Виктор Бердинских - Крестьянская цивилизация в России
Обзор книги Виктор Бердинских - Крестьянская цивилизация в России
БЕРДИНСКИХ Виктор Аркадьевич
"КРЕСТЬЯНСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ В РОССИИ"
Многоголосие
Какая жизнь отликовала,
Отгоревала, отошла!
И все ж я слышу с перевала,
Как веет здесь, чем Русь жила.
Н. Рубцов
В XX веке Россия раскрестьянилась. Ушел в прошлое огромный материк русской народной культуры, лишь сейчас осознаваемый нами как величайшая ценность. Но крестьянская цивилизация, создававшаяся в нашей стране сотни лет, имеет в лице ныне живущих стариков своих последних свидетелей. Еще живы люди, пахавшие по единоличному, мерившие день уповодами, а год — постами и мясоедами, находившиеся внутри великого круговорота природы. Их рассказы о прошлом драгоценны, поскольку они видят тот, оставленный в прошлом мир изнутри, а не снаружи, как мы.
Для нас пока непредставимы ценности этого мира, его пневмосфера, миропонимание людей, то есть — то идеальное, что не фиксируется ни в каких документах, поскольку это повседневность, но для нас сейчас загадочно не менее, чем сокровища скифских курганов. Соха, выставленная в музее, мертва, поскольку пахарь, для которого она была частью жизни, никогда уже не покажет нам своей работы. Но наши старожилы, родившиеся в начале этого века, еще могут многое рассказать. Постараемся увидеть мир крестьянской России первой половины XX века, воссозданный на основании такого рода рассказов стариков-крестьян. Мы можем увидеть самое ценное и самое главное, то — без чего мертвы горы специальной информации об эпохе — ОТНОШЕНИЕ людей друг к другу, природе, одежде, пище, власти. Попытаемся взглянуть на мир крестьянской культуры как на остановленное время, самостоятельную ценность, а не преддверие нашего дня. Это был гигантский, полнокровный, бурлящий мир, в котором жили.
Устная история — новое и замечательное течение в исторической науке России 1990-х годов — стала для меня компасом в этой работе. Многое пришлось делать впервые. Слишком уж необычен исторический опыт России в XX веке.
Это авторская работа… Единственным источником для нее послужили рассказы моих земляков-вятчан. Опрос велся по строго определенным и нацеленным на структуру этой книги программам. Большую помощь в сборе рассказов мне оказали вятские студенты, за что выражаю им искреннюю благодарность. Все, что пережила Россия, отразилось в ее вятской глубинке, поэтому я уверен — источниковая база вполне достаточна. История России преломилась в судьбе каждого отдельного человека. Великие испытания человечности в XX веке выпали на долю русского народа. Да, эти рассказы субъективны, пристрастны, глубоко личностны. Но именно в этом их ценность. Они честны и исповедальны. Хитрить и изворачиваться перед лицом вечности никто не желает. Тайна ушедшего времени не раскрыта и не раскроется, но мы видим в этом многоголосии попытки людей понять ее на склоне лет. Нам открывается огромная^ вселенная, скрытая в каждом человеке. Порой под слоем пепла времени горят угли непогасших страстей. События переживаются в их незавершенности. Мать, и через 40 лет после войны ждущая погибшего сына… Это реальность. Мы не имеем права судить ушедшие поколения со своей колокольни, мы должны понять их, исходя из их системы ценностей.
И последнее. Исторический путь России в XX веке уникален. Политическая судьба ее беспримерна. Мы еще только-только начинаем осознавать — что же произошло за минувшие десятилетия с нашим народом. В честном осмыслении нашего пути нуждается весь мир. Без этого он не сможет развиваться дальше. А история России? История России состоялась, как состоялись судьбы миллионов ее сограждан, прошедших горнило тяжелейших за всю ее тысячелетнюю историю испытаний и оставшихся людьми, сохранивших великий дар человечности. Сможем ли мы передать его дальше? Вероятно, только в том случае, если осознаем утраченные ценности жизненно необходимыми в будущем. Об этом и речь…
Раздел I. МИР, В КОТОРОМ ЖИЛИ
Глава 1. Природный окоем вокруг деревни
Крестьянская цивилизация… Понять населяющих ее людей нам ой как не просто. Тогда, может быть, мы просто послушаем их. Послушаем без привычной снисходительности и самодовольства, а с тем тревожным вниманием, которое появляется, когда говорят, ну хотя бы об инопланетянах. Войдем в круг жизни этих людей, проникнемся их мыслями и чувствами, и тогда, может быть, многие из нас позавидуют гармонии и цельности этого мира, наполненности его осмысленным, приносящим радость трудом, достойному месту человека в этом мире, единству человека и природы.
У крестьянина, по меткому выражению писателя Глеба Успенского, жизнь полнехонька до краев: «…В своем доме он вникает в каждую мелочь, у него каждая овца имеет имя, смотря по характеру, он не спит из-за утки ночи, думает о камне и так далее… В мыслях, поступках, в словах Ивана Ермолаевича нет ни единого, самого мелкого, который бы не имел основания самого реального и для Ивана Ермолаевича объяснимого, — тогда как моя жизнь постоянно, на каждом шагу, переполнена и мыслями, и поступками, не имеющими никакой связи».
И, пожалуй, самая прочная, самая коренная, самая капитальная связь русского крестьянина — это связь его с окружающей природой. Он вряд ли отделял себя от нее. Лишь сегодня, когда потеряна эта ценность, наши старики-современники могут сказать, например, так: «Природа была прекрасной: много лесов, лугов, небольших озер, рек и речек, и еще больше ключей и родничков. Сена на лугах снимали в два раза больше, чем сейчас. 90 процентов хозяйств могли содержать лошадь, до двух коров, до десятка овец или коз, свиней. Короче говоря, круглый год обеспечивали себя мясом, маслом, молоком и еще возили продавать в город. И этому способствовало бережное, человеческое отношение к окружавшей его природе. Регулярно все, от малолетних до стариков, выходили на вырубку кустарников на лугах, зарослей возле пашен, чистку деревенских улиц, речушек, ключей. Вода была чистая, как слеза. Рыбы было множество, никто не злоупотреблял. Надо на уху — сходишь за полчаса наловишь, — и все. На сенокосе бабы снимут нижние юбки, завяжут с одного конца и таким мешком поймают с полведра рыбы, варят на всю деревню общественную уху. И не то, чтобы наестись досыта, а так… попробовать для разнообразия. Не дай Бог, кто навалит мусор в речку или озеро — насрамят. Припоминаю такой случай. Раз в нашей деревне у одного соседа подох двухнедельный жеребенок. Дело было зимой. Они свезли его на санях на лед реки Чепцы и там выбросили. Соседи тут же собрали сход и заставили отвезти все это на скотское кладбище и там закопать» (И.И.Зорин, 1918)[1].
И вот такая практичность, утилитарность в отношении к природе способствовала ее сохранности. В отношении к лесу, водам, лугам, ягодникам свято из поколения в поколение соблюдались определенные нормы, обычаи. Как раз дикой-то природы у деревень и не было. Хвойные деревья в русских деревнях не садили. Обычно — рябину, калину, черемуху, позднее тополя. Вся природа вокруг деревни была очеловеченная, составлявшая с этой деревней единое целое. Ведь сейчас, например, при распаде русской деревни распадается и природа, ее окружающая. Люди приезжают в родные места и не узнают их: лес, вырубленный и загаженный, обмелевшие речки, заглохшие родники, заросшие и заболоченные луга. Всякая деревня не мыслилась отдельно от своих окрестностей. Так ее и вспоминают сейчас.
«Деревня наша небольшая, всего 23 дома, расположена на берегу небольшой речки. Как сейчас вижу, вся деревня — одна улица. В верхней стороне — все дома двухэтажные, а у реки — одноэтажные. Вижу зеленую площадь, поросшую чистой травой, на которой мы каждый день играли в детстве. За домами, в сторону реки, располагались огороды. Весной река разливалась и заливала луга и поля, поэтому соломы и сена хватало скоту на всю зиму» (М.М. Булдакова, 1919).
Или вот, например: «Деревня была на 32 двора. В полкилометре течет река, метра два в ширину всего, но у деревни была сделана запруда и был широкий пруд, где мы, ребятишки, очень любили кататься на плотах. В этой же запруде купались и ловили рыбу. В общем, самое любимое место деревни летом. Кругом травы, все чисто: не было ни одного стеклышка, гвоздя. Бегали все лето босиком. Деревню огораживали изгородью из жердей: в поле и на другом конце деревни — ворота. За деревней была поскотина, пастбище с небольшим перелеском. В перелеске скот отдыхал во время жары. Сейчас деревни нет совсем, все перепахано, речка заросла травой» (А.И. Бояринцева, 1911).
«Очеловечены» были не только пашня, речки, сенокосы, в которые был вложен труд многих поколений жителей этой деревни, — все окрестности ее были говорящими сердцу и уму жителя. У каждого оврага, переправы, переката, омута было свое имя — имя говорящее, которое порой так сладко катать во рту: как речную гальку, омытую водой многих веков.
