в отношении просвещенного и провинциального искусства, но в последствиях заимствований, о которых мы поговорим ниже; этот дуализм отражен также в более или менее отработанных формах и технике. Статуи терм в Вирунуме сходны со скульптурами Центральной Европы гораздо больше, чем статуи Аквилеи. Отметим повсеместные попытки представить понятия, свойственные местной среде, через эллинизированные формы. Этот фигуративный язык напоминает речь людей, изъясняющихся на иностранном языке. Надписи на латинском языке — единственное свидетельство литературной культуры — сочетали книжную изысканность с неточностями едва освоенной грамматики и лексики.
