Дмитрий Ершов - Хунхузы. Необъявленная война. Этнический бандитизм на Дальнем Востоке
Единственной защитой мирного населения были части HP А, которые приходили на выручку крестьянам, но не могли предупредить проникновение вооруженных шаек на территорию республики. Организация пограничной охраны продолжала буксовать, а что касается органов правопорядка, то их состояние на местах было столь удручающим, что никакой защиты с их стороны ждать не приходилось. В газете «Амурская правда» от 30 июля 1921 г. была опубликована заметка селькора, яркими красками рисующая жизнь милиционеров одного из участков области. Текст ее заслуживает быть приведенным полностью: «В Ивановке. Участковая милиция окончательно выбилась из колеи. Нет дня, чтобы милиционеры что-нибудь не напроказили. По обыкновению, ежедневно пьяные ходят в обнимку со спиртоносами-контрабандистами, раскатываются по улицам села, наигрывая в гармошку и распевая похабные песни, производят стрельбу по улицам, безразлично днем или ночью, ничем не вызванную. В общем, творится что-то ужасное, население ждет от кого-то помощи, начальник участковой милиции неоднократно обращался в областную милицию за помощью и просил увольнения его, ибо не в силах бороться со своим штатом (курсив мой. — Д.E.), но на это ничего положительного нет. Оставлять в таком положении милиционное дело невозможно, необходимы срочные меры к упорядочению этого дела. В крайнем случае выслать в распоряжение начальника участка милиции народоармейцев, до подыскания соответствующего штата милиционеров, или же совершенно упразднить милицию». Комментарии излишни…
Шайки хунхузов, проникавшие на территорию ДВР, с начала 1920-х гг. начали «разбавляться» русскими из числа уголовников, опустившихся личностей и худших представителей белогвардейского лагеря. Гражданская война заставила тысячи подданных бывшей Российской империи искать убежища за границей. Для жителей Дальнего Востока наиболее доступной заграницей была Маньчжурия, тем более что жизнь в полосе отчуждения КВЖД и ее столице Харбине мало отличалась от привычной домашней обстановки. В Маньчжурию уходили колчаковцы, а после ликвидации «читинской пробки» на территорию Маньчжурии отступили последние остатки забайкальской группировки Белой армии. Около половины русских военных на территории Маньчжурии составляли офицеры, не питавшие иллюзий относительно своей дальнейшей судьбы «под большевиками». Многие из них продолжали считать себя солдатами, сохраняли традиции русской армии и понятие об офицерской чести. Однако находились и те, кто, озлобившись, считали «свою» Россию безвозвратно погибшей и готовы были повернуть оружие против народа страны, которую еще недавно называли родиной… Бывшие русские военные были самыми боеспособными членами шаек, играли роль «инструкторов» и способствовали поддержанию дисциплины. В большевистской печати Дальнего Востока 1920-х гг. подобные элементы получили название «белохунхузов».
Использование «краснобородых» в своих целях отнюдь не было фирменным ноу-хау японцев. Их менее удачливые партнеры по интервенции, выдавленные из России, также стремились приобрести «ручных» хунхузов. В декабре 1921 г. в Харбине были выявлены организации, сбывавшие «краснобородым» первоклассное оружие. Как выяснилось при этом, операции с закупкой и продажей вооружений происходили при непосредственном участии… французского и английского консульств. Разные фракции Белого движения также не брезговали помощью китайских бандитов в борьбе друг с другом. В середине июля 1921 г. в Никольске-Уссурийском произошел бой между хунхузами и каппелевцами, которым в те лихие дни принадлежал контроль над этим приморским городом. Во главе разбойников стоял некий Ко-сан (или Киу-сан), незадолго перед этим замеченный в переговорах с атаманом Семеновым в Харбине. Отвлекая внимание, часть хунхузов затеяла перестрелку на китайском базаре. В это время основные силы шайки атаковали каппелевскую комендатуру. Комендант города, подполковник Иоров, был ранен, однако не растерялся и сумел организовать отпор. На помощь каппелевцам пришли японские жандармы. В скоротечном бою Ко-сан и несколько членов его шайки были убиты, а остальные хунхузы обратились в бегство. При убитом помощнике Ко-сана были найдены документы, изобличавшие сговор между семеновцами и главарями «краснобородых».
На дальневосточных фронтах Гражданской войны можно было также найти «красных хунхузов», составлявших самобытную часть партизанского движения. Следует сразу указать на их главное отличие от «японских прислужников». Если интервенты привлекали бандитов возможностью грабить, получая от хозяев оружие и жалованье, то в революционный лагерь хунхузы приходили под влиянием коммунистической пропаганды.
О «красных хунхузах» времен «борьбы за советскую власть на Дальнем Востоке» известно мало. Попытки поставить хунхузскую вольницу на службу делу революции предпринимались членами китайских антимонархических организаций еще в начале XX в. Компартия Китая, возникшая в 1921 г., сразу же включила «краснобородых» в сферу действия своей пропаганды. Китайский делегат на III конгрессе Коминтерна Чжан Тайлэй в выступлении назвал хунхузов «боевым революционным материалом», который, несмотря на «сырость», поможет «развивать по стране широкое партизанское движение». В Маньчжурии в контакт с «краснобородыми» входили не только китайские коммунисты, но и эмиссары ленинской партии, стремившиеся пробудить в хунхузах «классовое сознание» и призывавшие разбойников поддержать «братьев», сражающихся за «рабочее дело» на российской земле. При этом «краснобородых» убеждали, что большевики видят в них не бандитов, а «повстанцев». Впрочем, последнее утверждение было скорее пропагандистским приемом, чем отражением действительности. В реальности русские «красные» партизаны, действовавшие в Приморье, неохотно принимали в отряды китайцев именно потому, что большинство «манз», бродивших в дебрях уссурийской тайги, были хунхузами, а понятия «хунхуз» и «большевик» имели противоположное значение в общественном мнении… Впрочем, иногда партизаны все же пользовались помощью китайцев, как это было, к примеру, во время тяжелых боев с японцами в районе села Анучино. Летом 1921 г. на стороне партизанских сил в Южном Приморье выступали две шайки хунхузов общей численностью в тысячу человек. Об этом в телеграмме на имя главкома НРА В.К. Блюхера сообщал временный командующий 2-й Амурской армией A.A. Школин. Одна из банд 12 июля совершила нападение на станцию Мучная и нанесла серьезный урон каппелевцам и японцам, со стороны которых было убито 13 человек. Одновременно с этим партизаны и хунхузы совершили совместный рейд в село Спасское, где у конно-егерского полка интервентов было захвачено 48 лошадей. Впрочем, в сферу влияния партизанского командования хунхузы все же не допускались…
Переход части хунхузов на сторону красных объяснялся не только успехами большевистской пропаганды, но и наметившимися антияпонскими настроениями многих «краснобородых». В марте 1921 г. отряд хунхузов численностью 700 человек вступил в переговоры с командованием НРА ДВР. Контакту предшествовала работа армейской разведки, со слов местных жителей знавшей о планах хунхузов перейти на русскую территорию для соединения с красными. В беседе с представителями командования НРА «начальник хунхузотряда» заявил, что он и его люди будут сражаться на стороне красных против японцев.
Приход хунхузов и вообще китайцев в ряды «красных» партизан сильно беспокоил власти Поднебесной. На протяжении всех трех лет существования ДВР китайские консульства в Хабаровске, Благовещенске и некоторых других городах бомбардировали местные власти бесчисленными заявлениями и протестами. Главным было требование немедленного роспуска китайских коммунистических ячеек, ликвидации китайских секций при областных комитетах коммунистической партии и прекращения большевистской агитации среди китайцев. При этом дипломаты утверждали, что интерес китайских коммунистов к хунхузам объясняется их желанием сколотить новые шайки для грабежа русского и китайского населения. Одновременно полпреды пекинского правительства в ДВР добивались ликвидации отделений союза китайских рабочих (СКР). Эта организация, возникшая в апреле 1917 г. и первые полтора года именовавшаяся Союзом китайских граждан, объединяла китайцев, прибывших на заработки в Российскую империю и застигнутых революционной бурей на чужой земле. Начав с аполитичной благотворительности, СКР быстро попал под сильное влияние большевиков и превратился в политическую организацию. По мнению китайских дипломатов, все отделения союза были прибежищем «хунхузов и порочных китайцев». Наконец, консульства не уставали требовать роспуска китайских партизанских отрядов, которые в нотах также именовались «бандами хунхузов».
Беспроигрышным пропагандистским приемом большевиков в отношении китайцев было противопоставление «братского» отношения коммунистов тому презрению, которое питали к китайцам власти «старой» России. Интересно, что по другую сторону баррикад в целях контр пропаганды использовались приемы из того же арсенала. Дальневосточный обыватель привык презирать мирного китайца (таких называли «ходя») и бояться китайца-разбойника (хунхуза). Справедливо полагая, что инертная мещанская среда крупных городов Дальнего Востока не спешит расстаться с укоренившимися взглядами, белогвардейцы распространяли среди населения городов, лежавших на пути наступления красных, россказни о грядущих зверствах китайцев, идущих в первых рядах «большевистских орд». Так, в апреле 1920 г. Николаевск-на-Амуре был взбудоражен слухами о том, что красное командование посулило своим бойцам-китайцам устроить после взятия города… раздачу русских девушек и вдов.
