Татьяна Александрова - Записки «радиота»
«Этот радиоспектакль мы делали вместе с венгерским режиссером Иштваном Казаном, выпускником ГИТИСа, а Имре Жолдош был музыкальным руководителем этого спектакля, он подобрал в соответствии с действием, происходящим у Чехова, венгерские, цыганские народные песни, обработал их, сделал оркестровое изложение, и мы приступили к работе. Песни эти замечательно записала венгерская певица Матэ Иолан. Действие спектакля начинается с того, что старый скрипач вместе со своей дочерью Илькой бредут по венгерской степи в надежде что-то заработать на жизнь своими песнями, своей игрой. Они приходят в имение богатого графа Гольдаугена, откуда их прогоняют, а отца Ильки на ее глазах избивает хлыстом высокомерная графиня. И в первой, и во второй сцене у ручья звучала одна и та же песня. Причем, это был прием в спектакле. Я спросил Имре, может ли он сделать так, чтобы веселая песня, после того, как произошли драматические события, звучала почти плачем. Я думал, что пройдет много времени, пока все будет переделано, а он мне: «Пожалуйста, записывай!». Имре сказал буквально несколько слов своему оркестру, и вот почти танцевальная песня прозвучала как надрывный протяжный плач - это было то, что принято называть венгерской, цыганской скрипкой, которая может и плакать, и рыдать, и хохотать» (из радиопередачи «Добрый вечер», 1984г.)
Этот радиоспектакль, действительно, брал за душу, (я его услышала намного позднее). А как удивительно играли в нем Катин-Ярцев и Богданова.
Из рассказа Толи я знаю и продолжение, связанное с этим спектаклем. Когда в 1956 году произошли венгерские события, то наши органы вызывали Липовецкого по поводу его связей с Мате Иолан, требуя объяснений, на что он ответил со свойственным ему чувством юмора: «А вы что хотели, чтобы я уронил честь советского мужчины?» И больше по этому поводу к нему не обращались.
Толя очень любил свою страну, советских поэтов, советскую песню, но он никогда не состоял в рядах Коммунистической партии. На этой почве с ним произошел почти анекдотический случай: какой-то из редакторов радио пригласил его в ресторан Дома архитекторов, который в двух шагах от Дома звукозаписи. Не подозревая, в чем дело, наш герой отправился с ним. Там они очень хорошо посидели и когда тот, расплатившись за обоих, вдруг сказал - «Толя, а ты мне не дашь рекомендацию в партию?», Липовецкий вынужден был ответить ему, что никогда не был в партии. С тем был просто шок, так как поверить в то, что это правда, он так и не смог.
А обычно Толя угощал всех сам и поэтому к концу месяца он делал долги, а потом, получив зарплату, раздавал их. И так было каждый раз. Но долги он всегда отдавал, и поэтому ему никто никогда не отказывал.
Спектакли Липовецкого всегда были музыкальными - даже если он делал их в литдраме, то непременно вводил туда музыку или песни, или какие-то куплеты. Он был очень предан музыкальной редакции, и когда ему предложили быть главным режиссером литдрамы, - он отказался, как ни соблазнительно было это предложение.
Он никогда не был карьеристом, и только благодаря своему таланту и одержимости, не будучи членом партии (а без этого тогда было просто невозможным занять руководящую должность) стал почти в самом начале своего прихода в музыкальную редакцию ее главным режиссером. Сделав на радио более трехсот спектаклей (многие из них вошли в золотой фонд), ставя спектакли в театрах и многочисленные чтецкие программы и музыкально-литературные композиции на концертной эстраде, Липовецкий все эти годы не имел никакого звания. И только в последнее десятилетие своей жизни, когда параллельно с работой на радио он руководил еще и курсом на эстрадном отделении ГИТИСа, воспитывая новое поколение радиорежиссеров, ему было присвоено звание «заслуженный деятель искусств РСФСР».
Была у него особенно близкая и дорогая тема, тема Великой отечественной войны. Наверное, потому, что им самим было пройдено столько фронтовых дорог, когда война прервала на два года его занятия в Щепкинском училище на курсе Веры Николаевны Пашенной. К каждой дате войны он задумывал и осуществлял радиокомпозиции. Однажды мне довелось вместе с ним и Анатолием Софроновым работать над пятисерийным радиофильмом «Дорогами войны. Годы 41-45». Сценарий Андрея Крюкова включал произведения Софронова тех лет, а наряду с симфонической музыкой и песни Мокроусова, Блантера и многих других композиторов на стихи Софронова. Какая-то часть музыки была заказана композитору Кириллу Акимову, с которым Липовецкий одно время очень дружил. В то время Софронов был главным редактором «Огонька» и фактически придворным советским драматургом. Его пьесы шли на сценах почти всех наших театров, но, несмотря на соответствующую тематику, они имели успех у массового зрителя, так как автор хорошо понимал и чувствовал законы драматургии. Для сегодняшнего поколения Сафронов - фигура одиозная, и все-таки эту нашу совместную работу я вспоминаю с удовольствием и даже некоторым волнением и особенно те моменты, когда он заходил в студию и начинал читать ровным голосом свои стихи военных лет, да так, что бегали по телу мурашки. Такое же было ощущение и у Липовецкого.
А сколько «Добрых вечеров» было сделано с ним! Эта программа родилась десятилетием раньше, чем я пришла на радио. Липовецкий считал ее своим детищем. Тогда еще была написана специально для «Доброго вечера» песенка, которую исполнила ведущая Виктория Чаева (та самая актриса, которая дублировала Лолиту Торрес в нашем прокате). В то время, когда я с ней встретилась, она сама уже была режиссером дубляжа на киностудии им.Горького. Так вот, эта песенка со временем превратилась в заставку «Доброго вечера», и после колокольчиков обязательно шла уже без слов просто мелодия, которой также и заканчивалась программа. Эта программа считалась развлекательной и шла она в эфире в субботу вечером.
Липовецкий был человеком стихийным, увлекающимся, одержимым всякими идеями, любил импровизацию в режиссуре и любил творить свой спектакль вместе с актерами, владеющими этим искусством импро-визировать. На артистов он никогда не повышал голоса, зато редакторам доставалось часто. Во время записи он не терпел советов, это мешало ему, но мы, редакторы, не всегда это понимали, пытаясь навязать ему свое видение. Вспоминаю, как после записи «Добрых вечеров», когда оператор начинал монтировать текст, он часто исчезал куда-то вместе с артистами. На монтаж мы его ждали час, другой, и неожиданно появившись, а уже с порога раздавался его голос: «Мотор!», он сразу же садился за пульт, при этом, одаривая всех, ожидавших его, пирожками или берлинским печеньем из цдэловского буфета - Дом литераторов был его любимым местом, так же, как и Дом архитекторов, куда он обычно заглядывал с друзьями пропустить рюмку, другую. Это он познакомил меня с Раисой Ильиной, которая начинала работать у него ассистентом. Только потом я узнала, что она и есть актриса Раиса Свиридова, которую я видела в нескольких мхатовских спектаклях.
Липовецкий прекрасно знал литературу, поэзию, сам неоднократно читал по радио. До прихода сюда был артистом Камерного театра, куда был принят по окончании уже после войны Щепкинского училища, работал с Таировым, начинал пробовать свои режиссерские силы в Литературном театре под руководством Константина Вахтерова. В спектакле Камерного театра «Мадам Бовари» был партнером Алисы Коонен - играл очень драматично небольшую роль Жюстена, ученика аптекаря, у которого Эмма Бовари берет яд для травли мышей. Давая ей этот порошок, он вдруг понимает, что предназначен он для нее самой. И когда она уходит, Жюстен - Липовецкий, едва сдерживая рыдания, почти что шепотом, ей вслед произносит: «Зачем вы это сделали, мадам, зачем вы это сделали?» Я слушала запись радиокомпозиции этого спектакля, которая была сделана в то время, когда уже не существовал Камерный театр, и не было в живых Александра Яковлевича Таирова. Были все те же, немного постаревшие актеры, но их голоса звучали молодо, и так же, как когда-то моих родителей, видевших этот спектакль в театре, потрясала в роли Эммы великая трагическая актриса Алиса Коонен. А записан был этот радиоспектакль Анатолием Липовецким.
Мне посчастливилось встретиться с Алисой Георгиевной, когда она приезжала на запись передачи «Музыка к драматическим спектаклям». Рассказывала она о Дмитрии Борисовиче Кабалевском, о знаменитом его вальсе к спектаклю «Мадам Бовари». После записи мы зашли в редакционную комнату. Помню, что был очень солнечный день, и ее освещенные солнцем глаза становились какого-то необыкновенного изумрудного цвета. Она весело подтрунивала над Толей Липовецким, а он как всегда блестяще парировал ей.
Не раз творчеству Липовецкого сопутствовала тема Сольвейг. «Пер Гюнт» Ибсена и Грига стал его долгой привязанностью. Он время от времени возвращался к этой пьесе, но каждый новый вариант был не похож на предыдущий. Помню его постановку в концертном исполнении, где все женские персонажи играла одна актриса - Светлана Мизери. Это было его режиссерским ходом: для Пер Гюнта во всех женских лицах отражалось одно лицо, и это было лицо Сольвейг, которое все время как бы напоминало ему о себе. Очень интересен был в роли пуговичника артист театра им.Маяковского Борис Шворин (в этом концертном варианте было занято только три актера). Менялись оркестры, дирижеры, актеры, но в роли Пер Гюнта многие годы оставался Михаил Постников, казалось, уже сросшийся с этим образом. Но Липовецкий никогда не успокаивался на достигнутом, и в последней своей постановке «Пер Гюнта», а это была радиопостановка, он взглянул на этот образ несколько иначе. Так вошел в новый спектакль «Пер Гюнт» в заглавной роли Николай Караченцов. И это стало открытием совсем другого, непривычного нам Караченцова.
