Людмила Черная - Антропологический код древнерусской культуры
Самым известным из новгородских памятников церковного зодчества эпохи расцвета стал, конечно же, храм Спаса Преображения на Ильине улице, построенный в 1374 г. на средства боярина Василия Даниловича Машкова и расписанный знаменитым Феофаном Греком. Огромное погрудное изображение Спаса Вседержителя в зеркале купола как бы довлеет над внутренним пространством храма. Под изображением по кругу идет надпись из Псалтыри с призывом к Господу услышать голос людей. Еще ниже помещены изображения четырех архангелов и серафимов, а в простенках между окнами барабана – праотцов. В апсиде был чин святителей, фрагменты которого сохранились до сего времени, а также «Евхаристия», «Благовещение» и др. На сводах и стенах располагались композиции «Рождества Христова», «Крещения», «Сретения», «Сошествия во ад», «Проповеди Христа апостолам». Система росписи канонична. Эти росписи вызвали ряд подражаний, в частности в церкви Федора Стратилата на Ручью и церкви Успения на Волотовом поле. Стиль работы и мастерство Феофана Грека, широко известное уже при жизни, восхищало современников, что явствует из письма Епифания Премудрого к Кириллу Тверскому. Самое главное, что следует из этого письма и что особо восхищает Епифания, это свободное отношение к образцу, отказ от слепого копирования чужих работ: «Сия же вся егда назнаменующу ему или пишущу, никогда же нигде же на образцы видящее его когда взирающа, яко же нецыи наши творят иконописцы, иже недоумения наполнишася присно приницающе, очима мещуще семо и овамо, не толма образующее шарми, елико нудяхуся на образ часто взирающее...».[421] Епифаний считает, что секрет творчества Феофана Грека в том, что сей «упредивленный» и «мудролюбивый» муж видит внутренним зрением, чувствами находясь в мимоидущем времени («ногама же бес покоя стояше, языком же беседуя с приходящими глаголаше»), а душою проникая в вечность («а умом дальная и разумная обгадываше; чювственныма бо очима разумныма разумную видяше доброту ся» [444] ). При этом, как явствует из того же письма, Феофан Грек был «книги изограф нарочитый и живописец изящный во иконописцех» [444] . Он не только расписал более сорока церквей по всему миру, в том числе три в Москве, а также в Нижнем Новгороде и Великом Новгороде, но и писал светские картины. В частности, Епифаний упоминает изображение некоего града, панораму белокаменного Кремля, храм Софии Цареградской «незнаемою подписью и страннолепно» [444] в покоях великого князя и Владимира Андреевича Серпуховского, а также на книжных миниатюрах.
О расцвете культуры «Души» говорит и тот факт, что архитектурные памятники и их росписи не замыкаются в узкие рамки одного типа, направления, «чина». Они более-менее свободны, отражают личное предпочтение своих создателей, стремящихся выразить свою идею теми художественными средствами, которые они считают адекватными. Отсюда многообразие художественных стилей. В той же новгородской фресковой живописи мы встретим не только подражателей манеры Феофана Грека, но и совершенно иной стиль росписей, названный специалистами «иконописным» в силу статичности, мелкофигурности, графичности, многоцветия. К таковым относят росписи Спаса на Ковалеве, Рождества Христова на Поле, Благовещения на Городище, Михаила Архангела на Сковородке. Даже картины Страшного суда, написанные в стиле, названном Д. С. Лихачевым стилем «психологической умиротворенности»,[422] приобретают совершенно несвойственное им звучание. Наиболее наглядно это прослеживается на фреске Успенского собора во Владимире, принадлежащей Андрею Рублеву и Даниилу Черному. Специалисты давно подметили общее приподнятое настроение фрески, несмотря на сюжет, изображающий, как известно, и «Шествие праведников в Рай», и грешников, мучаемых в аду. В центре композиции показан Христос, вершащий суд, правая рука его поднята вверх и указует путь праведникам, левая опущена вниз и указует путь грешникам. Тема праведников перевешивает здесь тему грешников. Светлые спокойные лики участников процессии праведников, среди которых в первом ряду показаны апостолы Петр и Павел, затем пророки, святители, мученики, преподобные, праведные жены и миряне, наполняют композицию спокойствием и просветленностью. Замечательны тонкие фигурки двух трубящих ангелов на арке, они созывают на радостный праздник души праведных. В трактовке трубящих ангелов не чувствуется скрытой угрозы, которая явно ощущается в сценах Страшного суда в XVI столетии.
На протяжении всего XV столетия русское искусство развивалось под сильнейшим влиянием стиля «психологической умиротворенности». Вершиной его развития признается творчество Дионисия, которого ставят в один ряд с Андреем Рублевым и Феофаном Греком. Справедливости ради следует отметить, что Дионисий научился живописному искусству от старца Митрофана, имя которого далеко не так известно, как имя его выдающегося ученика. Вместе они расписывали в 1460—70-х гг. Рождественский собор Пафнутьево-Боровского монастыря. Уже тогда они были «живописцы ...пресловущи тогда паче всех в таковем деле», как говорится в «Житии Пафнутия Боровского», составленном в 1505–1515 гг. ростовским архиепископом Вассианом Саниным.[423] Митрофан был «соборным старцем» московского Симонова монастыря, называли его и «иконником». Дионисий не был монахом. Он был намного моложе своего учителя, поэтому, видимо, в 1481 г. он один был приглашен духовником Ивана III Вассианом участвовать в оформлении Успенского собора Московского Кремля. Вместе с ним подобное приглашение получили поп Тимофей, Ярец и Коня. Эти мастера и создали иконостас, который, к сожалению, не сохранился. Зато сохранилась каменная алтарная преграда с изображением двадцати трех полуфигур преподобных (монахов-подвижников): Алексея Человека Божьего, Иоанна Лествичника, Моисея Мурина, Симеона Столпника, царевича Иоасафа и др. Сохранились и фрагменты росписи в алтаре, но в них нет явных перекличек с творчеством великого мастера.
Имя Дионисия прежде всего ассоциируется с замечательными фресками Рождественского собора Ферапонтова монастыря (1502 г.), поражающими своей цельностью. Стоя в центре храма Рождества, как будто попадаешь в центр того, что именуется Душой. Она окружает тебя со всех сторон, согревая, радуя, восхищая своей красотой. Создать такое настроение, такой подъем духа и ощущение абсолютной гармонии мог только великий художник, каковым и признается Дионисий. Фрески разбиты на четыре изобразительных яруса и посвящены в основном сюжетам богородичного цикла. Уже при входе над западным порталом зритель видит великолепную по композиции сцену «Рождества Богоматери», которую с двух сторон как бы охраняют фигуры архангелов Михаила и Гавриила. Особенно запоминаются композиции «Похвала Богоматери» и «О тебе радуется». На северном портале (на обращенной книзу внутренней поверхности арки входа) сохранилась запись о времени росписи и ее исполнителях: 1502–1503 гг. «2 лето», «а писци Дионисий иконник с своими чады»[424] – сыновьями Владимиром и Феодосием. Из надписи видно, что художники стремились закончить работу к празднику Рождества Богоматери 8 сентября. Анализ красок, используемых в тех или иных композициях росписи, доказывает, что художников было именно трое: одному принадлежит роспись купола и верхних сцен, второму – ярусы Акафиста и Вселенских соборов, а также портальные фрески, а третьему – роспись алтаря. Однако до сих пор до конца не ясно, что именно писал сам Дионисий, а что его сыновья. С именем Дионисия связывают фресковые росписи и иконостасы еще нескольких замечательных памятников: алтарные росписи и иконы Успенского собора Московского Кремля, фрески Успенского собора Иосифо-Волоцкого монастыря, иконостас Павлово-Обнорского монастыря и др. Никоновская летопись сообщает, что в московском пожаре 1547 года сгорела монастырская церковь Спаса в Чигасах за Яузой (1483 г.), а «подпись у церкви тоя чюдна была Дионисия иконописца».[425] К сожалению, и иконы, однозначно приписываемые Дионисию, назвать сложно. Точно известно, что Дионисий поновлял обгоревший греческий образ «Богоматери Одигитрии» из Вознесенского монастыря Московского Кремля. Замечательные парные житийные иконы митрополитов Петра и Алексея из Успенского собора Кремля также относят если не к произведениям самого мастера, то его круга. Они изящны, нарядны, светлы и гармоничны. Из «Жития» Иосифа Волоцкого известно, что Дионисий писал для монастырского храма икону «Богоматерь Одигитрия». Она сохранилась, но так плохо, что трудно говорить о ее живописных достоинствах. То же самое произошло и с образом «Спас в силах» из Павлово-Обнорского монастыря. Известно, что в 1500 г. Дионисий писал иконы деисуса праздничного и пророческого рядов для иконостаса Павлово-Обнорского монастыря, о чем сохранилась надпись на иконе «Спас в силах», но сама икона почти не «читаема» из-за плохой сохранности. От данного иконостаса остались сейчас еще два образа праздничного ряда: «Распятие» и «Уверение Фомы». По мнению искусствоведов, «Распятие» принадлежало Дионисию, оно отличается тонкостью, изысканностью, глубиной трактовки образов, т. е. всем тем, что так характерно для творчества мастера.