Александр Сапа - Женские образы в творчестве Валентина Распутина
Несмотря на мировое признание повести, спор о ней продолжается и сегодня. В критике можно встретить упрёки автору «Прощания с Матёрой» в «фаталистическом чувстве неизбежного зла, том двойном чувстве, с которым русский человек взаимодействует с судьбой, смиряясь с нею, но страстно и глубоко обосновывая внутреннее несогласие» [17, с.15]. Тем не менее, тот же критик находит в «Прощании с Матёрой» особую просветлённость, сокрытую в языке, который как бы становится самостоятельным героем повести. «Поэтому же печальная по сюжету и жёсткая по мысли повесть светит по прочтении родным обнадёживающим светом», – пишет В.Курбатов [17, с.89].
«Внутренне соотносясь с древними мифами о гибели Земли, эсхатологической, апокалипсической темой в мировой литературе, повесть Распутина сопрягает судьбу уходящей в прошлое традиционной России с судьбой мира, бытовые ментальные пласты – с философией русского космизма. Малый островок Матёра, мир уходящей в небытие земной жизни с её привычными формами и чётко очерченными границами предметов окружён магической водяной стихией, словно таинственным и манящим космосом. Распутин воплощает своё философско-религиозное мироощущение в картинах природы, утверждая мысль о повсеместном проникновении божественного начала», – подчёркивает А.Большакова [4, с. 584].
После повести «Прощание с Матёрой» Распутин замолчал почти на десять лет. Был затянувшийся творческий кризис, разрешившийся появлением совсем не распутинского по стилю произведения – пятой его повести «Пожар» (1985), в которой нет всего того, что составляет высшую художественную ценность его повестей первого десятилетия. И наоборот, «Пожар» отличает такая открытая, яростная публицистичность, которой в помине не было прежде у Распутина.
Типичная для Распутина диалектика созидания и разрушения, естественности и искусственности находит гротескное воплощение в этой необычной повести, отразившей качественное смещение в традиционных естественных связях человека и мира. Парадоксальным искажением, симптомом ненормальности в повести о катастрофе в посёлке лесорубов становится «перевёрнутое» употребление древних языческих символов, старинных обрядовых моделей, ритуалов. Это повесть о «светопреставлении», «пожаре» начала восьмидесятых годов, в которые жизнь, как считает главный герой Иван Петрович, движется вспять, становясь слепой и первобытной. Стремясь добывать, люди разрушают и губят. Происходит, как представляется Ивану Петровичу, стирание границ между добром и злом, расстроенность жизни, где «всё вокруг замутилось», «пошло боковым ходом». Мысли героя неожиданно оказываются созвучными философским сентенциям Гамлета, возникают даже словесные совпадения («мир расшатался» и «век расшатался»).
Это одна из повестей Распутина, в которой публицистический пафос предельно заострён и к финалу начинает проявляться особенно рельефно и обнажённо. Тот стон и даже крик о неблагополучии жизни, который явственно прозвучал в книге, оказался будоражащим и своевременным. Многозначительным стал и образ пожара, который призван спалить всё накопившееся и застоявшееся зло, чтобы на русскую землю пришло обновление.
Даже исследователи, не считавшие публицистическую по своей природе повесть творческой удачей писателя, отмечали большой накал душевного страдания, которого автор не достигал ни в одном другом произведении [38, с.23].
Таким образом, в двух своих нравственно-философских повестях – «Прощании с Матёрой» и «Пожаре» – В. Распутин указал на главную опасность современности: можно расстаться с вековыми народными традициями, не приобретя надёжных новых; можно уничтожить почву жизни, остаться без будущего, тем самым внеся свой писательский вклад в одну из самых актуальных тем современной литературы – «самопознания человека в своей истории и национальных корнях» [13, с.220].
IV. 90-е годы XX века – начало XXI века
(Период «постдеревенских» рассказов и публицистических очерков)
Творчество Распутина 90-х годов воспринимается многими критиками в России и за рубежом как явление «постдеревенской прозы» – и, действительно, в поле зрения писателя всё более попадают проблемы городской жизни, чувства и помыслы городской интеллигенции («В одном сибирском городе, «В больнице», «Россия молодая», «В ту же землю», «Ночной разговор», «Дочь Ивана, Мать Ивана»). В 2013 году с Виктором Кожемяко опубликовал книгу «Эти двадцать убийственных лет», в которой прямо описал превращение народа в «народонаселение», духовную и моральную деградацию за последние два десятилетия.
В произведениях последнего периода наблюдается углубленное проникновение в психологию современного человека, с её изломами, дисгармонией, депрессивными и шоковыми состояниями, возникающими от столкновения с парадоксальной действительностью. «Постдеревенского» Распутина нередко упрекают в сгущении красок, пессимистичности и негативном восприятии «нового мира», вместо которого на страницах его произведений появляется совсем иной образ – «образ обманутого мира», утратившего христианскую идею («В ту же землю»). Позднее творчество писателя претерпело и некоторые стилевые изменения: Распутин, развивая уже освоенные им психологические и символические художественные приёмы, «одновременно преодолевает границы сугубого жизнеподобия за счёт использования иррациональных ситуаций, говорит о таинстве бытия человека, о связи самых различных явлений с законами Космоса, о стремлении человека выйти за пределы обычной жизни и его ответственности за духовное и физическое падение» [34, с.299].
Можно упрекнуть Распутина и в излишнем бытописательстве, внимании к физиологическим подробностям. Тем не менее, очевидно, что не только этими параметрами измеряется последний период творчества Валентина Распутина. В центре его вопрос о том, выживет или не выживет Россия. Ответ колеблется между полюсами: «России нет» – «Россия есть», включающими в себя и сравнение современного периода глобальных перемен с эпохой Петра I, и стремление к проверке исходной антиномии «свой» – «чужой»: «Россия есть… Как бы сказать соседям, не обидев их вмешательством, что есть она, да только опять на вздыбях, как на дыбе, с вывернутыми руками. С Петра повелось и всё не кончается, что пуще иноземного нашествия терзают её собственные великие преобразователи, борющиеся с отсталостью» («Россия молодая»).
Именно отсюда – всё усиливающаяся публицистичность творчества Распутина, который, как в раннем творчестве, снова обращается к жанру очерка и статьи, поднимая в них актуальнейшие проблемы современности: экологические, нравственные, литературно-организационные (публицистическая книга «Сибирь, Сибирь…», «Мой манифест»).
В «Моём манифесте» (1997) Распутин предельно точно объяснил, почему публицистика, размышления о проблемах современности так важны для него: «Литература вместе с Россией в первые годы остановилась в растерянности перед картиной изощрённой расправы; естественно, что художники вынуждены были пойти на прямолинейные, публицистические разъяснения того, что происходит… Наступила пора для русского писателя вновь стать эхом народным и небывавшее выразить с небывалою силой» [30, с.68].
Говоря о характере своего героя, Валентин Распутин замечает: «Столетиями литература учила совести, бескорыстию, доброму сердцу – без этого Россия не Россия и литература не литература. Но одно, как теперь замечается, не добавляла она к этим мудрым наставлениям – одно, в чём давно явилась необходимость и без чего самые славные добродетели начали провисать до опасной расслабленности. Это волевой элемент – как элемент зарядной батареи… Нет воли – в неволе; есть воля – на воле. Пора вспомнить это старинное правило в литературе. Народная воля – не результат голосования…, а энергическое и соединённое действие в защиту… своего права на жизнь. К нашим книгам обратятся сразу же, как только в них явится волевая личность – …человек, умеющий показать, как стоять за Россию, и способный собрать ополчение в её защиту» [Там же, с.69].
Вывод, к которому ведёт читателя Распутин, один: к этой жизни нельзя приспособиться, зло нельзя реформировать – с ним нужно бороться. Пробуждение воли к действию – единственное спасение от духовной смерти.
Итак, творческий путь Валентина Распутина можно рассматривать как поступательно развивающийся цикличный четырёхэтапный процесс: в жанровом отношении – от очерка, рассказа – к повести – и снова к рассказу и очерку; в стилевом – от публицистики – к художественности – и снова к публицистике. Критик Генрих Митин, размышляя о причинах смены жанров в раннем творчестве Распутина, считает, что это обусловлено «рождением Героини – мудрой старухи – и темы – испытания, проверки героев на нравственность», которая становится главной темой Распутина, лейтмотивом всех его повестей [22, с.63].
