Павел Берков - История советского библиофильства
2. Выставка произведений В. М. Конашевича. Л., 1943. 11,6х6,3, 16 с., 500 экз. (Управление по делам искусств Исполкома Ленгорсовета. Отдел изобразительных искусств ЛССХ). Стр. 3—12: П. К. (П. Е. Корнилов.) В. М. Конашевич; стр. 13–16: К (П. Е. Корнилов). Каталог. Брошюра подписана к печати 4 августа 1943 г.; статья П. Е. Корнилова — 17–18 июля 1943 г.
3. Программа заседания памяти М. В. Нестерова. Без обозначения места и года. 8 с., бумага верже, текст рукописный, литограф. Стр. 1: подпись М. Нестеров; стр. 4: портрет художника; стр. 5: Текст — Управление по делам искусств Исполкома Ленсовета. Л(енинградский) Д(ом) У(ченых). Секция искусствоведения. 15 сентября 1943 г. Русский национальный художник М. В. Нестеров (1862–1942). 15 октября 1943 г. М. В. Нестеров (По воспоминаниям и переписке). Доклады П. Корнилова.
4. Программа заседания памяти И. Е. Репина. Без обозначения места и года издания. 8 с., бумага канцелярская, текст рукописный, литограф. Стр. 1: Рисунок «Дом Репиных»; стр. 4: автопортрет И. Е. Репина с его факсимиле; стр. 5: Текст — Отдел Изо Управления п/д искусств Исполкома Ленгорсовета и Секция искусствоведения ЛДУ. 30 июня 1944 г. К 100-летию со дня рождения художника. Великий русский художник И. Е. Репин (1844–1930). Доклад П. Корнилова. К вопросу о технике И. Е. Репина. Доклад Н. Ягловой. Стр. 8: марка ЛДУ.
5. Пригласительный билет на заседание, посвященное творчеству П. А. Шиллинговского. 4 с., 13х17,2, прекрасная плотная бумага бледно-коричневого тона; типограф., подписано к печати 31 мая 1945 г. 250 экз. Стр. 1: монограмма художника в картуше; стр. 2: гравюра на дереве «Ростральная колонна у Биржи»; стр. 3: офорт «Казанский Кремль с Волги». Текст: Отдел изобразительных искусств Управления по делам искусств Исполкома Ленгорсовета и В.А.Х. приглашают Вас на годичное научное заседание, посвещенное творчеству П. А. Шиллинговского (1881–1942), имеющее быть… 1945 года в 18 часов в его мастерской (В. О., Тучков пер., д. 11, кв. 25). Стр. 4: Программа заседания. 1. П. А. Шиллинговский — ксилограф. П. Е. Корнилов. 2. Книжные гравюры П. А. Шиллинговского. М. В. Доброклонский. Е. Г. Лисенков. На стр. 3 — инициал «О» и концовка, на стр. 4 — марка работы П. А. Шиллинговского.
Мы не сомневаемся, что приведенными выше сведениями о фронтовом, московском и ленинградском библиофильстве в дни Великой Отечественной войны далеко не исчерпываются относящиеся сюда факты. Будущие исследователи советского библиофильства, несомненно, будут располагать большим количеством фактов. Но мы сознаем, что в настоящей главе только благодаря помощи товарищей, внимательно и доброжелательно отнесшихся к нашей просьбе, нам удалось собрать некоторые сведения о библиофильстве этого периода на фронте, в Москве и Ленинграде. К сожалению, никаких материалов о книголюбии в тылу в дни войны мы не нашли в печати, — может быть, такие сведения и имеются, и только они остались неизвестными.
Глава восьмая
Послевоенное пятилетие (1945–1950)
Состояние библиотек ученых и писателей после войны. — Возникновение антикварных магазинов Академкниги. — Кружок любителей книги при Оргкомитете Союза советских художников. — Зарождение советской библиофильской литературы.
По мере того как жизнь в СССР после победы над фашистской Германией постепенно входила в обычные рамки и возобновлялись различные формы общественной деятельности, вовсе прекратившиеся или сильно замедленные в своем развитии в годы войны, стало интенсивно расти также и советское библиофильство.
Мы видели, что даже во время войны оно не умерло. Однако ущерб ему был нанесен колоссальный. Вследствие оккупации фашистскими войсками значительной части европейской территории СССР было уничтожено множество государственных, общественных и личных библиотек, а также книжных магазинов и складов. Огромная смертность населения в блокированном Ленинграде, самостоятельный отъезд и плановая эвакуация жителей из Москвы, Ленинграда, Киева, Минска, из фронтовых и прифронтовых полос имели как следствие гибель многих библиотек: брошенные владельцами на произвол судьбы, многие библиотеки, в том числе и библиофильские, либо за отсутствием топлива сжигались соседями или даже семьями библиофилов, либо расхищались, продавались по частям или присваивались другими лицами.
Наряду с гибелью большого числа личных библиотек, в годы войны, вследствие того, что на книжный рынок поступило множество редких изданий и вообще большое количество книг, стали создаваться новые библиофильские собрания и пополняться библиотеки собирателей, остававшихся в Ленинграде.
Когда в конце войны и в особенности после нее из эвакуации начали возвращаться в Москву, Ленинград, Киев, Минск и т. д. академические институты, университеты и другие высшие учебные заведения и научные учреждения, выяснилась печальная судьба многих замечательных довоенных библиофильских собраний, разграбленных во время отсутствия их владельцев или подвергшихся бессмысленному и жестокому надругательству. Покойный академик А. И. Белецкий, проживавший до войны в Киеве и имевший одну из самых ценных библиотек по истории мировой литературы не только на Украине, но и в СССР, по возвращении из эвакуации в свою квартиру, занятую во время оккупации города фашистскими офицерами, застал свое собрание частью расхищенным (иностранный отдел), а частью искалеченным проколами штыка (сочинения К. Маркса и Ф. Энгельса, В. И. Ленина, М. Горького, советских украинских и русских писателей). Эту «коллекцию инвалидов» А. И. Белецкий сохранил в своей библиотеке до конца жизни.
Восстановление домашних, личных библиотек в послевоенное время стало для научных работников актуальным условием плодотворной деятельности.
Неудивительно поэтому, что сразу же после войны начался усиленный рост антикварных отделов при московском и ленинградском книжных магазинах Издательства Академии наук СССР. Еще до войны при них были небольшие отделы старой книги, преимущественно из нераспроданных академических изданий XIX–XX и даже XVIII в. По идее большого книголюба, тогдашнего президента Академии наук С. И. Вавилова (1891–1951), в Ленинграде был организован новый антикварный магазин «Академкнига» (Литейный просп., д. № 57), а в московском магазине (ул. Горького,10) отдел старой книги был значительно расширен. С 1945 г. оба магазина стали выпускать объединенные каталоги под названием «Антикварные книги». В 1945 г. вышел только один выпуск, в 1946 — восемь (№ 2–9), в 1947 — 12, 1948 — 11, в 1949 — 9, в 1950 — 7, в 1951 — 3. В дальнейшем издание этих каталогов прекратилось. В каждом выпуске перечислялись книги сперва московского магазина (русские и иностранные), а затем — в таком же порядке — ленинградского. В первом выпуске была напечатана своего рода декларация конторы Академкниги. В ней указывалось, что антикварные магазины Академкниги обслуживают в первую очередь академиков, членов-корреспондентов и учреждения Академии наук СССР, но книги, не проданные в течение месяца после выхода в свет каталога «Антикварные книги», поступают в общую продажу.
При ознакомлении с указанными академическими каталогами бросается в глаза, что расценка книг в московском магазине была значительно выше, чем в Ленинградском, иногда даже вдвое.
Ф. Г. Шилов в «Записках старого книжника» писал об этом, но, по-видимому, по памяти, в итоге в его изложении оказались неточности. «По указанию Вавилова, — писал Ф. Г. Шилов, — начали издавать каталог антикварных книг, имеющихся в ленинградском и московском магазинах. Каталог был тощенький и настолько малограмотный, что в нем часто помещались одни и те же книги, но с указанием совершенно различных цен. Например, книга в ленинградском отделении стоит 20 рублей, а через несколько страниц — в московском — 60 рублей» (171, с. 156). По словам Ф. Г. Шилова, к нему обратились из Академкниги с просьбой возглавить ленинградский магазин и составлять каталоги. Хотя он и не указывает, какой итог получился, но можно было бы заключить, что его вмешательство положило конец «малограмотности» составителей каталогов.
На самом деле положение было сложнее.
В «декларации» конторы Академкниги в первом выпуске каталога было напечатано: «Необходимо указать, что на антикварные книги не существует регламентированных цен: стоимость одного и того же названия и автора в Москве и Ленинграде может быть различной — в зависимости, в основном, от степени сохранности книги».
Однако и это объяснение не может быть признано убедительным. Суть дела заключалась не в том, что ленинградские книжники, работавшие в Академкниге, были малограмотны и ставили низкие цены, или что стоимость зависит в основном от степени сохранности, а в том, что в блокадном и послевоенном Ленинграде предложений купить книги, оставшиеся от умерших владельцев библиотек, в книжные магазины поступало во много раз больше, чем в Москве. В книжной лавке писателей и в магазинах старой книги КОГИЗа в Ленинграде установилась своя, определенная расценка на книги, и работники ленинградского антикварного магазина Академкниги, для того чтобы продать купленные ими у населения библиотеки, должны были считаться с существовавшими рыночными ценами. В Москве же, более многолюдной и по количеству местного населения, и в результате постоянного притока приезжих со всех концов страны, и спрос всегда был больший, и предложений было меньше. И в дореволюционное время, и после 1917 г. московские библиофилы, — Д. В. Ульянинский, Демьян Бедный, Н. П. Смирнов-Сокольский, В. Г. Лидин и др., — приезжая в Петербург — Ленинград, приобретали и увозили в Москву книги, какие там трудно было достать, и по ценам, много более низким.
