Фил Джексон - Клубная культура
Этот вид потребления только сейчас становится широко распространенной возможностью, так как само тело теперь свободно от ограничений габитуса, изолировавшего чувственную сферу. Появление наркотиков, путешествий, экстремального спорта и т. д. стало предвестником появления новых способностей тела и новых форм опыта, которые изменили наше восприятие удовольствия. Именно социальная сторона клаббинга выделяется из всей этой области, так как люди покупают определенный вид общественного взаимодействия, определенный вид общения с окружающими, который позволяет им доставлять друг другу удовольствие и наслаждаться компанией друг друга. В виду разобщенности большинства сообществ новое пространство подготавливает основу для социальных переживаний, временно выходящих за рамки урбанистической среды. Входя в клуб, клабберы платят не только за занимаемое пространство и звуковую систему — их целью является самостоятельное создание атмосферы. Бесплатные вечеринки были исключительным случаем и не смогли выжить. Как пишет Р. Ванегейм:
Незаконные удовольствия запрещены до тех пор, пока не начинают приносить прибыль
[Vaneigem R. 1983:7].Вопреки символическому миру, захлебывающемуся своими излишествами, клаббинг формирует выразительные тела. Создатели рекламы все чаще обращаются к телесной сфере, чтобы придать значимость своим продуктам. Создатели видеоигр убеждают тебя больше играть, производители соусов для макарон помещают рекламу своей продукции в клубах, мороженое пытается затесаться в список семи смертных грехов, изготовители печенья разглагольствуют о философии, чтобы оправдать перерыв на работе, а энергетические напитки обещают «дать вам крылья», которые никогда не позволят взлететь так высоко, как кокаин. Рекламщики, как обычно, бегут впереди паровоза, обещая необычную связь между продуктом и телесным миром незабываемого опыта. Они эксплуатируют мечты, желания и стремления людей, связывая их с каким-то продуктом, который никогда не сможет помочь их осуществлению. Им приходится постоянно внедрять свои продукты в пространство досугового тела повышенной чувственности и избегать связи с «бесстрастным телом», вокруг которого выстроена наша культура. Они пытаются завладеть плотью, чтобы стать частью мира, который могут создать только люди, не нуждающиеся для этого ни в чем, кроме других людей. Мы должны не только узнавать торговую марку, но и ассоциировать ее с вещами, которые нам приятны. В этом и заключается проблема: ты не узнаешь, каково заниматься спортом, просто нося Nike. Выполнить обещания, данные рекламой, может только сам человек, если наплюет на рекламу и научится самостоятельно приобретать новый опыт. Тело придает знаку смысл, а не наоборот, и я встречал многих клабберов, понимающих это и совершенно не нуждающихся в знаках. Моя информант-ка поделилась своими соображениями о том, что могло бы заменить в ее жизни клаббинг:
Религия и экстремальный спорт. Религия — это не мое, поэтому я занимаюсь альпинизмом. Это очень интересная культура, я встречаю многих людей, которые ходят в клубы и ищут острых ощущений. Жизнь без страсти, полная спокойствия и нормальности, уничтожила бы меня. Я бы предпочла, чтобы меня убили и закопали. Так что если что-то и заменит мне клаббинг, это что-то должно быть ярким, чем-то вроде экстремального спорта, путешествий или настоящей любви, больше на эту роль ничего не подходит. Я не хочу закончить свою жизнь перед телевизором в квартире, полной вещей, на которых копится пыль
(женщина, 32 года, 9 лет клубного опыта).Таким образом, товары потребления превращаются в вещи, «на которых копится пыль», в то время как опыт сам по себе является достаточно важной целью, чтобы наполнить жизнь смыслом и страстью.
СвободаВходя в клуб, люди испытывают чувство свободы, но мы должны быть очень осторожны, говоря о свободе с точки зрения клубного пространства, как когда-то объяснил мне один учитель:
…мне кажется, люди, которые всю неделю работают, а на выходных встречаются с другом в пабе за кружкой пива, идут в клуб, еще что-то пьют или, если возможно, принимают наркотики, а затем возвращаются домой, не думают об этом как о свободе. Это просто часть превращения в безумца. Конечно, в этом есть какая-то базовая свобода, но они не назвали бы это свободой. Они не представляют, что могут что-то сделать со своим временем или со своей жизнью, они не скажут, что это свобода. Они скажут, что это безумие. Чувство беззаботности — вот чем это кажется, когда ты зажигаешь на танцполе
(мужчина, 27 лет, 11 лет клубного опыта).Свобода, которую дают клубы, скорее сродни «отращиванию волос», чем акту революционного сопротивления, и все же люди ценят этот опыт, они стремятся к нему. Поэтому, говоря о свободе в клубах, мы должны рассматривать ее как чувственное состояние, сопутствующее освобождению тела и изменению стиля социального взаимодействия. Однако даже это временное чувство свободы может поменять взгляды людей на свою жизнь и позволить им воплотить идею свободы, являющуюся идеологическим фасадом нашей культуры.
В книге Fear of Freedom Э. Фромм проводит границу между понятиями «свободы от» и «свободы к» 1. «Свобода от» связана с политическими переменами, с преодолением тирании. «Свобода к» — более тонкое понятие, связанное со способностью людей видеть и использовать данную им свободу, однако габитус их культуры может этому препятствовать, запрещая определенные виды практики. Фромм пишет:
На первый взгляд кажется, что у современного человека много желаний и что единственной его проблемой является невозможность добиться желаемого. Мы тратим всю энергию, чтобы получить то, чего хотим, и большинство людей обычно не сомневаются в необходимости этих действий, в том, что знают свои истинные желания. Они не задаются вопросом, действительно ли им нужно то, к чему они стремятся
[Fromm E. 1991].На идеологическом уровне западный мир обеспечивает людей необходимой свободой, однако П. Бурдье показал, что тело людей несет в себе чувственные и идеологические ограничения, созданные обществом, и предрасположено воспроизводить социальное пространство, в котором существует. Он пишет:
Габитус, являясь продуктом истории, формирует индивидуальные и коллективные практики, тем самым создавая историю в соответствии с образцами, выработанными историей. Он закрепляет активное присутствие опыта прошлого, заложенного в каждый организм в форме модели восприятия, мыслей и действий, которая гарантирует «правильность» практик и их неизменность во времени более надежно, чем любые формальные правила и нормы
[Bourdieu P. 1990:54].Изменение габитуса может возникнуть вследствие пересмотра человеком своих требований к миру в результате клаббинга. Люди сталкиваются с альтернативными желаниями, преобразуя восприятие себя в соответствии с этими новыми, а не утвержденными обществом желаниями, стремлениями и путями, содержащимися в габитусе. Эти новые желания являются чувственно-социальными модальностями, порождающимися знанием о том, каким человек хочет видеть свой мир, свои отношения с другими людьми, свою работу и свою жизнь. Капитализм потребления построен на возможности создавать желания потребителя, он подразумевает наличие чувства постоянной неудовлетворенности, которая заставляет нас для утоления потребительского голода покупать всё больше и больше хлама. Если мы откажемся от этого голода и заместим его альтернативными желаниями, вся система начнет рушиться. Между желаниями личности и интересами нашей культуры существует трещина, так как культура внушает свои нужды каждому поколению людей. Западные люди привыкают желать потребления с ранних дней своей жизни. Однако клаббинг способен создавать желания, во многом похожие на желание потребления, позволяющие людям сосредоточиться на первичности социальной практики, а не символического пространства потребления в качестве источника удовольствия, наслаждения и удовлетворения. Это не значит, что клабберы покидают сферу потребления, ведь сами клубы являются пространством потребления. Скорее у них появляются новые желания, не обязательно связанные с потреблением, так как они являются следствием альтернативных форм социальной практики, позволяющих исследовать новые социальные модальности, являющиеся источником чувства удовлетворения и осмысленности.
Жестокая идеология капитализма, создающая овеществленную метафору, управляющую нашим восприятием друг друга, поставлена под вопрос. Повседневный мир лишает новые социальные желания силы, вешая на них ярлык эскапизма, наивности и незрелости, поскольку они оспаривают социальную модель, доминирующую в условия капитализма, а именно модель стремления к личному обогащению, успеху и славе, разобщающую людей и настраивающую их друг против друга. Однако, не имея возможности создавать собственные модели социальной практики, мы никогда не узнаем, что такое свобода. Вместо этого мы навсегда будем подчинены метафорам капитализма, которые ставят личные достижения выше социального опыта.
