Юлия Чернявская - Психология национальной нетерпимости
Этническое самосознание русского народа помогло Дмитрию Донскому победить сначала эту тенденцию князей-предателей, а потом и Мамая. Но нет никаких оснований рисовать ту или иную эпоху как время абсолютного торжества национального чувства над классовыми и сословными интересами.
Чтобы охватить примерами и античное время, остается добавить, что в персидских войсках, противостоящих Александру Македонскому, возглавлявшему объединенные силы почти всей Греции, самой боеспособной и наиболее упорно сражавшейся воинской частью был отряд греческих наемников.
…Есть у американского фантаста А. Ван-Вогта рассказ о космическом корабле, которому решением сообщества населенных миров запрещено опускаться на какие бы то ни были планеты.
Кто же летит на этом корабле? Носители самого страшного вируса — вируса расизма, национализма, шовинизма.
Когда этот рассказ был впервые опубликован на русском языке — лет уже двадцать назад, — он воспринимался как некоторое (разумеется, вполне подобающее фантастике) преувеличение. В частности, преувеличение заразности упомянутого вируса. Но прошедшие десятилетия показали, что опасность национализма трудно преувеличить. Что он — в разных формах — стал серьезным явлением, от которого нельзя отмахиваться и в нашей большой стране, столько лет гордящейся равноправием всех народностей.
Закончим словами Д.С. Лихачева: «Осознанная любовь к своему народу несоединима с ненавистью к другим. Любя свой народ, свою семью, скорее будешь любить другие народы и другие семьи людей. В каждом человеке существует общая настроенность на ненависть или на любовь, на отъединение себя от других или на признание чужого — не всякого чужого, конечно, а лучшего в чужом, — не отделимая от умения заметить это лучшее. Поэтому ненависть к другим народам (шовинизм) рано или поздно переходит и на часть своего народа — хотя бы на тех, кто не признает национализма».
«БУДЕМ ЖЕ ЛЮДЬМИ!»Войны — межплеменные, межгосударственные, мировые — не могли помешать (хотя и очень мешали) тому, что люди все больше понимали: они не только скифы или персы, ханьцы или итальянцы, но и люди. О поразительном историческом эпизоде из отношений между запорожцами и крымскими татарами в XVII веке рассказал писатель Ю.М. Мушкетик. Надо ли напоминать, что время это было кровавое (как и многие другие времена) и крымские татары обрушивались с набегами на земли Украины, как и России, а запорожцы не раз наносили жестокие удары по Крыму. Особенно прославился тогда победами над крымцами кошевой атаман (с 1663 года) Запорожского войска Иван Дмитриевич Сирко. Немало побед одержал он и над турками, и это при Сирко запорожцы писали свое знаменитое издевательское письмо турецкому султану (эпизод, увековеченный картиной И. Репина). Его именем татары «унимали плачущих детей».
Но вот на Крым обрушивается чума. Она косит людей, не разбирая пола и возраста. И Сирко, очевидно, с согласия запорожцев, отводит «заклятым врагам» казачества для поселения некоторые запорожские земли, свободные, как считалось, от заразы. Удивленный гетман Украины Иван Самойлович отправляет Ивану Сирко возмущенное письмо — зачем, мол, тот отдает наследственному недругу казачьи территории? А Сирко ответил словами о жалости — к невинным и несчастным: «В татарских кошах бубонная чума. Дети, женщины падают в траву, синеют и умирают там. Дадим им вольные воды и чистые земли. Будем же людьми, гетман!»
И на протяжении всей истории человечества то еле слышно, робко, почти одиноко, то громче — вплоть до раскатов, грому подобных, звучит этот призыв: «Будем же людьми!»
Бромлей Ю., Подольный Р. Человечество — это народы. — М., 1990, с. 72–73, 230–239, 326–340, 348, 382, 384–392.
Часть 2
• Питирим Сорокин. Национальный вопрос как проблема социального равенства
• Игорь Крупник. Причины «взрыва» национализма в нашей стране
• Гасан Гусейнов. Социально-психологические аспекты строительства национального государства
• Дмитрий Фурман. Карабахский конфликт: национальная драма и коммунальная склока
• Светлана Червонная. Абхазия: посткоммунистическая Вандея
• Роберт Вебер. Немец или русский?
• Вальтер Шубарт. Ненависть к немцам
• И.А. Ильин. О национальном призвании России (ответ на книгу Шубарта)
• Игорь Шафаревич. Теория «малого народа»
• Юрий Карабчиевский. Народный аттракцион «Борьба с евреем»
• Александр Воронель. Евреи среди арабов
• Наталья Иванова. Интеллигенты: подстрекатели или миротворцы?
Питирим Сорокин. Национальный вопрос как проблема социального равенства
В ряду вопросов, горячо и страстно обсуждаемых теперь, чуть ли не первое место принадлежит национальному вопросу и проблемам, связанным с ним. Такой факт неудивителен, но удивительно то, что спорящие нередко едва ли и сами знают, из-за чего они ломают копья… Поставьте большинству из них ясно и категорически вопрос: «Что такое национальность? Каковы ее элементы? В чем ее отличительные признаки?» И вместо ответа вы получите либо молчание, либо нечто вразумительное, но неверное, либо, наконец, ответ, быть может, и верный, но смысла которого ни мы, ни сам «отвечатель» понять не в состоянии.
Посмотрим, так ли обстоит дело. Начнем с той категории теоретиков национальности, которые говорят, быть может, и верное, но никому не понятное. Что же они понимают под национальностью? А вот что… «Всякое национальное бытие… в своих последних пределах должно мыслиться одним из многочисленных проявлений абсолютного». «Мы должны понимать эту войну не как войну против национального духа нашего противника, а как войну против злого духа, овладевшего национальным сознанием Германии и исказившего „метафизическую основу“ немецкой национальности». Читатель! Вы понимаете? Я, каюсь, нет. Впрочем, я понимаю одно, что в эти фразы можно всунуть любое содержание: и бога, и сатану. Так пишут философы.
Посмотрим теперь, что говорят те, которые не тонут во фразах и слова которых понять нетрудно. Публицисты, ученые и теоретики этого класса вполне правильно видят в нации или в национальности не метафизический принцип, не какую-то таинственную «вне и сверхразумную сущность», а группу ими союз людей, обладающих теми или иными признаками, иначе говоря, объединенных той или иной связью. Каковы же, спрашивается, эти признаки?
Рассмотрим бегло выдвигавшиеся принципы:
А). Одним из таких признаков, по мнению многих лиц, является «единство крови», или, иначе, единство расы. Корни этой теории уходят далеко в прошлое.
В наше время нет надобности подробно критиковать это мнение. Оно давно уже опровергнуто. Достаточно сказать, что теория чистых рас оказалась мифом[4]; их нет, как нет, например, и специально немецкой или английской крови. В наше время чистота крови сохраняется разве только на конских заводах, выводящих «чистокровных» жеребцов, да в хлевах йоркширских свиней, да и там, кажется, не этим «расовым» признаком обусловливается «симпатия» одного коня к другому. В мире же людей указываемый признак единства крови и единства расы как критерий национальности решительно не годен. Когда мы говорим: «Иванов и Петров — одной национальности», то, конечно, не потому, что мы исследовали химический состав их крови, установили черепные показатели того и другого, изгиб носа, разрез глаз и т. д., а по каким-то иным основаниям, ничего общего не имеющим с теорией единства расы.
Б). Многие исследователи видят отличительный признак национальности в единстве языка. Люди, говорящие на одном языке, принадлежат к одной национальности, таково основное положение этого течения. Данная теория национальности едва ли не самая популярная и самая распространенная. Однако от этого она не становится еще истинной.
Если бы язык был таким решающим признаком, то тех лиц (а таковых немало), которые одинаково хорошо и с детства владеют несколькими языками, пришлось бы признать денационализированными, а следовательно, венгры, владеющие и венгерским и немецким языками, не могли бы считать себя по национальности венграми. То же относилось бы и ко всем «многоязычным» лицам и народам. Во-вторых, люди, обычно принадлежащие к различным нациям, например англичане и американцы, раз они говорят на английском языке, должны были бы составить тогда одну английскую нацию; американской нации, как не обладающей собственным языком, тогда не могло бы быть. И, наконец, туринец, сицилиец и миланец не могли бы принадлежать к одной итальянской нации, так как их говоры весьма далеки друг от друга.
В-третьих, если даже и принять этот признак, то мы не избавляемся этим от целого ряда противоречий и сомнений. Первое сомнение гласило бы: насколько расходящимися должны быть языки или наречия, чтобы язык, а соответственно и народ, говорящий на нем, могли быть признанными в качестве самостоятельных национальных единиц? Если это расхождение должно быть основным, тогда пришлось бы признать, например, национальностью только славянство и объединить в эту национальность такие группы, как великороссы, малороссы, поляки, сербы, болгары, русины и т. д. Каждый из этих народов в отдельности не мог бы составить национальность, ибо языки их более или менее близки. То же нужно было бы сказать и о французах, итальянцах и румынах как единицах, говорящих на языках родственных. И они порознь тогда не могли бы называться нацией и национальностью, а должны были бы составить одну «романскую» национальность. В итоге мы получаем картину, решительно расходящуюся с обычным пониманием этого термина.
