Виктор Бердинских - Русская деревня. Быт и нравы
Ночной мир, мир нечистой силы оживал вечером в сказках, рассказах, разговорах. В распорядке дня крестьянской семьи час такого рода рассказов занимал особое место. «Как начнет темнаться, так все ложились на полати. Света не было. А керосина мало и дорог. Сказки все рассказывали часа два-три, потом лучину зажигали, ужинали, потом в темноте день обсуждали. Сказок-то было много, да я уж не помню» (Н. В. Метелева, 1927).
В крестьянской усадьбе были места, излюбленные нечистой силой (баня, подполье), места, недоступные для нее (печь, полати). Сказочниками в деревнях были чаще всего одинокие, много чего повидавшие старики. Сказочники и сказочницы были во всех деревнях. К ним в дом собирались вечером взрослые с ребятами. Чего там только не рассказывалось. И дома мать прядет, так сидишь около нее вечерами и слушаешь сказки.
Без сказок скучна зима в деревне у теплой печки при завывании ветра в трубе. «Помню, зимой забирались на печь и рассказывали сказки. Обязательно про царя, царицу, царевну, царевича и Ивана-дурачка, чтоб он был умнее царевича, чтоб обязательно совершил подвиг и женился на царевне. Просмеивались богачи и восхвалялась беднота в этих сказках» (А. А. Кожевников, 1925).
Эмоционального голода у детей не было. Сопереживание рассказчику было полным и всеобщим. «Когда училась в Мулине, жила на квартире. Хозяин был пожилой человек, почти старик. Он такое рассказывал, что мы, сидя на скамейках, прижимались друг к другу. Черти, лешие, домовые. Рассказывал, что сам чуть ли не разговаривал с “лесным дядюшкой”. Шел он как-то по лесу домой. Впереди его бежала собака, вдруг он слышит топот копыт. Показывается пара вороных, а в санях сидит такой великан, что наравне с деревом. Собака прижалась к нему. Очнулся — оказалось, что он сидит под елкой. Ведь немного и выпил-то, говорит, в селе, а поди же ты, не помню, когда и сел под елку. Вот и верь ему, что видел. А мы с тех пор стали бояться. Особенно когда ходили рано утром в школу. Старались идти где-то в середине, а не последними» (Н. А. Нохрина, 1929).
Сказки были тесно связаны со всем образом жизни в деревне, обычаями, традициями, верованиями.
«Все говорили, что в 12 часов ночи нельзя в баню ходить, там черти сидят. А если один в избе — залезь на печь — ничего не будет. Конечно, может, и сказки все, но очень любила я про это слушать про все. Вот свояченица все рассказывала про какого-то “вогленного”. У нее мужа убило на войне. Она говорит, прихожу как-то поздно домой, гляжу, муж-то лежит. Вроде и не он. Я давай, говорит, молиться, креститься. Он как соскочил, побежит и дверь даже распахнет, как в сноп огненный какой превратился.
У нас вот в деревне был дедушка Миша, старенький такой, с бородой седой. К нему все собирались. Он столько сказок знал и каждый день все вроде про новое. Вот запомнилась какая-то сказка про сизое перышко. Как девушка друга милого ждала. Он в виде птицы должен прилететь. А мачеха узнала про это, в окне стеколья понатыкала. Он и порезался. Плакала девушка над птицей (своим милым), а как упала слеза ее горячая птице на сердце — переметнулась птица и в друга милого превратилась. Я очень любила эту сказку. Конечно, старые люди как-то что ни скажут — так какую-нибудь поговорочку и приставят для слова, для большего уважения. А частушек столько знали! Сразу на ходу сочиняли, ведь пляски в основном с частушками были, особенно переплясы всякие» (Н. Ф. Стремоусова, 1922).
Импровизация в речи (в труде, веселье), народное творчество в песнях, плясках, сказках были непрерывны. Мощная языковая стихия народной речи — живая, развивающаяся, буйно растущая — вот драгоценнейшая часть великой русской крестьянской культуры. Только на этой почве могла вырасти и великая русская литература XIX — начала XX века. Увы, с распадом крестьянской цивилизации в России уничтожена и эта уникальная живая основа русского языка. Началось его омертвление. Впрочем, это отступление от темы главы. В сказках, легендах, бывальщинах незримый потусторонний мир становился зримым крестьянину. Полнота, насыщенность духовного мира человека были немыслимы без этого противостояния жизни и смерти. Полнокровным, живым и многоцветным был для крестьянина окружавший его мир — мир, в котором жили.
Приложение
Сталин глазами русских крестьян
Отношение русских крестьян к Сталину — интереснейший вопрос не только истории, но и исторической психологии. Массовое народное сознание мифологизировало это имя, превратило его в одну из святынь! Почему и как это произошло?
Тема эта воистину необъятна. Настолько сильно здесь переплелись политические, личные, социальные мотивы и отношения, что, глядя на этот клубок противоречивых суждений, где преобладают эмоции, не веришь, что сможешь в нем разобраться или даже нащупать какую-то логическую нить, найти связи, понять нечто скрытое от взоров современников вождя. Наше время внесло много ожесточения в этот вопрос (отношение к Сталину). Сталин, как символ определенной эпохи, стал знаменем, которое для одних надо непременно отстоять, для других — обязательно низвергнуть. Эпоха политического размежевания и фигуру Сталина использует в своих интересах. Научный анализ подменяется политической публицистикой — время для настоящего осмысления, видимо, еще не пришло.
Но именно наше время открыло рты миллионам наших сограждан, в чьей крови еще живет Великий Страх 30-х годов. Они могут сейчас (пусть не все) говорить то, что они думают, хотя их речи во многом зависят от сегодняшней пропаганды — тем не менее это искренние речи. Люди сами мучительно хотят разобраться в прошлом, понять свою судьбу и свое время. Многие понимают сегодняшний день как период блужданий, разноголосицы, исканий единственно правильного пути. Но в суждениях стариков очень много спокойного здравого смысла. Вот такая, например, мысль: «Сейчас ведь весь народ заблудился. Вот и мы раньше не знали, кто есть кто. А вообще, кто бы ни был правителем, главное, чтоб народу жилось хорошо. По народу надо судить: какая власть — плохая или хорошая. Вон раньше царя ругали, потом Сталина стали ругать, а дальше кого будут?»
Мы часто забываем, что после Октябрьской революции в сознании миллионов крестьян сразу же началось обожествление нового правителя России— Ленина. После смерти Ленина обожествление автоматически было перенесено на личность Сталина. Дарья Ивановна Селезнева (1912) из деревни Усады Московской губернии вспоминает: «В 17-м году свершилась революция. Мы на революцию никак особенно-то внимания не обратили. Как жили раньше, так и потом — нисколько не полегчало: работы-то было столько же. Ленина крестьяне уважали, любили его. За Ленина молились. С детства мать приучала нас молиться за Ленина перед едой».
Феномен обожествления Сталина, мифологизация его личности в народном сознании 30-х годов нельзя понять вне связи его с прочными монархическими настроениями в крестьянской среде, особенностями религиозных воззрений русского народа. В условиях того времени фигура харизматического лидера впитала в себя не только царистские, религиозные, патриархальные воззрения крестьянских масс. Власть переплавила все это в горниле революции, войн, террора в совершенно иное качество — в личность национального вождя, вождя единственно возможного и абсолютно бесспорного. Вот подборка из нескольких рассуждений о вожде.
«Раньше Сталин для всего народа был просто Богом. Помню, пришли мы как-то с матерью в сельсовет. В красном углу висел портрет Сталина, мать перекрестилась и меня заставила поклониться. Все жили в страхе, все боялись, но и уважали Сталина. Мы не могли себе представить, как жить без Сталина» (А. И. Гребенева, 1917).
«Сталин — герой. Войну выиграл, страну на ноги поставил. Когда его на XX съезде очернили, все его речи и доклады, книги там сжигались. А у меня патефонные пластинки были, дак я их не дал жене разбить. Тася потом стащила несколько и разбила. А остальные храню. А сейчас хотят его во всех смертных грехах обвинить. А он тогда страну на ноги поставил. Если б не он, не знаю, чтоб сейчас было» (Я. Н. Рычков, 1910).
Вера в вождя, безусловно, включала какие-то религиозные элементы: некритичное восприятие всего, связанного с именем вождя (особенно для молодежи), мистическая убежденность в его абсолютной правоте, полное отсутствие информации о Сталине как человеке.
«Сталин был для нас Бог и царь. Когда он умер, мы всей деревней ревели по нему. Мы даже думали благодаря Сталину. А и сейчас у меня нет на него зла. Нас он не обидел» (В. В. Рогожникова, 1920).
«Сталин для нас был вождь и учитель, всезнающий человек, в общем, был Богом. Так нас учили в школе, так писала пресса, так учила партия до самой его смерти, так думал народ. Считалось, что благодаря мудрости Сталина наш народ выиграл и такую войну. Как плакали люди, когда умер Сталин! Ну, думали, конец света. Прекратится советская власть, загубят нас другие! Разве кто знал все его творения? Что внушали народу, то он и думал, куда поворачивали, туда и шел» (Л. Г. Стремоусова, 1919).
