Л. Мосолова - Культурология и глобальные вызовы современности
Глобальное и локальное в перспективе самосохранения человечества
И. В. Кондаков (г. Москва).
Диалектика самосохранения человечества, как это показывает в своих фундаментальных трудах по культурологии и культурной антропологии выдающийся мыслитель нашего времени Э. С. Маркарян, складывается из взаимодействия мировой цивилизации (глобального) и локальных цивилизаций (локального). В развитие концепции ученого я предлагаю различать такие тонкие культурно-семантические градации подобного взаимодействия общих и локальных цивилизаций, как «глобалитеты локальных культур» и «локалитеты глобальных культур», рассмотренные в историческом контексте. Такое различение позволяет лучше понимать и точнее прогнозировать глобальные процессы, затрагивающие как формирование мировой цивилизации в целом, так и самоосуществление локальных цивилизаций.
Если «особенное» локальных культур выражает их менталитет, а «общее» означает представления о мировой культуре как целом, то понятие «глобалитет» выражает «общее особенного» различных культур и социальных сообществ; а понятие «локалитет» необходимо для обозначения модуса «особенное общего». При этом «глобалитет» отображает степень глобализации той или иной локальной культуры, а ее «локалитет» выражает степень локализации данной культурой феноменов мировой культуры. В каждой развитой культуре ее менталитет, локалитет и глобалитет образуют «связку», внутри которой реализуется взаимодополнительность всех трех конфигураторов данной культуры, образующих относительно стабильную смысловую цепочку взаимодействий – «триаду» – или трехступенчатую (иерархическую) пирамиду культурных саморефлексий данного локуса.
Менталитет – это самосознание локальной культуры (или цивилизации) как таковой, прочувствованное изнутри нее, в рамках данного ее природно-географического, этносоциального и исторического локуса; глобалитет – это самосознание локальной культуры в качестве одной из составляющих мировой цивилизации, в рамках глобального смыслового пространства, взгляд локальной культуры на самое себя извне. Соответственно, локалитет – это осознание глобальной культуры изнутри локального смыслового пространства, с точки зрения группы менталитетов.
В зависимости от исторического контекста на первый план саморефлексии может выходить любой из трех названных конфигураторов культуры и задавать «тон» всей триаде. Подобно тому, как каждый конкретный менталитет «окрашивает» своей национальной или этнической спецификой локалитет данной культуры, отвечающий за ее взаимодействие со смежными локальными культурами, и ее глобалитет, «курирующий» взаимоотношения локальной культуры с мировой культурой как ценностно-смысловым целым. Подобным образом и локалитет, и глобалитет каждой данной культуры в различных исторических ситуациях по-своему модифицируют ментальный фундамент культуры, способствуя его постепенным историческим и структурным видоизменениям.
Существуют и более сложные, неоднозначные соответствия между конфигураторами каждой локальной культуры. Так, одному менталитету могут соответствовать два и более локалитетов. Например, для русской и российской культуры в равной степени важны два локалитета – славянский и евразийский: первый определяет место русской (и производной от нее российской) культуры среди исторически родственных славянских культур; второй – в контексте территориально близких культур других этносов, живущих в России, – финно-угров и тюрков. Для армянской и грузинской культур характерны также два локалитета – кавказский и европейско-христианский; для американской культуры свойственны целых 4 локалитета – евроатлантический, мезоамериканский, афроамериканский и латиноамериканский.
Межкультурные коммуникации в мировом сообществе всегда осуществляются на уровне локалитетов (между смежными культурами) и глобалитетов (между культурами, претендующими на статус мировых и на проведение собственной стратегии глобализации), но практически невозможны на уровне менталитетов. Наибольшими возможностями для взаимопонимания обладает диалог культур на уровне глобалитетов, поскольку в этом случае культуры общаются между собой на языке глобализации («всеобщего»). Именно глобалитеты локальных культур, выражая «общее особенного», способствуют самим своим взаимодействием самосохранению человечества в общем и в частном. На уровне локалитетов возможности диалога культур заметно сокращаются (ср. взаимоотношения славянских или, к примеру, арабских культур внутри своего этнокультурного ареала). Здесь «особенное» явно превалирует над «общим» и само «общее» в этом контексте интерпретируется как «особенное» или, в крайнем случае, как «обобщенное». Наконец, на уровне менталитетов оказываются возможными лишь монологические саморепрезентации культурной специфики каждой из локальных культур, т. е. происходит акцентуация «частного» и «своеобразного», преобладают факторы дифференциации, а не интеграции культур.
В истории мировой культуры истоки глобальных процессов восходят к Древнему миру (яркий тому пример – эллинизация). В истории отдельных локальных культур становление глобалитета могло наблюдаться: лишь однажды (Египет); дважды (Месопотамия); трижды (Греция); четырежды (Италия, Франция, Англия, Россия, Китай) или не наблюдаться вовсе (народы Крайнего Севера, Тропической Африки, Полинезии и т. д.). Многократное обретение культурой своего глобалитета означает, что глобалитет недолговечен; что наряду с подъемом глобалитета происходит и его спад, кризис; что способность к преодолению кризиса глобалитета и его восстановлению возможна лишь в случае высокоразвитых культур, имеющих длительную историю, характеризующихся высокой и напряженной динамикой развития, широтой кругозора и открытостью к международным (в том числе межкультурным) контактам и конфликтам. Наступление эры глобализации (после окончания Второй мировой войны) сделало соревнование глобалитетов основной формой диалога культур.
Российский глобалитет на протяжении своей тысячелетней истории четырежды претерпевал подъем, а затем переживал очередной кризис. Пик первого подъема глобалитета Древней Руси связан с ее Крещением, а кризис – с монгольским завоеванием. Вторая волна русского глобалитета вызвана становлением централизованного Московского царства, а кризис проявился в форме Смуты и последующей европеизации России. Третий подъем российского глобалитета произошел в XIX веке, когда русская классическая культура преодолела свое отставание от Запада и обрела собственные формы культурной самоидентификации, обладающие «всемирной отзывчивостью» (Достоевский о Пушкине); его кризис проявился в русской революции, приведшей к самоизоляции советской России, в развязавшейся Гражданской войне и начавшейся разрухе, отбросившей цивилизацию на десятилетия назад, в резкой политизации и идеологизации русской советской культуры и крушении гуманизма (в связи с формированием тоталитарного строя). Четвертый подъем российского глобалитета выразился в достижениях советской цивилизации, превратившей отсталую аграрную страну в индустриальную и военную сверхдержаву, оказавшуюся в числе стран-победительниц во Второй мировой войне и выдержавшую паритет с США в течение полувека, в творческих исканиях советской культуры; кризис этого, четвертого глобалитета России был связан с крахом коммунистической идеологии, распадом СССР, экономическим, политическим и культурным спадом в России по многим направлениям, произошедшим в постсоветское время и, к сожалению, продолжающимся до сих пор.
Кризис русско-российского глобалитета в каждом случае вызван как имманентными причинами саморазвития данной локальной цивилизации, так и взаимодействием (борьбой) с другими глобалитетами – византийским, монгольским, западноевропейским, американским и т. п. Особенно парадоксальным выглядит соревнование российского и европейского глобалитетов, в результате взаимодействия которых происходит рождение современной «Пост-Европы», не укладывающейся ни в какие прежние представления о европеизме, о европейском цивилизационном или культурном единстве. С виртуальным присоединением России (включая ее азиатскую часть) и других евразийских государств – бывших республик СССР (в том числе Закавказья и Средней Азии) – к Европе последняя делается в чем-то частью самой России и фактически превращается в Евразию. В европейское культурное пространство – вслед за Россией и ее ближайшим окружением – устремляются другие незападные культуры и цивилизации (включая всю Восточную, отчасти Юго-Восточную, Южную, Центральную Азию и Ближний Восток), окончательно размывая границы европеизма и представления о евроидентичности.
