Надежда Пестрякова - Литературные вечера. 7-11 классы
Девятый чтец (Из частного письма А. С. Пушкина):
«Вижу, что непременно нужно иметь мне 80 000 дохода. И буду их иметь. Недаром же пустился в журналистскую спекуляцию, а ведь это все равно, что золотарство: очищать русскую литературу есть чистить нужники и зависеть от полиции.
…К. Брюллов сейчас от меня. Едет в Петербург, скрепя сердце: боится климата и неволи. Я стараюсь его утешить и ободрить, а между тем у меня самого душа в пятки уходит, как вспомню, что я журналист. Мордвинов будет на меня смотреть, как на Фаддея Булгарина, как на шпиона; черт догадал меня родиться в России с душой и с талантом. Весело, нечего сказать».
Третий ведущий :
«А. Пушкин на веку своем написал несколько острых и бойких журналистских статей, но журнальное дело было не его делом. Журналист – поставщик и слуга публики. А Пушкин не мог быть ничьим слугой. Он принялся за журнал вовсе не из литературных видов, а из-за экономических. Думал, что совладает с журнальным предприятием не хуже другого. Не боги же обжигают горшки. Нет, не боги, а горшечники. Но он именно не был горшечником. Он ошибся и обчелся и в литературном, и в денежном отношении». (П. А. Вяземский)
Четвертый ведущий :
«Современник» продавался хуже некуда. В. Белинский ругал журнал, говорил о падении таланта А. Пушкина. С нелестным отзывом о «Современнике» выступил и кумир юности поэта – П. Чаадаев.
Третий ведущий :
Между тем деньги, полученные за первую книжку, пошли на уплату неотложных долгов, в том числе на покрытие расходов, связанных с похоронами Надежды Осиповны. Кредиторы атаковали беспрестанно.
Четвертый ведущий :
И все же не это занимало больше всего мысли Пушкина. История с Жоржем Дантесом продолжалась и, кажется, близилась к развязке.
(Перед началом следующей сцены желательна инсценировка бала пушкинских времен, включающая исполнение мазурки Н. Н. Гончаровой с Ж. Дантесом)
Третий ведущий :
Наталья Николаевна Гончарова… Жена, «женка» А. Пушкина – его мадонна, его смертная мука, смертная боль. Спустя восемь лет после смерти поэта вышла замуж за Ланского.
Четвертый ведущий :
К Наталии Николаевне Марина Цветаева относилась недвусмысленно: «Было в ней одно: красавица, только красавица, просто красавица». Это определение в устах М. Цветаевой звучало и как приговор: виновна, и как оправдание: без вины, ибо от «просто красавицы» можно ли было ожидать возвышенности ума и тонкости чувств?
Десятый чтец (стихотворение «Счастие или грусть…»):
Счастие или грусть —
Ничего не знать наизусть,
В пышной тальме катать бобровой,
Сердце Пушкина теребить в руках,
И прослыть в веках —
Длиннобровой,
Ни к кому не суровой —
Гончаровой.
Сон или смертный грех —
Быть как шелк, как пух, как мех,
И, не слыша стиха литого,
Процветать себе без морщин на лбу,
Если грустно – кусать губу
И потом, в гробу,
Вспоминать – Ланского.
Третий ведущий :
В одном из своих эссе М. Цветаева трактует брак А. Пушкина с Н. Гончаровой как исполнение судьбы. Она пишет: «Гончарову, не любившую, он взял уже с Дантесом in dem Kauf в придачу, то есть с собственной смертью».
Четвертый ведущий :
О том, как это было, рассказывают люди, близко знавшие А. Пушкина и его жену.
Одиннадцатый чтец :
Из письма С. Н. Карамзиной А. Н. Карамзину, 19 сентября 1836 г.: «В среду мы отдыхали и приводили в порядок дом, чтобы на другой день, день моего ангела, принять множество гостей из города. Среди гостей были Пушкин с женой и ее сестрами, Дантес, Голицын и другие. Бал получился настоящий и очень веселый, если судить по лицам гостей, всех, за исключением Пушкина. Его блуждающий, рассеянный взгляд с вызывающим тревогу вниманием останавливался лишь на Наталье Николаевне и на Дантесе, который издали бросал нарочито долгие, нежные взгляды на Натали и который все-таки танцевал с ней мазурку. Пушкин стоял напротив них в дверях, молчаливый, бледный и угрожающий. Боже мой, как все это глупо».
Двенадцатый чтец :
«Еще за месяц или полтора до рокового дня Пушкин, преследуемый анонимными письмами, послал Дантесу вызов на поединок. Названый отец Дантеса, старик Геккерн, не замедлил принять меры. Я встретился с ним на Невском, и он стал рассказывать мне горестное свое положение: говорил, что всю жизнь свою он только и думал, как бы устроить судьбу своего питомца, что теперь, когда ему удалось перевести его в Петербург, вдруг приходится расстаться с ним; потому что, каков бы ни был исход дуэли, разлука несомненна.
Он передавал мне, что желает сроку две недели для устройства дел, и просил меня помочь ему. Я отказал. Но Жуковского старик разжалобил: при его посредничестве Пушкин согласился ждать две недели.
История разгласилась по городу. Барон Геккерн с сыном прибегли к следующей уловке. Старик объявил, будто сын признался ему в своей страстной любви к сестре Натальи Николаевны, Катерине Николаевне Гончаровой, будто эта любовь заставляла его так часто посещать дом Пушкиных. Для самолюбия Пушкина дело улаживалось как нельзя лучше: стреляться ему было уже не из чего, а в городе все могли понять, что француз женится из трусости». (Из рассказа Петра Андреевича Вяземского П. И. Бартеневу)
Тринадцатый чтец :
А. С. Пушкин – В. А. Соллогубу, 17 ноября 1836 г.: «Я вызвал господина Н. Геккерна на дуэль, и он принял вызов, не входя ни в какие объяснения. И я же прошу теперь господ свидетелей этого дела соблаговолить рассматривать этот вызов как не имевший места, узнав из толков в обществе, что господин Жорж Геккерн решил объявить о своем намерении жениться на мадемуазель Гончаровой».
Одиннадцатый чтец :
«Мы застали у Катрин Тургенева, Виельгорского и Дантеса со своей невестой, которая завтра станет его женой. Ведь завтра, в воскресенье, состоится эта удивительная свадьба; Александр и Вольдемар будут шаферами, а Пушкин проиграет несколько пари, потому что он, изволите видеть, бился об заклад, что эта свадьба – один обман и никогда не состоится». (С. Н. Карамзина – А. Н. Карамзину, 9 января 1837 г.)
Третий ведущий :
Свадьбу играли в первой половине января. Друзья А. Пушкина успокоились, воображая, что тревога прошла, как будто весь этот фарс мог заставить «умного поэта», как они называли Пушкина, поверить в искренность намерений Дантеса.
Четвертый ведущий :
Дом Пушкиных давно уже был закрыт для Геккерна и оставался таковым после его брака со свояченицей поэта. Но они встречались в свете, и там Геккерн продолжал демонстративно восхищаться своей невесткой, Натальей Николаевной. Он мало говорил с ней, но находился постоянно вблизи. Это была настоящая бравада, и Пушкин не принял такого положения вещей. Он воспользовался случаем, чтобы вспыхнуть и написать старому Геккерну, барону, известное письмо, которое могло быть смыто только кровью.
Первый чтец :
Из воспоминаний Веры Федоровны Вяземской: «С понедельника 25 числа, когда все семейство (Пушкин, Дантес с женой и Александрина Гончарова) провело у нас вечер, мы были добычей самых живых мучений. Пушкин вечером, глядя на Жоржа Геккерна, сказал мне:
– Что меня забавляет, так это то, что этот господин веселится, не предчувствуя, что его ожидает по возвращении домой.
– Что же именно? Вы ему написали?
– Да, его отцу.
– Как! Письмо уже послано?
– Да, сегодня.
– Неужели вы думаете об этом? Мы надеялись, что все уже кончено».
Второй чтец :
А. Пушкин – Л. Геккерну, 26 января 1837 г.: «Барон! Позвольте мне подвести итог тому, что произошло недавно. Поведение вашего сына было мне известно давно и не могло быть для меня безразличным. Я довольствовался ролью наблюдателя, готовый вмешаться, когда сочту это своевременным. Случай вывел меня из затруднения: я получил анонимные письма. Я увидел, что время пришло, и воспользовался этим. Я заставил вашего сына играть роль столь жалкую, что моя жена, удивленная такой трусостью и пошлостью, не могла удержаться от смеха, и то чувство, которое, быть может, и вызывала в ней эта „великая и возвышенная страсть“, угасло в презрении самом спокойном и отвращении, вполне заслуженном. Я вынужден признать, барон, что ваша собственная роль была не совсем прилична. Вы, представитель коронованной особы, вы отечески сводничали сыну. Подобно бесстыжей старухе, вы подстерегали мою жену по всем углам, чтобы говорить ей о любви вашего сына. Вы хорошо понимаете, барон, что после всего этого я не могу терпеть, чтобы моя семья имела какие бы то ни было сношения с вашей. Я не могу позволить, чтобы ваш сын смел разговаривать с моей женой и – еще того менее – чтобы он отпускал ей казарменные каламбуры и разыгрывал преданность и несчастную любовь, тогда как он просто трус и подлец.
Итак, я вынужден обратиться к вам, чтобы просить вас положить конец всем этим проискам, если вы хотите избежать нового скандала.
