Андрей Шляхов - Китай и китайцы. Привычки. Загадки. Нюансы
Каждая гексаграмма обозначает ту или иную жизненную ситуацию, описываемую в связанном с гексаграммой предсказании. Предсказание состоит из двух частей – суждения и отражения.
Суждение является чем-то вроде доброго совета, облеченного в форму афоризма, вопроса или утверждения.
Отражение, названное так из-за того, что, будучи ответом на вопрос или толкованием ситуации, обычно является обратным отображением суждения.
Моя любимая гексаграмма имеет двадцать шестой номер. Она называется «да чу» – «воспитание великим».
А вот ее трактовка: «Воспитание великим. Благоприятна стойкость. Кормись не только от своего дома. Счастье. Благоприятен брод через великую реку. Не бойся выйти за рамки и совершить действие, которое шокирует окружающих. И тогда обстоятельства изменятся к лучшему».
В наши дни распространен «упрощенный» метод гадания по «Книге перемен», для которого нужно всего три монеты.
Расскажу о нем как о примере китайского практицизма.
Сначала нужно задать (можно про себя, в смысле – в уме) вопрос, на который нужно получить ответ.
Затем следует шесть раз подбросить три монеты, чтобы получить шесть черт, и составить гексаграмму. Принцип таков – если большинство (или все) монет легли вверх «орлом», то это – сплошная черта. Если – «решкой», то, соответственно, прерванная посередине. Черты следует располагать одну над другой, начиная снизу.
И напоследок надо найти гексаграмму и прочитать соответствующий ее номеру ответ.
Можно обойтись и одной монеткой. Выпал «орел» – рисуем сплошную черту, выпала «решка» – прерванную посередине.
В приложении ты найдешь таблицу с номерами гексаграмм и толкования.
Но помни – «спрашивай, да не переспрашивай», а то добра не будет.
Целую,
Денис
P.S. Однажды к одному мудрецу-отшельнику пришел странник и, поприветствовав его, попросил наставления.
– Ведомо мне, что владеет твоими помыслами и лишает тебя радости бытия, – внимательно посмотрев на гостя, сказал отшельник. – Всю свою жизнь посвятил ты поискам совершенства в людях и, так и не найдя его, не можешь обрести душевный покой.
– Ты прав, о, мудрейший, – ответил, вздыхая, странник. – Я действительно всю свою жизнь ищу совершенного человека, мужчину или женщину, но, увы, так никого и не нашел…
– Я знаю лекарство от твоей болезни, – продолжил отшельник. – В общении с каждым из людей ты должен искать лишь то, что тебе по душе, и ничего более, дополняя качества одного свойствами другого и чертами третьего. Тогда в дюжине мужчин ты сможешь обрести хорошего, надежного друга, а в дюжине женщин – великую любовь.
БАНЯ
Хорош Китай при ясной погоде, а в пасмурный день – не очень.
Мелкий занудный дождь зарядил с самого утра, когда еще и рассвести толком-то не успело.
Я подошел к окну и вгляделся в туманную хмарь, сквозь которую едва-едва проступали причудливые очертания небоскребов.
Вспомнилось слышанное в детстве:
С добрым утром, тетя Хая, а-я-яй.
Вам посылка из Шанхая, а-я-яй.
А в посылке два лимона, а-я-яй, —
Вам привет от Соломона, а-я-яй.
Шанхай, город причудливых небоскребов, то приталенных, то неестественно изогнутых. Чего только стоит самая высокая в Азии телевизионная башня с двумя огромными прозрачными шарами, расположенными один над другим.
Шанхай – столица восточной, приморской части страны, которая вся покрыта особыми экономическими зонами.
В позапрошлом веке Шанхай выторговала у китайского императора для себя иностранная коалиция во главе с Англией в результате так называемой «опиумной войны». До этого китайские императоры иностранцев к себе в Поднебесную ни торговать, ни проповедовать не пускали, для общения с «заморскими чертями» был выделен только «плацдарм» на месте нынешнего Гуаньчжоу.
Тогда-то Шанхай и стал впервые зоной международной торговли.
До прихода англичан, французов и прочих иностранцев здесь и города как такового не было, так – рыбачья деревенька, которую иностранное присутствие к двадцатым годам прошлого столетия превратило в «азиатский Париж», со всеми необходимыми атрибутами: шикарными казино, ресторанами, магазинами и, конечно же, – публичными домами.
Затем Шанхай захватили японцы, которых спустя недолгое время выбили китайцы, ну а потом случилась революция, и «азиатский Париж» пришел в полное запустение.
В наши дни Шанхай возрождается, и возрождается «семимильными шагами».
Вчера я приехал на поезде (ничего общего с первым железнодорожным опытом – сидячий вагон для иностранцев напоминал салон самолета, а услужливые «стюардессы» в форменной одежде – генералов какой-нибудь банановой армии) в город Шанхай, наскоро поужинал в ресторане при отеле и завалился спать, чтобы с первыми лучами солнца отправиться на прогулку по второму, после Пекина, городу Китая.
Интересно было сравнить впечатления, и первое я уже получил – встретивший меня дождем Шанхай явно проигрывал солнечному Пекину.
– Трус не играет в туриста! – вслух сказал я, пытаясь взять себя в руки.
Черт с ними, с небоскребами, можно просто пройтись по набережной.
По набережной в такую противную погоду?
А почему бы и нет?
Я побрился, принял душ, оделся, после недолгих колебаний прихватил фотоаппарат и поспешил на улицу, не забыв получить на ресепшн прокатный зонт с логотипом отеля, больше смахивающим на герб средневекового английского города…
Бесчисленное количество самых разномастных харчевен тянулось в обе стороны от отеля. Желание позавтракать «по-шанхайски» заставило меня выбрать один из них и как следует подкрепиться жареным карпом и рисовыми блинчиками с начинкой из морепродуктов. Хотя, может быть, это была свинина со вкусом рыбы, утверждать не возьмусь. Скажу лишь одно – все было вкусно.
Взяв себя в руки, я по выходе из ресторана направился не к отелю, а в противоположную сторону – знакомиться с городом. Правда, шагов через десять пошел на компромисс с собой и остановил такси.
– Юйфосы! – сказал я водителю, стараясь правильно интонировать слоги. Пора бы уже – не первую неделю живу в Китае.
Водитель покивал круглой головой и повез меня к главной достопримечательности Шанхая – храму нефритового Будды...
Храм нефритового Будды оказался пагодой с большим внутренним двором, где стояли жаровни с благовониями. Внутренние помещения храма были уставлены золотыми и каменными фигурами, одна внушительнее другой. Несколько монахов расхаживали по храму и стучали колотушками по доскам, отпугивая злых духов…
Храм как храм. Ничего особенного…
Затем я для полноты впечатлений прошелся пешком по торговой артерии Шанхая – улице Нанкин Лу. Желания покупать что-нибудь у меня не было, по Нанкин Лу я гулял исключительно по долгу туриста. Требовалось составить программу на дальнейшее, но…
В дождь осматривать красивый парк, именуемый «Садом радости», откровенно ломало.
Столь же сильно ломало забираться на смотровую площадку местной телебашни, чтобы разглядывать оттуда свинцовые тучи где-то внизу.
А о том, чтобы совершить на рикше «захватывающее дух путешествие по трущобам Шанхая, и речи быть не могло – что я там в дождь увижу? Грязь и слякоть?
Навстречу мне выскочил китаец с транспарантом, предлагавшим прогулки по реке, но это невинное предложение только лишь ужаснуло меня. Дождь и туман не вызывают желания совершить речную прогулку...
Я вяло оглядывался по сторонам, прикидывая, не стоит ли мне вернуться в отель и завалиться спать впрок, как вдруг мое внимание привлекла весьма симпатичная китаянка в длинном, до пят, национальном платье (конечно же – красном).
Девушка стояла у входа в весьма помпезное здание, фронтон которого был украшен скульптурами псевдоантичного вида. Я без труда опознал лишь Нептуна, и то по трезубцу.
– Миста! Миста! – заверещала красотка, едва встретившись со мною взглядом. – Вэликам ту сан на! Пилисе! Пилисе!
Я уже приноровился к местному английскому, на котором «миста», как нетрудно догадаться, означает «мистер», «вэликам» – «вэлкам», «пилисе» – «плиз», но вот слова «сан на» мне еще не доводилось слышать.
«Должно быть “санни”, – подумал я. – Интересно – чего у них там может быть солнечного?»
Девушка манила меня рукой и повторяла: «Вэликам ту сан на! Пилисе!»
Дом производил впечатление клуба, довольно-таки респектабельного.
Явно не публичный дом – представить, что средь бела дня кто-то рискнул зазывать в бордель в историческом центре Шанхая, было невозможно.
Улыбнувшись девушке, я толкнул тяжелую дверную створку и вошел внутрь.
Не успел я оглядеться по сторонам, как ко мне подошел китаец в белой куртке и таких же белых брюках. Выдав длинную фразу на родном языке, он жестами пригласил меня следовать за собой.
