Антон Нестеров - Колесо Фортуны. Репрезентация человека и мира в английской культуре начала Нового века
Щекотливая ситуация, связанная с этим браком, требовала особых средств ее «поэтической легитимизации», и Чапмэн в поэме прибегает к особой риторической стратегии, стремясь доказать, что этот брак не только угоден небесам, но предначертан свыше. Чапмэн вводит в поэму сцену, в которой Венера (Киферея) истолковывает Персею его гороскоп:
Loue, makes him valant, past all else desires
For Mars, that is, of all heau'ns erring fires
Most full of fortitude (since he inspires J
Men with most valour) Cytherea tames:
For when in heau'ns blunt Angels shine his flames,
Or he, his second or eight house ascends
Of rul'd Natiuities; and then portends
Ill to the then-borne: Venus in aspect
Sextile, or Trine doth (being conioyn'd) correct
His most malignitie: And when his starre
The birth of any gouernes (fit for warre
The Jssue making much to wrath enclin'd
And to the ventrous greatnesse of the minde)
Jf Venus neere him shine; she doth not let
His magnanimity, but in order set
The vice of Anger making Mars more milde
And gets the mastry of him in the childe:
Mars neuer masters her; but if she guide
She loue inclines: and Mars set by her side
Her fires more ardent render, with his heat:
So that if he at any birth be set
In th'house of Venus, Libra, or the Bull,
The then-borne burnes, and loues flames feels at full.
Besides, Mars still doth after Venus moue
Venus not after Mars: because, of Loue
Boldnesse is hand-maid, Loue not so of her:
For not because men, bold affections beare
Loues golden nets doth their affects enfold;
But since men loue, they therefore are more bold
And made to dare, euen Death, for their belou'd,
And finally, Loues Fortitude is prou'd
Past all, most cleerely; for this cause alone
All things submit to Loue, but loue to none…[466]
[Любовь делает его храбрым, отодвигая все прочие помыслы и желания,/ Ибо Марс, так заведено, из всех огней небесных/ Более прочих исполнен силой духа (это он вдохновляет/ Доблесть мужей)» – молвила Киферея:/ Когда на небесах <в аспекте, дающим> тупой угол[467]<к другой планете,> сияет его пламя,/ Или он стоит во втором или восьмом доме/ Гороскопа, составленного на момент рождения; и тогда предвещает/ Зло рожденному в этот час: Венера же в аспекте/ <называемом> Секстиль или трин (к Марсу), ослабляет/ Его наиболее пагубное влияние: И когда его звезда/ Осеняет рождение какого-либо правителя (что делает его весьма пригодным для войны/ из-за склонности к гневу/ И величайшему стремлению к риску),/ Если рядом с ним сияет Венера, она не дает проявиться <этим его качествам> в полной мере, но смиряет/ Злобность его гнева, делая Марс мягче,/ И владычествуя над ним в человеке:/ Марс же никогда не владычествует над ней; если она ведет за собой,/ Она склоняет к тому любовью: Марс же, стоя с ней рядом/ <заставляет>/ Ее пламя гореть ярче, <возбуждая его> своим жаром:/ Потому, если он при рождении стоит в доме Венеры, в Весах или Тельце,/ Рожденный в этот час горит и во всей полноте чувствует огонь любви./ И вот Марс следует за Венерой,/ А не Венера за Марсом: ибо напор создан любовью, а не любовь напором:/ Ибо не потому любовь покрывает своей золотой сетью привязанности людские,/ что мужчины настойчивы в проявлении своей привязанности,/ Но любя, они более настойчивы и полны напора/ И готовы на смелые действия, даже на смерть, во имя возлюбленной,/ И потому-то, в конце концов, любовь гордится/ Тем, что над всем возобладает; И в силу этого/ Все сущее подчинено любви, любовь же ничему не подчиняется.]
Для понимания этого фрагмента важно помнить о том, что в астрологии с Марсом связаны агрессия, упорство, смелость, сила и предприимчивость, при этом он считается злотворной планетой и порой именуется «Малым злом». С Венерой же, которая считается планетой благодетельной, связаны любовь, гармония, красота, искусство, чувство прекрасного. Считается, что когда Марс оказывается в гороскопе человека в позиции асцендента, в первом доме гороскопа, это свидетельствует о тяжелом и неуравновешенном характере. Также особо неблагоприятно положение этой планеты во втором и восьмом доме гороскопа: с одним из них, так называемыми «Нижними вратами» (Porta Inferna), связаны материальные и духовные богатства, тайные мысли и желания, денежные дела, а с другим, «Верхними вратами» (Porta Superna) – неприятности, страдания, смерть, мистический опыт, а проявление агрессии в этих сферах крайне нежелательно. Венере свойственно смягчать неблагоприятное влияние других планет (кроме Сатурна), когда она образует в гороскопе секстиль (60°), или трин (120°) или соединение (0°). В случае соединения Венеры с другой планетой ее отрицательные качества могут быть не только ослаблены, но даже облагорожены и превратиться в достоинства – о чем и идет речь у Чапмэна (ил. 50).
Сандро Боттичелли. Венера и Марс. 1483. Национальная галерея, Лондон
Прибегая к этой астрологической риторике, автор «Освобожденной Андромеды» изящно дезавуировал ходившие по Лондону слухи о том, что в развитии отношений между Робертом Карром и Фрэнсис Говард именно леди Фрэнсис проявила настойчивость, граничащую с неприличием. Но несмотря на все, адресаты остались недовольны поэмой, и в первую очередь ее сюжетом, – в их глазах миф о красавице, принесенной царствующим отцом в жертву морскому чудовищу и обретшей чудесное спасение благодаря Персею, был далеко не лучшим выбором.
Фрейлины, браки, скандалы, или о разграничении частного и публичного в елизаветинской Англии
Игра не на женитьбы и супругов,
Игра не на наделы, сделки, замки,
И «дни и ночи», скучные года,
Потухшие глаза и седину;
Есть музыка сильней, есть чистый свет,
Где время вспыхнет из бессмертных углей…
В середине лета 1549 г. некий Джон Котгрив с друзьями провожали домой с ярмарки Алису Гидлоу. Завидев у дороги заброшенный дом, Джон предложил Алисе зайти в него и порадовать друг друга проявлениями любви. Алиса, считая это предложением выйти замуж, ответила согласием. На глазах друзей молодые люди поцеловались, обменялись клятвами и удалились в заброшенный дом.[468]
Как ни удивительно покажется это современному читателю, но обмена клятвами в присутствии свидетелей было достаточно, чтобы признать брак действительным – и это подтвердил церковный суд, который несколько лет спустя разбирал дело о двоемужестве Алисы Гидлоу ибо та при живом мистере Котгриве вышла замуж за Томаса Белена, обвенчавшись с ним в церкви.[469]
Дело в том, что в Англии церковное право, регулирующее брачные отношения, исходило из принципа, согласно которому для заключения супружеского союза нужно лишь свободное согласие мужчины и женщины, объявленное ими. Тем самым для заключения брака не требовалось ни оглашения в церкви, ни публичной церемонии, ни участия священника или свидетелей, ни произнесения какой-либо специальной формулы.[470] Этим английские брачные практики XVI в. отличались от аналогичных в католических странах: там после Тридентского собора 1563 г. брак считался законным только после венчания в церкви. Именно на акцентуации этой разницы «островных» и «континентальных» обычаев строится сюжет шекспировской «Меры за меру»: с точки зрения Клавдио и Джульетты, их отношения являются браком, ибо «по истинному обоюдному согласию» (именно это значит использованная формула «upon a true contract» – акт 1, сцена 2) юноша получил доступ на ложе возлюбленной; тогда как с точки зрения назначенного наместником Вены Анджело, пара виновна в прелюбодеянии: их брак формально не закреплен. Современники Шекспира прекрасно считывали этот смысловой пласт пьесы – в отличие от нынешних читателей, видящих в Джульетте и Клавдио всего лишь любовников.
Но тогда возникает вопрос – если английское церковное право столь либерально относилось к способу заключения брака, почему в елизаветинскую эпоху так много разбирательств о признании законности союзов, совершенных «келейно», в присутствии нескольких свидетелей и/или священника?
На самом деле, существовал определенный зазор между социальными практиками как таковыми и их описанием в рамках права. Церковь интересовало, прежде всего, духовное здоровье прихожан – последние же были озабочены еще и «делами мира сего». Брак являлся не столько союзом мужчины и женщины, сколько союзом родов, к которым принадлежали молодожены, – а тут уже всплывали вопросы семейной собственности, перераспределения земель, политических альянсов, и т. д, и т. п. По сути, в Англии XVI в. брак выступал не инструментом, закрепляющим взаимное влечение двоих, а инструментом укрепления положения «большой семьи» в социуме – ее материального благосостояния и влияния. Причем для элиты, в силу естественных причин, это было гораздо существенней, чем для основной массы населения – и потому можно говорить о некотором различии «брачных экономик» у состоятельных классов и «простого народа».
Заключение брака, как правило, предусматривало целый комплекс взаимных обязательств и переуступок собственности между семьями вступающих в брак. Учитывая, что у молодых, как правило, не могло быть никаких собственных источников дохода, ибо у аристократии таковым были земли, отец невесты кроме приданого должен был предоставить новобрачным некую сумму денег, – весьма существенную по отношению к доходам семьи, в силу чего выплачивалась она не разом, а порциями, в течение нескольких лет. Также на семью невесты ложилась организация свадебного пира – порой на несколько сотен гостей. Что касается стороны жениха, то она должна была выделить невесте «вдовью долю» земель или гарантировать выплату ежегодного содержания в случае смерти мужа. Кроме того, отец жениха должен был предоставить ему годовое содержание, покуда тот не получит наследство, и позаботиться о том, чтобы молодоженам было где жить – чаще всего первые несколько лет брака они проводили в поместье родителей жениха. Неудивительно, что брачные переговоры между отцами жениха и невесты могли тянуться годами и часто заходили в тупик из-за нежелания дробить или продавать фамильные земли, без чего порой было невозможно урегулировать все эти проблемы, учитывая, что основная доля семейных владений должна была переходить по наследству к старшему сыну, обеспечивая стабильность рода.
