Андрей Ястребов - Пушкин и пустота. Рождение культуры из духа реальности
Защищая русский язык, мы до хрипоты готовы отстаивать мужской род слова кофе, а, к примеру, иронию А. С. Пушкина – «Как уст румяных без улыбки, / Без грамматической ошибки / Я русской речи не люблю» – мы не очень привечаем. Вовсе не потому, что мы ненавидим иронию, причина в нашей убежденности: если жизнь у нас неправильная и скотски-плебейская, то хоть что-то должно быть правильным и имперским.
Язык и подавляет нас своей имперскостью. На нем хорошо о вечном думать, а не общаться.
Для русской культуры характерна нехватка нейтральной лексики для осуществления бытовой коммуникации. Зато с избытком половых и эмоциональных обращений: девушка, женщина, мужчина, шеф, мать.
Традиционалисты предлагают нам воспитывать подрастающее поколение с опорой на добротную лексику ушедшей эпохи, к примеру обращаться к коллегам по коллективу – «господа» (вариант: «господа трактористы», хотя «господа полицейские» звучит как-то уже привычно), попутчице в метро – барышня (вариант: «барышня, уступи место, не видишь, старушка еле стоит!»), в очереди – сударь, сударыня («сударь» – обращение к водопроводчику, да хоть к доценту, хоть к начальнику мехколонны, звучит также нелепо). Многие продолжают хранить верность слову «товарищ».
Спору нет, любое слово хорошо, но только проблема в том, что правильные ключевые слова-обращения должны сопровождать и привязываться к опорным символам коммуникации. Каковы сегодня опорные символы, не знает никто.
Сколько бы мы ни сопротивлялись процессу замусоривания нашего языка, мало что получится. Здесь не годятся запреты, ламентации, призывы: язык обслуживает нашу коммуникацию и соответствует образу жизни и мысли.
Как тут не вспомнить Виктора Черномырдина: «Мы ведь ничего нового не изобретаем. Мы свою страну формулируем». Добавим: и личную жизнь тоже.
Урок растениеводства: тычинка + пестик = содружество светил
Владимир Набоков говорил: русский язык незаменим для описания деликатных оттенков настроения и медленного прошествия времени. Для всего прочего, связанного с технологией, транспортом, спортом, модой, добавим: сексуальной жизнью, он бесполезен.
Сейчас речь не пойдет о русском языке как языке международного общения, советской имперской утопии больше не существует. Речь пойдет об интимном. Нужно срочно кого-то процитировать. Вот, кстати, мысль Людвига Витгенштейна подвернулась: «Границы моего языка – это границы моего мира». Красиво сказано. Но не про русский язык, и тем более не про интимный русский язык. Потому что если перенести мысль Витгенштейна на сферу интимного обитания русского человека в русском языке, то мир получается гаденький, скукоженный.
Хочется поговорить о приватном. Да, русский язык велик и могуч! Отметились. Теперь о не великом и не могучем русском языке. О русском интимном, сексуальном. Вот где раздолье для бранной лексики, псевдодетской, похабной, скабрезной – вот где лексическое изобилие, порожденное низовой культурой. Пара словечек нейтрально-интимных, да и то каких-то гадко двусмысленных, прописались в постельные беседы. Ими все и ограничилась.
Наш интимный русский язык – язык эвфемизмов; когда дело касается чего-то личного, сексуально-медицинского, он становится ханжеским и омерзительно метафорическим. На приеме у уролога-сексолога люди импровизируют, часто весьма очень изобретательно: «Доктор, пропала подъемная сила», «Разучился завершать» или – «Дружок-ровесник отказал».
Для интимной жизни существует отдельный класс тошнотворных слов, которые хуже мата, потому что они активно используют производственные, технические, профессиональные, детские словечки для называния того, без чего не обойтись и чего не учит называть ни семья, ни школа, ни классика. Как это все отвратительно: «жопки», «письки», «втулочки», «болты». Кто в лес, кто по дрова, кто молча влез, кто какую-нибудь классическую азиатчину зашарахал про «нефритовый стержень» и «коралловую пещеру». Тьфу и тьфу.
Вот мы все говорим о мифологических портретах народов. Французы – бабские угодники, итальянцы – страстные ухажеры и т. д. В этой мифологической картине любовно-бытовых одаренностей русскому человеку делать нечего. Поинтересуйтесь, что говорят французы-итальянцы в постели и ужаснетесь сравнению с русскими парнями. Ой, как хочется во время бурной интимной сцены приняться декламировать что-нибудь типа «…в содружестве светил одной звезды я повторяю имя…». Не получается. Потому не получается, что наш общий великий и могучий вместо высоких слов начинает артачиться и подсовывает матерные глаголы со значением насилия, избиения или обмана. Видимо, что бы на дворе ни происходило, мы все равно верны патриархальной традиции подавления женщины.
Маяковский клялся, что, если б стал негром преклонных годов, то по известной причине выучил бы русский язык. Похвально. Но для всех нас причина не очень подходяща. Нам всем нужно срочно учить язык, на котором можно поговорить в постели, к примеру французский. Вот она, свежая правда от Стивена Кинга: «Французский язык и из грязи сделает любовную историю».
Радетели русского языка лучше бы озаботились не запретами, а пустились бы в жизненное творчество и подсказали бы сексуально-действенному населению нашего Отечества что-нибудь посимпатичнее и более приличествующее случаю, чем трехэтажный мат.
Вот где раздолье для творческого поиска соответствующих специалистов: дайте, дайте нам красивые эвфемизмы, пышные аллегории, изящные метафоры.
А то каждую ночь просторы бескрайней Родины оглашаются трехэтажным матом – это, как поется в песне, люди делают людей. Или просто балуются.
Все мы вроде бы хорошие добротные люди, но и жеманные, лицемерные ханжи, когда дело касается полового воспитания нас самих или подрастающего поколения. В 1993—1994-х годах в российских школах решили ввести сексуальное образование. Армию специалистов отрядили на написание программ, о чем, собственно, со школьниками говорить нужно по этому самому вопросу.
Старшим поколениям памятен разгоревшийся в Госдуме скандал. Разработчиков обвинили в развратных действиях по отношению к малолетним, в геноциде русского народа, в стремлении превратить наших детей в проституток и озабоченных. Завели уголовное дело. С тех пор прекращены все разговоры о сексе и о половом воспитании подрастающего поколения. Сами как-нибудь разберутся, что и для чего.
Мы живем в мире высочайших технологий, а интимную сферу, как и словесное ее оформление, пускаем на самотек: кому нужно, сами разберутся! Нужно ли родителям, обществу, школе говорить о сексе с детьми? Предположим, не нужно. И что же тогда получается: сексу обучает подростковая среда, запрещенная, но общедоступная порнопродукция, да, совсем вылетело из головы – искусство, точнее, киноискусство. Вспомним рекомендацию расстриги-учителя из отечественного культового фильма: «Не-же-ни-тесь-н-а-а-а-а-курсистсках-ани-тол-сты-ка-а-а-а-ксосиски…» Спето не очень по-доброму, но кой-какой совет дан.
В результате, вступая в брак, молодой человек имеет весьма богатое представление о том, как это делается. И весьма грубое.
Конечно же можно с либеральной тоскою в глазах посмотреть на Запад, где сексуальное образование в школах и культура неистеричного обсуждения данных проблем введены в социальную практику еще в 1970-е годы, что, по мнению многих, раскрепостило язык и общество. У нас же ничего подобного до сих пор нет! Ах-ах…
Изымем из взгляда сексуально-образовательный либерализм и допустим, что с завтрашнего дня или в следующий четверг в наших школах ввели предмет «Секс – это не только вздохи». Вот когда начнется настоящая печаль-засада. Начнем задавать вопросы: кто будет вести этот курс? Школьные литераторы? Физкультурники? Трудовики? Биологи? Хорошо, пусть даже мы определились. Пусть будут биологи. Тогда дальше необходимо проводить селекцию кандидатур. Незамужних и холостых биологов нельзя подпускать к детям с такими разговорами – сексуальный опыт у них зашкаливает, а вот интеграция баловства в покойную семейную жизнь на нулях.
Ужесточим требования к соискателям: пусть это будут биологи с пятилетним стажем семейной жизни и двумя детьми. Ура! Что еще можно сказать. Только: ура! Нашли.
Только вот в чем проблема: людей с такими показателями в России наберется человек сто. Школе это не поможет, зато найдены кандидатуры на звание гордость нации.
Проблемы пока не могут быть решены школой. А для чего, собственно, их решать? Отцов и дедов никто не учил, и все как-то получилось.
Школа ли, общество ли, массовое подростковое просвещение ли… Да пусть хоть человек сто учителей биологии должны что-то сделать, чтобы помочь избежать сексуальных неврозов нашего населения. Невроз как болезнь отсутствует в диагностических справочниках, но вот депрессии цветут в нашем обществе пышно. Связаны они с отсутствием сексуального воспитания или нет – по этому вопросу специальная статистика отсутствует. Вот так и живет население в сексуальной темноте, освещаемой разговорами подростков и порнофильмами.
