Владимир Шевелев - Все могло быть иначе: альтернативы в истории России
Обзор книги Владимир Шевелев - Все могло быть иначе: альтернативы в истории России
Владимир Николаевич Шевелев
Все могло быть иначе
Альтернативы в истории России
Вступление
«Сад расходящихся троп»: к слову об истории «неслучившегося»
Всемирная история есть сумма того, чего можно было бы избежать.
Б. РасселМир, который мы переживаем, есть наше дело.
В. ВиндельбандЗадавать себе вопросы полезно, отвечать на них — опасно. Ведь ответы на «судьбоносные» вопросы чреваты последствиями, вплоть до раскола общества.
Давая оценку преобразованиям Петра Великого, наш знаменитый историк В. Ключевский говорил, что это была борьба деспотизма с косностью народа. Петр надеялся «грозою власти вызвать самодеятельность в порабощенном обществе», «водворить в России европейскую науку, народное просвещение как необходимое условие общественной самодеятельности», он пожелал, «чтобы раб, оставаясь рабом, действовал сознательно и свободно». «Совместное действие деспотизма и свободы, просвещения и рабства — это политическая квадратура круга, загадка, разрешавшаяся у нас со времен Петра два века и доселе не разрешенная». Складывается впечатление, что эти слова написаны совсем недавно, а ведь им уже полтора века.
Вот и выходит, что так и не нашли мы «проклятые ответы» на «проклятые вопросы» истории?!
Еще А.С. Пушкин предупреждал об опасности быть ленивым и нелюбопытным в отношении собственного прошлого. В последнее время возрос интерес читателей к историческим работам, в которых авторы пытаются с новых, более объективных позиций по возможности понять, осмыслить «неуловимый ход истории». В переломные моменты развития общества, которые ощущаются как «разрыв времен», когда рушатся устои прежнего порядка и сложившихся отношений, наверное, всякий образованный человек, вглядываясь в прошлое, стремится глубже уяснить происходящие перемены, предугадать ход событий.
Это тем более естественно, что в самой исторической науке протекает болезненный и противоречивый процесс переосмысления многих имевших место фактов и событий как в далеком, так и в относительно недавнем прошлом. Одни историки ощущают это как утрату привычного пространства проблем и способов их решения. Для других — это очищение научно-интеллектуальной мысли от догм и ограничений. Впрочем, подобное очищение от догм и задекларированная деполитизация исторической науки в последнее время обретают характер новой политизации.
Долгое время история представлялась как процесс неуклонного восхождения человечества по «лестнице прогресса». Кощунством считалось рассматривать какие-либо вероятностные сценарии истории. Фраза «что было бы, если бы…» считалась абсолютно неприемлемой для серьезного ученого. «История не знает сослагательного наклонения» — категоричность этой установки отбивала всякое желание спорить.
Сегодня, рассуждая об альтернативности (сослагательности, виртуальной истории, ретропрогнозировании), обычно имеют в виду то, что не состоялось, не сбылось. Реальная история как процесс все еще не знает сослагательного наклонения. Хотя с понятием «время» человечество до сих пор не разобралось. Большинство ученых придерживаются мнения, что время линейно и одномерно. Впрочем, при этом оговариваются: «Считается одномерным, пока не доказано обратное». Потому что, к примеру, поведение элементарных частиц не вписывается в законы с одномерным временем.
Изучение альтернативных исторических возможностей подразумевает ситуацию, когда неосуществившаяся действительность мыслится как реализация одной из альтернатив (от латинского alter — один или другой из двух — возможность или необходимость чего-то иного по отношению к данному), а возможность — как свойства существующей исторической ситуации, обусловливающие изменение этой ситуации. Именно точки выбора, «исторические развилки», историческая случайность и момент вероятности определяют значимость проблемы альтернативности исторического развития, ее связь с тематикой и разнообразными сюжетами истории.
По мнению В. Данилова, история не имеет сослагательного наклонения, если говорить о явлениях и событиях прошлого, которые состоялись. Однако всегда есть проблема выбора конкретного способа реализации того или иного процесса, траектории, форм, путей, сроков решения задач, которые возникают перед обществом. Отказ от сослагательного наклонения в этих случаях означает автоматическое одобрение всего того, что случилось, и только потому, что оно произошло. Между тем история предоставляет людям возможности выбора путей и способов дальнейшего развития (в пределах объективных условий) и поэтому требует от историка анализа и оценки не только состоявшегося варианта, но вариантов не состоявшихся. В противном случае история приобрела бы какой-то мистический характер, а занятия ею утратили бы смысл [1].
Ныне предметом внимания все чаще становятся «бифуркационные точки» истории — те ее моменты, когда происходит выбор из нескольких альтернатив. В «бифуркационных точках» происходит изменение хода исторического развития. Оценка исхода вероятностного сценария по разным критериям — рост благосостояния, устойчивость общественной системы, уровень национального самосознания — позволяет уточнить наши знания о значении многих исторических событий. Например, восстание декабристов может быть оценено и как упущение уникального шанса на создание жизнеспособного российского конституционализма, и как преступная попытка спровоцировать смуту. Какая из этих оценок ближе к истине, можно выяснить только на основе ретропрогнозирования, рассмотрения альтернатив.
По словам писателя С. Логинова, «приятно выбрать подходящую эпоху, подправить в ней самую малость, а потом с удовольствием лицезреть, как история меняет свое течение, рушатся прежние государства и воздвигаются новые, перекраиваются политические карты, гибнут и возвеличиваются народы. В подобные мгновения чувствуешь себя демиургом, и всякие александры македонские и чингис-ханы — лишь фишки в твоей настольной игре»[2].
К примеру, одна из недавних работ, посвященных этому, — «Выбирая свою историю» — попытка авторов представить довольно длинный временной пласт в виде ключевых точек, когда наша отечественная история могла пойти разными путями благодаря тому, что разные силы имели в голове разные проекты будущего. Они боролись между собой, и успех одной из сторон не был предопределен. Речь идет о сравнении стратегий реально действовавших персонажей: какое будущее они видели, за что они боролись, что из этого вышло.
Именно «многокрасочность» истории обнажает один из важнейших философских «срезов» исторического познания — проблему альтернативности истории. Трудно назвать другую историко-теоретическую концепцию, которая вызывала бы сегодня такой же напряженный интерес научной общественности, как «история неслучившегося»[3].
Согласно известной метафоре, история напоминает «сад расходящихся троп». Многие современные представления о ходе исторического процесса предполагают не один, а несколько исходов будущего. История предстает итогом сознательных, целенаправленных усилий, а социальное действие — незавершенным процессом со множеством сценариев, реализация которых зависит не только от выбора, решительности, целеполагания, но и от случайных исторических обстоятельств. «Разветвление» исторических процессов и их ускорение ведет к социокультурному разрыву между прошлым, настоящим и будущим. А в условиях транзитивных социумов, каковым является Россия, усиливается социальная коллизия между осуждением прошлого и неприятием будущего.
В последнее время конструирование разнообразных схем альтернативной истории России (и не только России) превратилось в особый жанр художественной и научной литературы. Ему отдают дань не только писатели-фантасты, но и ученые-историки. Сказываются возросший общественный интерес к отечественной истории, а также очевидный эффект разочарования от знакомства с ее реалиями, особенно минувшего XX в., ставшего столь драматичным для России.
В какой-то мере альтернативная история — это наш «поминальный плач» по утраченным возможностям, нежелание смириться с неизбежным. Упущенные возможности не всегда заведомо лучше реально случившегося, но их выявление и анализ позволяют понять и логику произошедшего, и цену, которой оплачен пройденный путь. Именно сопоставление сбывшегося и возможного позволяет увидеть «многомерность» таких, казалось бы, всем понятных слов, как «свобода» и «власть», обретающих в устах различных исторических персонажей да и самих историков несхожие смыслы.
Особенностью нынешней ситуации в восприятии истории является то, что мы перестаем ощущать ее как нечто, бывшее в прошлом «на самом деле». Приходит понимание, что история — это, прежде всего, субъективный образ прошлого, который складывается у того или иного поколения и который меняется с приходом нового поколения, находящего в истории ответы на свои вопросы и свои проблемы.
