Мурад Аджи - Азиатская Европа (сборник)
Папские аналитики смотрели на Польшу, Литву и на Русь. Кому отдать первенство? Эти страны, с их точки зрения, вполне подходили для заготовленной роли.
На Руси идею «третьего Рима» первым огласил псковский монах Филофей в начале XVI века. И она стала политической теорией Московской Руси. С ней связали убеждение, что Русь — безупречнейшее и благочестивейшее царство на свете…
Греки, взявшие на себя роль режиссеров-постановщиков будущей трагедии, опекали «третий Рим» как могли, они чувствовали, что Москва жаждала заполучить новую роль любой ценой. Но по сценарию от нее требовалось «превзойти всех благочестием». Тогда и начали перекочевывать страницы тюркской истории в историю Московской Руси.
Фальсификация, откровенный обман лучше всего, пожалуй, прочитываются в истории церковного раскола, который завершился в 1666 году. Это — венец лжи, умело оставленный российскими историками без внимания.
Тогда, в конце 1666 года, колокольные звоны в Москве вдруг переменились. «Звонят к церковному пению дрянью, аки на пожар гонят или врасплох бьют», — говорили люди. К чему колокола изменили себе?
1 декабря собрался церковный Собор, утвердивший два важных события: во-первых, раскол прежней епархии, а во-вторых, образование христианской Церкви — русской, православной, которой дали тогда название Греко-российская церковь. События, из ряда вон выходящие!
Однако о них, об этих событиях, в российской историографии написано немного, раскол — тема третьестепенная. Ни в одной из известных работ даже не говорится, что «раскололось» и почему. Авторы сводят дело к церковной реформе патриарха Никона, к обряду, не замечая главного — изменения идеологии Церкви и разделения общества по критерию веры.
А это уже не церковный раскол — это этап политики, которую вел Рим, утверждая свое господство на востоке Европы… Все-таки эпоха Возрождения!
Прежде папа римский завоевывал народы и страны с помощью тюрков-монахов и тюрков-рыцарей, объединив их в VI веке в духовно-рыцарские Ордена [50]. На востоке же Европы он орудовал руками греков и русских. Здесь его политика была иной, а враг тот же — духовная культура Великой Степи, ее последний затухающий очаг.
В русской литературе о событиях раскола вроде бы не написано ничего событийного: ну, реформа и реформа, исправили ошибки в текстах, по-другому стали складывать пальцы при молении. О чем еще говорить?.. Однако разве это было главным — двумя или тремя пальцами креститься христианам? Нет, конечно [51].
Так что же «раскололось»? Слово «раскол» предусматривает наличие чего-то целого, которое в силу обстоятельств поделилось на части. Где это «целое»?
Тенгрианство учило покорности судьбе и молчаливому страстотерпию во имя познания божественной истины… Эта лицевая сторона религиозной медали на Руси начищалась с особым тщанием. Варяжские правители ее и выделяли, потому что она звала народ к смирению, к покорности. Приняв в конце X века тюркскую веру, варяги заручились миром с тюрками. И в этом, несомненно, была их политическая мудрость. Но сути новой религии они не понимали и не могли понять. Божественная истина их, как и греков, не интересовала. Не случайно первыми канонизированными святыми на Руси стали Борис и Глеб, вся святость поступка которых состояла в том, что они безропотно дали себя убить. Смирение — важнейший тенгрианский постулат — на Руси сразу довели до абсурда.
Впрочем, здесь всегда даже самые набожные помыслы хорошо уживались с приземленным поведением. В XI–XII веках в храмах Киевской Руси зазвучали и политические мелодии, они впервые послышались там… В недрах тенгрианского братства благодаря русским начали зреть несогласия.
Оставаясь по своим корням западной страной, варяжская Русь приняла чуждую ей восточную духовную культуру. В «степной» Церкви, названной на II Эфесском соборе (449 год) Скифской, как бы сошлись воедино Запад и Восток. Прийти к компромиссу они не могли, их раскол был делом времени.
Самая восточная — и географически, и по духу — епархия Скифия тогда уже была в долгой изоляции. Ей не простили евреев, принятых под защиту. Ей помнили прошлое величие Аттилы. Многого не могли забыть римляне и греки… Лишь церкви Кавказа, которые вместе с кипчаками хранили верность Богу, поддерживали с тюрками какие-то отношения. Собственно, это и было то, что некогда называлось восточной Церковью.
Правда, Кавказ подвергся давлению Рима, склонявшего его пастырей к вере только во Христа. В Армении эта попытка отчасти удалась, там в 1198 году появилась община христиан-католиков, потом она бежала и в 1717 году обосновалась в Венеции… Но на большой Руси «маленького» раскола быть не могло. Другие масштабы — раскол здесь европейцам надо было готовить старательно и долго.
И его готовили, не упуская даже мелочей…
Тенгриан отличала свобода — администрации, как папство, они не имели. Важнейшие вопросы по восточной традиции решали «кругом» — на Соборах, которые созывали по мере необходимости. Тюрки не администрировали свою духовную жизнь, у них был иной обычай. И это стало их минусом, надеясь на Бога, они оплошали сами. Тюркское духовенство словно забыло, что Европа для них была «чужим монастырем», в котором действовал «свой устав»!
Слабостью тенгрианства оказалось даже то, что в отличие от западной Церкви, где богослужение велось на латыни, оно пользовалось местными языками. Желание сделать службу понятной обернулось бедой — внесли разброд, который вел к разобщению, дробил паству на национальные области и государства. Иначе говоря, духовный институт Великой Степи рассыпался, он уже не был единым, монолитным… И это тоже взяли на учет в Ватикане. Разведка папы работала блестяще.
Столкнувшись с европейской культурой, тенгрианство понесло урон в первую очередь из-за своей неорганизованности. В Европе действительно были уже римские порядки и правила.
Запад не принял свободу духа Великой Степи, не потерпел ее в своем духовенстве. Свои взгляды на культуру и ценности он проявил сперва на Никейском соборе 325 года, а потом на Халкидонском соборе 451 года. Там оформляли Церковь прежде всего как организацию!
Греки сразу догадались, что тюрки не пойдут на роль главы христианской Церкви, им стал византийский император Константин. А не тюрк, которому Константин платил дань! В Риме христианской Церковью до IX века тоже управлял император. А в Дешт-и-Кипчаке такого не было — никогда! Тюркские ханы не помышляли о власти над Церковью, которая понималась как власть над Богом. Ханы просто не допускались к решению церковных дел. Светское и духовное в Великой Степи жило каждое своей жизнью.
Поначалу так было и на Руси. Первым, кому стало тесно под крышей храма, был князь Андрей Боголюбский (1111–1174), во всей «степной» епархии он единственный увидел не силу духа религии, но силу ее власти. (Вот оно, варяжество! Вот он, Запад!) С той минуты желание подчинить себе Церковь или хотя бы часть ее не оставляло русского князя, как не оставляло оно когда-то греческого императора Константина. А потом и папу Григория Великого.
Но ни строительством пышного храма во Владимире, ни даже похищением для него драгоценной киевской реликвии, иконы Пресвятой Богородицы, князь Андрей Боголюбский ничего не доказал… Ему явно не хватало римского терпения и греческого коварства. Он был слишком прямолинеен (сказывалась кипчакская кровь матери).
И хотя князь повелевал изображать себя с нимбом над головой, однако святее он не становился. Вмешиваться в церковные дела и ему возбранялось. Конфликт между Церковью и светской властью на Руси, заложенный в ее недрах, вызрел к XII веку. Он был неминуем: столкнулись две психологии, два миропонимания — восточное и западное… Не вдаваясь в детали, лишь отметим, что князь Андрей за дерзость поплатился, Бог покарал его — «хотя самовластьцем быти», сказали современники из окружения князя, зверски убив его в ночь на 30 июня 1174 года.
Бог сберег тенгрианскую веру и во времена монгольского правления в Дешт-и-Кипчаке, названном уже Золотой Ордой. Правда, монголы и не стремились что-либо подчинить — тенгрианство было близко им. Хан Батый, придя к власти, построил храм, пожелал креститься, его сын Сартах был священнослужителем, дослужился до дьякона. Монголы либеральны были во всем, они освободили русское духовенство от уплаты дани, а храмы и монастыри взяли под защиту от русских князей, которые запускали руки в церковные карманы, как в свои.
Золотой век православия на Руси совпал с монгольским владычеством. «Яса Чингисхана» предоставляла Москве защиту и освобождение от дани и податей в обмен на обещание молиться за хана и его семейство… Больше всего выиграли от монгольских милостей монастыри.
