Николай Вахтин - Русские старожилы Сибири: Социальные и символические аспекты самосознания
Члены общины объединены в бригады, каждая бригада получает от руководства право рыбачить на определенном участке. Главное преимущество членов общины в том, что они рыбачат на лучших участках. Нечлены общины тоже имеют право рыбачить (при этом их оформляют сезонными рыбаками), но участки, выделяемые им, похуже и подальше. При этом каждый нечлен общины обязан продать определенную часть улова общине по фиксированной цене. С остальной частью улова, часто довольно значительной, он волен поступать по собственному усмотрению. Продать рыбу самому очень трудно (нужно найти покупателя, обеспечить транспортировку), поэтому люди, не входящие в общину, в основном продают ей всю рыбу. Руководство в ограниченных пределах может оказать помощь нечлену общины, желающему рыбачить, выделяя ему кое-какое снаряжение. У некоторых членов общины есть японские лодочные подвесные моторы, однако в целом люди не стремятся обзаводиться ими. Во-первых, это недешево, а главное, трудно достать запасные части в случае их поломки. То же самое относится и к снегоходам: предпочтение отдается российским «Буранам», которые хоть и постоянно ломаются, но легко ремонтируются.
Примерно 35 человек работают, получая зарплату от администрации наслега. Сюда входят руководители, школьные учителя, работники детского сада и медицинский персонал. Местная жилищно-коммунальная служба дает работу еще пятнадцати человекам, еще двенадцать заняты на обслуживании дизельной электростанции. Еще несколько человек работают на предприятиях республиканского подчинения (почта, дом культуры). В поселке примерно 25 пенсионеров, получающих государственную пенсию, – пенсия, в отличие от зарплаты, выплачивается регулярно.
Основные формы хозяйственной деятельности в поселке – рыбная ловля и охота. Рыбу ловят почти круглый год: с июля по сентябрь – когда нет льда – ставят сети и неводы, которые проверяют почти ежедневно; зимой сети ставят подо льдом, ловят в основном муксуна. Рыбу коптят, сушат и замораживают. Охотятся в основном на дикого оленя, мяса домашнего оленя в поселке почти нет. Распространенная до 1950-х годов охота на диких гусей сейчас почти повсеместно запрещена. Основной добычей пушных охотников является песец, хотя спрос на шкурки песца в последние годы очень сильно упал. В отличие от Походска, теплиц в Русском Устье нет. С относительно недавних пор местные жители стали собирать грибы и ягоды, в основном морошку; занятие это стало настолько популярным, что ради ягод покрываются огромные расстояния на моторных лодках.
Жители поселка с полным на то основанием гордятся тем, что дела сейчас идут неплохо. Успехи русскоустьинцев особенно заметны на фоне плачевного положения во многих других местах, прежде всего тех, которые были связаны с оленеводством. В советские годы оленеводство дотировалось – государство тратило немалые деньги, чтобы обеспечить занятость коренного населения в традиционных отраслях. Учитывая современное экономическое положение России, трудно ожидать, что оленеводство в ближайшем будущем будет получать какие-то дотации от государства. В такой ситуации старожилы вдруг обнаружили, что ни от кого не зависят, кроме самих себя, своего труда и хорошего менеджмента. Массовый спрос на деликатесную рыбу, в отличие, скажем, от той же оленины, есть всегда. Поскольку старожилы никогда не были включены в номенклатуру коренных народов, то они и не получали никаких дотаций от государства, всегда находились на периферии общественного внимания, не могли похвастать экономическими успехами. В новейшие времена они с удивлением обнаружили, что у них есть шанс поднять свой престиж, и не благодаря искусственной кампании, наподобие празднования 350-летия освоения русскими Сибири, а гораздо более надежным способом – экономическими успехами.
Несмотря на то что в последние годы жизнь в Русском Устье относительно наладилась, отток населения продолжается. С 1990 года численность населения уменьшилась с 270 примерно на сорок человек. Из оставшихся 230 человек примерно 60 детей. Все дети не старше 15 лет, так как все старшие подростки, закончив девятый класс, отправляются доучиваться в Чокурдах, чтобы получить полное среднее образование. Часто вместе с ними уезжают и родители. Многие в последние годы купили в Чокурдахе освободившиеся после массового отъезда приезжих квартиры. Переезд в Чокурдах объясняют в интервью и экономическими причинами (легче найти работу, если не хочешь или не можешь профессионально заниматься рыбалкой – это все-таки очень тяжелый труд), и тем, что не хотят оставлять школьников без родительского присмотра в улусном центре, где больше соблазнов. Часто навещать детей, приезжая из Русского Устья, невозможно. Расстояние 120 км по прямой (по реке гораздо больше) далеко не каждый решится преодолеть зимой на снегоходе, машины по замерзшей Индигирке ходят нечасто, а авиасообщение почти прекратилось из-за проблем с топливом и техникой.
Число выходцев из Русского Устья в Чокурдахе в последние годы значительно увеличилось. Однако мало кто из них занимает высокие посты. Таких только два человека – директор нефтебазы и инженер аэропорта (последний также является местным депутатом), однако они живут в Чокурдахе уже много лет. Обычно переехавшие русскоустьинцы выполняют низкооплачиваемую работу: машинистка в администрации, служащая гостиницы, уборщица и т. п. В чокурдахской школе работают две учительницы, которые переехали из Русского Устья. Одна из них имеет диплом педагога с высшим образованием и преподает русский язык и литературу, другая не имеет диплома и преподает предмет, который называется «национальная культура». Преподавать в школе «старожильческую национальную культуру» стали после кампании по празднованию 350-летия основания Русского Устья. Как правило, преподавание сводится не только к рассказам о старожильческой культуре, но включает и практические элементы (приготовление традиционных блюд и т. п.) и базируется, помимо собственного опыта и воспоминаний, на публикациях А.Г. Чикачева.
Вообще, следует заметить, что выходцы из Русского Устья никогда, в том числе и в советские годы, не занимали высоких постов. Исключение составляет, пожалуй, только Алексей Гаврилович Чикачев, который окончил сначала педагогический институт, а позже партийную школу в Москве. Вернувшись в Якутию, работал первым секретарем Нижнеколымского райкома КПСС. Сейчас он живет в Якутске, является научным сотрудником Института проблем малочисленных народов Севера Сибирского отделения РАН.
Как мы уже отмечали в других разделах книги, власть в районе принадлежала приезжим русским. При этом и по сравнению с коренным населением русскоустьинцы оказывались в невыгодном положении. Принципом советской национальной политики было пропорциональное представительство в местных органах власти. Эта пропорциональность была чисто символической и, как правило, почти не отражалась на настоящем контроле за ресурсами. Тем не менее, если в районе проживало много эвенов (как это было, например, в Аллаиховском районе), то какие-то командные (хотя и неключевые) должности обязательно получали эвены. Представители коренного населения делегировались на различные съезды «малых народностей» в Якутск и в Москву. Все эти съезды чаще всего были пустой формальностью, однако сам факт участия в них, общественное внимание к делегатам (газеты, радио, телевидение, награды за ударный труд) повышали престиж делегата. Ко всему прочему, о чем уже неоднократно говорилось выше, коренному населению предоставлялись различные льготы: на лов рыбы, охоту, при поступлении в вузы и т. п. Старожилов это совершенно не затрагивало. Вершиной карьеры для них была должность председателя колхоза (директора совхоза).
Выше у нас уже была возможность отметить, каким образом промежуточный статус русскоустьинцев отражался на их образовании. Раньше дети росли в отдаленном поселке, говорили на своем особом диалекте. Русскоустьинская школа всегда плохо была обеспечена учительскими кадрами, в учебе никто особенно не усердствовал, дети с малолетства помогали родителям. После четвертого класса дети вынуждены были ехать доучиваться в Чокурдахский интернат. Там быстро выяснялось, что русскоустьинские дети не слишком хорошо освоили школьную программу. В глазах чокурдахских («настоящих») русских и сами эти дети, и их особый диалект были свидетельством их неразвитости, свидетельством их промежуточного положения между русским и коренным населением.
Не помогла изменить ситуацию и кампания по празднованию 350-летия основания Русского Устья, многочисленные публикации и телевизионные фильмы. «Маргинальность» русскоустьинцев сохраняется до сих пор, несмотря на то что число их в улусном центре значительно выросло. Их считают неразвитыми, неспособными к обучению и т. д. Существует популярное объяснение этой неразвитости: русскоустьинцы якобы жили настолько изолированно, что им приходилось жениться в основном внутри поселка. В какой-то момент они все стали родственниками, но продолжали заключать внутригрупповые браки. Это будто бы привело к появлению большого числа детей с отклонениями в умственном развитии и физическими уродствами (в интервью особенно популярны ссылки на горбунов). Такие рассказы мы слышали в Чокурдахе и от приезжих русских, и от эвенов. Даже в Якутске сотрудник одного из академических институтов, узнав, что мы едем в Русское Устье, тут же рассказал нам, что «они все вырождаются» и что дошло до того, что «четверо взрослых мужиков не могут ящик с рыбой поднять». [107]
